Глава 11.
Октябрь подходил к концу, подступала зима, чего нельзя было сказать по погоде. Она и не намеревалась портиться – дожди практически не шли, деревья, всё ещё золотые, медленно, явно с неохотой, сбрасывали листву. Конечно, воздух становился с каждым днём прохладнее, ночью температура падала даже до пяти-восьми градусов, но это не портило общей картины. Отец Александр любил такую погоду. Зима была слишком холодная, лето – слишком жарким. А такая погода, золотая середина, радовала душу. Было в ней что-то надёжное, спокойное.
Суббота выпала как раз на последний день октября. Погода резко ухудшилась, с самого утра зарядил мелкий и холодный дождик, к тому же отец Александр подхватил простуду и с самого утра сидел дома с температурой.
Юра на обед не пришёл – в последнее время он часто оставался дома. После обеда священник начал собираться на вечернюю службу.
- Странно… Ужасно не хочется на службу, такое бывает редко. Может, дома остаться? Прочитаем вместе вечернюю здесь, а завтра утром в храм? Всё равно погода плохая, может, никто не придёт?
- А если придут? – Лена покачала головой, - ты же никого не предупредил. Даже Любовь Ивановну. Они-то с дедушкой точно придут.
- Да… Может, к ним съездить, предупредить…
- А стоит оно того? Отслужи, самому легче на душе будет. А я пока ужин приготовлю.
- Да, думаю ты права. Заодно к Юре зайду, проверю как он, на ужин приглашу.
Отец Александр хотел ещё до начала службы на пару минут забежать к Юре, но к храму он подъел без пяти минут пять, к самой службе и просто не успевал. В храме было три человека, пришёл староста с женой и ещё одна постоянная прихожанка, женщина лет сорока. Она вместе с бабой Любой пела в хоре. Получалось простенько, иногда даже смешно, но на большее рассчитывать не приходилось.
После службы отец Александр постучался к Юре. Оттуда раздался какой-то резкий шум, как будто что-то упало, а затем наступила полная тишина.
- Юр, это отец Александр. Ты не спишь?
Ещё несколько секунд никто не отвечал, и лишь затем раздался щелчок замка и на пороге появилась фигура молодого человека.
- У тебя всё хорошо? – священник зашёл внутрь. Юрий явно не спал – он был одет в брюки и рубаху, в которых приехал в деревню, похоже, он уже собрался ехать ужинать. Единственное, что не понравилось священнику, это взгляд молодого человека – на первый взгляд напуганный, но в зрачках играл нездоровый огонь, что-то хитрое, что-то лукавое и очень жестокое.
- Да… Конечно, я плохо выгляжу? Может быть, я что-то плохо спал эту ночь. Бессонница замучила. А что у меня не так? Помятый?
- Нет, всё в порядке. Просто ты на обед не появился, мы с Леной подумали, может, ты заболел. Ну, если всё хорошо, поехали ужинать.
- Да, да, всё хорошо. Что-то я и забыл про обед. Какой-то не выспавшийся, весь день как лунатик… А так всё хорошо, - но вместо того, чтобы выйти из дома, Юрий сел на диван и уставился в окно. Священник с недоумением посмотрел на молодого человека и присел рядом.
- Ну, поехали тогда кушать, если всё в порядке.
- Слушай, батюшка… - Юрий как будто и не слышал священника, - помнишь, ты в храме говорил. На исповеди. Что лишь посредник между Богом и человеком?
Священник молча кивнул, хотя Юрий его и не видел. Вопрос был риторическим и не требовал ответа.
- Ты ещё говорил… Говорил, что всё, сказанное на исповеди, остаётся только между священником и человеком. А Богу… Богу и так всё известно. Это надо самому человеку. Это мне надо, помните?
- Помню, конечно помню.
- Ничего не изменилось? Эти слова остаются в силе?
- Да, конечно. Но только если ты решил искренне исповедаться, а не просто для формы. Понимаешь, исповедь предполагает и покаяние – надо не только назвать грехи, но и искренне хотеть исправиться.
Юрий задумчиво смотрел в угол, а затем кивнул.
- Да. Я хочу исправиться. Вы бы знали, как я устал… Мне так сейчас нужна хоть чья-то поддержка, что я готов поверить во Христа. Я хочу довериться Ему.
- Хорошо, давай попробуем. Вставай, - отец Александр снял с полки Евангелие, положил перед собой на стол, достал с иконостаса небольшой медный крест, повернулся лицом к иконам и начал читать по памяти молитву перед исповедью. Он называл грехи, в которых человек может покаяться, говорил, что Христос незримо стоит рядом. При этом сердце бешено билось. Как в первый раз на исповеди. Тогда, ещё совсем юный, он исповедовал молодого человека, когда первые сорок дней служил в Самарском кафедральном соборе. Как же он боялся, что не сможет ничем помочь молодому человеку, что не поддержит, но больше того, что услышит и осудит. Осудит и не простит.
И сейчас священник ужасно боялся. Он очень хотел, чтобы Юрий воцерковился, чтобы исповедался, причастился, но сейчас готов был отдать всё что угодно, лишь бы тот исповедовался где-нибудь в другом месте. Но молодой человек стоял рядом, серьёзно слушал молитву и иногда крестился.
Священник закончил читать и воцарилась гнетущая тишина, которую срочно надо было нарушать.
