Не ведая страха...

Владимир Соколов-Ширшов
Фрагмент из повести...

......Никитка, можно сказать, был один - одинешенек среди понурой разнородной толпы пленников, согнанной за колючую проволоку недалеко от сгоревшего поселения с двумя домами на отшибе у перекрестка дороги, где расположились немцы устроив контрольно пропускной пункт…..   
Никитку подобрала после бомбежки бабка Агафья, что была в числе беженцев. А до этого, в поезде, она познакомилась с матерью Никитки и вот теперь стала единственным знакомым человеком, для маленького Никитки, который мало, что еще понимал в резко сменившихся событиях в последние три недели.

Среди согнанных людей, что вдруг оказались пленниками на своей родной земле, детей было мало, так как из пассажиров поезда разгромленной станции мало кто выжил. Да и если бы не бабка Агафья, то и Никитка оказался бы в числе тех выживших в бомбежке детей, оставшихся там, на станции, чья участь, для Никитки осталась непонятной, как ни старался он выяснить своими «почемучными» вопросами у бабки Агафьи, поверив однако в то что, там куда их ведут грозные, страшные и совсем непонятные Никитке дяди, там где-то стоит уже другой поезд и там его ждет мама. Но в реальности, там впереди их ждал не поезд, а перекресток дороги с командой СС сортировавшей пленников в проволочном ограждении и широкий ров.

..........Именно к этому ограждению, в колонне плененных беженцев и солдат, и вышел Никитка с бабкой Агафьей и Анастасией молодой женщиной, что шла рядом с ними, со своей светловолосой кучерявой девчушкой на руках, лет двух не более.
...........И вот, уставшие от перехода люди, оказались за колючим ограждением, расположившись кто, как, прямо на земле, хоть на какое то время передохнуть и осмыслить свое положение пред той неизвестностью, что ждала их .
           Люди были понуры от свалившейся внезапно беды и от подневольного длительного перехода под дулами автоматов, и от палящих лучей солнца и от жажды мучившей и маленького Никитку. И все-все было плохо-плохо,  так горько и плохо, что Никитка даже не очень то обрадовался, когда небольшое облачко, невесть, откуда взявшись на небе, словно зацепилось за край полуденного  солнца, и вдруг пролилось мелким дождичком на сидящих в сосредоточенном молчании пленников.
...........И только маленькая девчушка Анастасии, заметив вместе мамой возникшую в мелком дождичке радугу, вдруг весело и беззаботно засмеялась, протягивая вверх ручонки, так что грустный Никитка в первый момент в некотором удивлении уставился на малышку, под тихое причитание закрестившейся бабки Агафьи.
...........А девочка смеялась, неудержимо смеялась переливистым колокольчиком и ее встревоженная мама Анастасия, невольно просветлев в улыбке и словно забыв про колючую проволоку,  обернулась на понурого парня Андрея, который при переходе, пару раз брал на руки уснувшую малышку, дабы дать отдохнуть Анастасии. И вот ей, как это бывает с родителями при взгляде на своих чад, так захотелось, чтобы и он, Андрей полюбовался  ее малышкой, мило и забавно смеющимся солнышком, белокурым цветочком в кудряшках. И парень, почувствовав взгляд, обернулся к Анастасии, уловив флюиды любви материнского сердца и тут же перевел взгляд на Анишку, звеневшую голоском - колокольчиком. И улыбнулся, а затем и сам добросердечно засмеялся, подмигнув Никитке.

А Анастасия, она уже перевела взгляд  на бабку Агафью, и на смурую Ксению с подвязанной раненой рукой, а затем и на деда Николу и на пожилого солдата и далее, далее, бросая на всех свой лучистый взгляд. И словно говорила – Смотрите! Смотрите, какая у меня славная малышка! Мое солнышко! Слышите, как она смеется! Что же вы такие хмурые. Не верьте, в то, что произошло, это неправда! Это дурной сон. И вот-вот он кончится! Ведь Мир это Солнце добра и света.   
И согнанные за колючую проволоку люди, светлели лицами. И невольно улыбались, при взгляде на развеселившуюся малышку, цветочек, сиявший всем светлой детской любовью.

И даже рыжий немецкий автоматчик, желая, было прикрикнуть, невольно заулыбался поддавшись очарованию детской непосредственности, смеху – колокольчику Анишки,– в то время как некоторые пленники уже не просто улыбались, а и пробовали шутить  отпуская реплики, и уже слышался тихий, возникший то там, то тут непроизвольный доброжелательный смех, как некая нарастающая эйфория. И казалось, словно не одна только Анастасия, вдруг забыла о войне и свое положение пленницы, в котором она и все оказались.
И даже возможно, на какой то момент, забылось о войне и этому рыжему немецкому солдату и второму молодому не старше Андрея автоматчику, который подошел к ограждению заинтригованный детским веселым смехом.
.........И в этом залитом солнцем полдне с легкой спасительной прохладой дождичка, радужно брызнувшего из облака, вдруг, так явственно показалась неуместной, абсурдной изгородь с колючей проволокой, и страшный унылый вид печных труб оставшихся от сгоревшей деревни, и черные воронки от взрывов бомб и  снарядов, и покореженная, смятая пушка на обочине дороги. И эти немецкие солдаты с автоматами, как и все остальные признаки войны, что были и стали явственно неуместными при звонком смехе Анишки и Никитки, который так же вдруг развеселившись, прыгал вместе с ней под каплями таявшего дождя.
И, наверное, и немецкие солдаты, так же почувствовали это неуместное для жизни мира людей – такое страшное явление как война. Явление чуждое понятию и сути христианской любви, потому, как рыжий солдат, перекинув на плече, словно за ненадобностью свой автомат, что-то сказал молодому и тот полез рукой за лацкан шинели, явно намереваясь что-то извлечь из внутреннего кармана.

.........Но вдруг, звук командного окрика и топота сапог подбегавшей команды СС, чужеродно ворвался в обусловленный на какое-то время мир добра. И следом тут же раздались резкие автоматные очереди.

.........Но люди в этот раз не пригнулись рабски, в страхе, и не шарахнулись кто - куда в стороны, а кинулись встреч  свинцовым пулям, желая закрыть собою Никитку и совсем несмышленую Анишку,  чуть запоздало, подхваченную на руки Анастасией.
И хотел ли что-то доброе сделать молодой немец, что стоял у самого заграждения, так и осталось загадкой для Никитки, но он отчетливо видел и запомнил, как молодой немец обернувшись на первую автоматную очередь поднял в вверх руку  крикнув  - Stehen Sie! Alles gut! -  и тут же осел, повалившись набок.
..........А автоматные очереди, не смолкнув, еще более точно прицельно, стали поливать свинцом тех, кто, не смотря на крики –Zu liegen! Zu liegen! Лежать! Schweines!- продолжали стоять, не ведая страха. Стоять даже смертельно раненными. Стоять и падать, как упал пожилой Ерофей и следом дед Никола. И Андрей. А следом и бледная Анастасия, с приникшей крепко к груди, беззащитной и хрупкой Анишкой.
И это было последним, что увидел Никитка.

А когда очнулся из минутного, как показалось забытья, кругом была уже почти непроглядная тьма, холод ливня и боль, что он ощутил своим худеньким плечиком.
И плачь, тоненький, тихий плачь Анишки…