Девятое мая. Я, мои знакомые по лицею стоим на высоте, что под Дмитровом. Здесь происходил переломный момент в войне. От Кремля всего двадцать три километра. Все понимали, что если немцы перейдут канал имени Москвы и прорвутся дальше, то Советский Союз падет, кали пали до него Польша и еще половина Европы.
Чуть больше шестидесяти пяти лет назад здесь происходил один из важнейших боев. Против танков немцев было совсем немного русских всего с двумя пушками. Жестокий бой, но мы смогли его выстоять. Мы смогли победить.
А теперь памятью служит огромный памятник этим воинам, что высокой башней возвышается у нас за спинами, а мы смотрим на спуск к каналу. До него всего сотня-другая метров.
- Мы сейчас с вами стоим здесь. Жарко, дует резкий ветер, но сейчас от него нам становится лучше, правда? – тихо заговорила экскурсовод, устремив свой взгляд куда-то в пустоту. Видимо, работа гида сказывается на восприятии войны и ее ужаса. Она действительно понимает весь ужас. – А теперь представьте этот ветер здесь много лет назад, зимой, когда температура была минус сорок градусов. Представьте, как на вас идут уже преодолевшие канал танки. Попробуйте.
Я закрыла глаза и, к своему великому ужасу, представила.
Я увидела эти танки. Огромное количество их было на том берегу, и они неторопливо переходили канал по тонкому льду, под которым нес свои воды бездушный канал, который пропускал их. Которому было без разницы, сколько людей погибнут из-за его милости. Я увидела моих товарищей, которые стояли у пушек, которые стреляли в те танки, что уже шли на нас, что были на нашем берегу. И я видела ужас в их глазах от тех тонн смертоносной стали, что шла уверенно и периодически выстреливала в нашу сторону. В мои уши ударил шум двигателей, свист ветра, забирающего под одежду и просто замораживающего на месте, крики «Да целься ты, давай же! Они близко! Вон в того стреляй!» или «За Родину! Мы сможем! Мы победим…»
А еще я видела снег. Снег, медленно краснеющий от крови моих сослуживцев, которые, несмотря на раны, продолжали сражаться или которые уже не могли ничего сделать. Лишь серая одежда, ставшая темно-красной, да тот же красный снег под ними. И никто не мог их утащить с поля боя, было просто некому, все сражались не на жизнь, а на смерть.
Вот рядом со мной пал еще один мой товарищ. И мне почему-то отчетливо казалось, что он мне очень близок, что мы с ним – лучшие друзья, что мы сидели по вечерам с нашими алюминиевыми кружками с чаем или просто водой и обсуждали наши планы на будущее, когда мы победим. Мы действительно верили в победу. Но он упал на снег, окропив его красным и, бросив взгляд на меня, в последний раз разлепил пересохшие губы и прохрипел: «Прошу, выдержите, победите…»
Привкус страха и боли неприятно ощущался на языке. Хотелось убежать, но останавливала мысль, что если убегу я, за мной убегут остальные, то не будет больше нашей Родины, не будет у нее будущего, именно из-за того, что я убежала оттуда.
И я воспряла духом. Взяла ружье и начала стрелять, стрелять, стрелять, лишь бы не пустить поганцев, лишь бы не пустить… Так я и стреляла, пока осколки от снаряда, упавшего совсем рядом, не впились в меня, в секунды высасывая жизнь. В глазах почти мгновенно потемнело. А в ушах постепенно затихали звуки выстрелов. Увы, я не могла выполнить обещание, данное ему.
Очнулась я уже в своем времени. Меня рьяно тряс за плечо мой одногруппник. Видимо, я упала в обморок, так сильны были мои… воспоминания? Что вообще это было?
- Ха-ха, смотри, там девчонка грохнулась в обморок! Да еще и рыдает! Истеричка! – раздался чей-то голос совсем неподалеку. Я обернулась и увидела двух пацанов, лет шести-семи. Заметив мой взгляд, они громко и злобно расхохотались.
В моей груди закипела ярость и ненависть. Да как они смеют смеяться над моими чувствами, когда я поняла весь ужас того, что было и цену победы.
- Да вы вообще понимаете, сколько на войне погибло людей? – тихо спросила я, едва сдериваясь. – Двадцать три миллиона.
- И что? Дура, это уже прошло! – снова хохот.
Я медленно поднялась с земли и подошла к одному из ребят, схватила его за горло и зашипела:
- Мерзкий мелкий идиот… - замахнулась было кулаком, чтобы стереть с его лица улыбку, чтобы разбить его так нагло вздернутый нос, чтобы из него потекла кровь… кровь?
Мой взгляд невольно устремился на памятник, на верх, где стояла статуя воина. И, это, конечно, были глюки, но мне показалось, что он смотрел на меня с укоризной и будто говорил: «Дурочка, не будь такой, как они. Не надо осквернять память моих товарищей, хорошо?»
А ведь и правда… Так я стану такой же, как эти двое, как фашисты, поскольку буду заставлять силой делать то, что мне надо.
- Если бы здесь не было этого памятника, а эта земля никогда не знала бы крови, то я бы тебя хорошо отметелила. Но я хочу надеяться, что во всем виноват твой небольшой возраст, и что со временем ты все поймешь.
Я отпустила мальчишку и вернулась к своим, пытаясь успокоиться. А по щекам текли слезы… невольно.
Я ненавижу слезы. Но сегодня… Сегодня я дам себе слабину и позволю молча поблагодарить всех тех, кто погиб за счастливый завтрашний день.
Спасибо вам, дорогие ветераны и погибшие на войне, что вы победили.