- Ну, подходи, - священник нагнулся, приподнял епитрахиль – небольшой кусок ткани, который на службе носит каждый священник – только накрыв им голову исповедующегося священнику разрешено отпускать грехи, за исключением некоторых особенных случаев. Юрий наклонился практически к уху священника.
- Отец… Я даже не знаю как начать… Я до сих пор не понимаю как вообще решился на исповедь. Понимаете… Да нет, вы не поймёте, я буду говорить Богу… Бог… Господи… Ты всё видишь. Я не хотел сегодня идти на исповедь, я совсем не хотел идти на исповедь. Я сейчас собирался уехать в город, у меня опять начался этот припадок… Нет, конечно, это самооправдание, это не припадок, это всего лишь моя похоть. Я ужасно захотел женское тело. И готов был снова сорваться. Господи, Ты всё видишь… Отец, может, можно не говорить?
- Нужно сказать. Обязательно. Ты должен выговориться.
- Да… Хорошо… Господи, Ты всё видишь, но всё же скажу… Началось в четырнадцать лет, когда я переспал с моей учительницей по физике. Она была на пятнадцать лет старше, но мне тогда ведь было всё равно. А потом я только и мечтал, что о женщинах, о женских телах, но до двадцати одного у меня так и не было девушки. И тогда у меня сорвало голову. Именно тогда я подкараулил девушку ночью и, угрожая ей ножом, изнасиловал её.
Отец Александр молился про себя, тихо шевеля губами, стараясь не осудить, не обвинить Юрия. Но глаза его сузились от страха – похоже, его опасения оправдались. Выслушать придётся слишком многое.
- Мне было противно…. На самом деле. После этого я год стороной обходил людей в милицейской форме, всё ждал, что с минуты на минуту за мной придут и заберут, но всё было хорошо… И я успокоился. Тогда у меня появилась постоянная девушка. Потом вторая. Но глаза той, изнасилованной, стояли перед глазами. Они вызывали одновременно и страх и не здоровую радость. И через четыре года я изнасиловал ещё одну девушку. На этот раз совсем молодую, ещё школьницу…
Отец Александр с силой сжал плечо Юрия и закрыл глаза. Молитву он уже произносил вслух, тихо-тихо, чуть слышно: «Господи, Иисусе Христе… Боже наш… Помилуй нас, грешных…»
- А потом я не смог остановиться. И пошёл третий раз. Почти сразу же, даже не боясь, что меня поймают. Даже, если честно, надеялся на это. Но никто не поймал. И я пошёл в четвёртый раз. Но в этот раз девчонка попалась боевая. И в тот момент, когда я начал своё дело, она попыталась вырваться, ударила меня по лицу. И я… Я ударил её ножом. Потом ещё раз. И ещё.
Священник дёрнулся и молитва замерла на устах. Всего на секунду. «Господи… прости… грешных… Господи…» В горле пересохло, хотелось бросить всё, оттолкнуть этого человека, который стоял рядом, также близко, как, быть может, стоял около той несчастной девушки. И, скорее всего, нож был сейчас у него в кармане. В глазах появились слёзы. Может, от жалости к этому человеку, но скорее от какой-то невыносимой, тяжёлой тоски.
- Господи… Это потом меня тошнило, было страшно, я ненавидел себя, рвал волосы на голове, но в тот момент, когда я бил ножом, я испытал ни с чем несравнимое удовольствие. И самое страшное, Господи, что я не сошёл сума. Я был в здравом уме… И я сбежал. Сбежал в это глухое село, надеясь только на чудо. Надеясь здесь спрятаться от ужаса, который испытывал, от угрызений совести… И знаешь, Господи, а… Ты, конечно, знаешь… у меня получалось первое время получалось… Хотя кому я вру… Ещё стоя рядом с тем знаком, «Вперёд к коммунизму» я уже знал, что вернусь, что не смогу без какого-то волшебства остановиться. Так и получилось. Помните, тогда, я уехал из Благодаровки? Именно тогда я опять пошёл на дело. И знаете? Я стоял в двух шагах от предполагаемой жертвы и ничего, не мог двинуться. Она прошла, я вот-вот готов был её схватить. У меня бы всё получилось, точно вам говорю…
- Ты не мне говоришь, Богу… - выдавил священник. Юрий на секунду замолчал. Его почему-то задели эти слова.
- Да, конечно… Господи, Ты видишь всё, я не напал на эту девушку. Не смог. И тогда уже понял – я должен пойти на исповедь. Это мой единственный шанс на спасение. Я больше так не могу. Господи, Ты можешь мне помочь. Ты должен мне помочь…
Юрий замолчал. Его лихорадило, но он не поднял головы, ждал слов священника. А тот не мог ничего ответить.
- Всё?
- Да… Это главное, что я хотел рассказать…
- Господи, силою… уврачуй…раба Твоего Георгия… - отец Александр перекрестил голову исповедника и снял епитрахиль. И тут же отвернулся. Чтобы не смотреть в глаза Юрия. Чтобы не прочитать там всё, что он сейчас рассказал на исповеди. Чтобы не показать, что не смог выполнить обещания, что осудил.
- Мне надо идти, - тихо, но твёрдо сказал он, - завра приходи на литургию. До причастия допустить не могу, но если серьёзно хочешь принести покаяние, нам будет о чём поговорить.
Затем, не дожидаясь ответной реплики он быстро вышел из дома и не оглядывался назад до тех пор пока храм не скрылся из виду.