Запахи детства

Алена Снегирь
Недавно волей случая посчастливилось мне побывать там, где всё знакомо с самого раннего детства, где так и кажется – витает его запах. Гайдара – 6. По этому адресу сейчас высится многоэтажка, с неким учреждением от городской администрации на первом этаже. А раньше здесь стоял двухэтажный деревянный дом, построенный моим дедом вместе с его друзьями на шесть семей. В этом доме жили первое время после замужества и моя мама с семьёй, и её сестра - со своей. И здесь мы собирались все вместе каждое воскресенье и на праздники. Мы – это в первую очередь - мои брат, двоюродная сестра и я. Но кроме нас приходило гораздо больше людей - родни, друзей и знакомых. Ведь хозяева были самые радушные и гостеприимные люди, каких я знала когда-либо. Здесь всегда было шумно и  весело. Огромный, раздвижной на всю комнату, стол ломился от всевозможных блюд, как говорила бабушка, «кур-гусей полно жареных».

Деда Витю, Виталия Сергеевича Якунина, мы никогда не называли дедушкой. Слишком немощно это звучит и неподходяще. И по имени не называли. «Деда» или «дед» - ему больше подходило. Это был богатырь, человек-гора! Это сейчас я знаю, что огромное количество людей имеет избыточный вес. А тогда его 120 кг меня страшно пугали. И дело не только в росте, обхвате и весе. Он весь был просто необъятен!

Авторитет деда был непререкаем – и на работе, где он был первым человеком, и, конечно, дома. Дед был главой семьи – вне всякого сомнения. Всё, что происходило в доме, вертелось вокруг него. Дед сам был человек-праздник, фейерверк! Он просто затмевал собою всё вокруг! Он всегда много шутил, пел, к праздникам сочинял стихи и рисовал яркие плакаты. Главное, что бросалось в нём в глаза – доброта, неиссякаемый оптимизм и остроумие. Деда было слишком видно и слышно, и если он находился рядом, то и осязалось вполне чувствительно. Из озорства он мог, проходя мимо, ткнуть кого-нибудь из нас, внуков, в бок своим ногтем на мизинце, специально отрощенным «для технических целей». И услышав привычное: «Ну деда!», он шёл дальше, как ни в чем не бывало. Или как бы случайно мог наступить тебе на ногу и задержаться на ней на несколько долгих секунд, глядя невинно в пространство и делая вид, что не слышит, как ты визжишь, пытаясь освободиться.

Но «морскому бою» научил нас тоже он. И такие понятия, как «линкор» (4 клеточки), «эсминец» (2 клеточки) мы узнали именно от него в связи с этой игрой. Еще были «крейсера» (3 клетки) и «подлодки» (1 клетка). Отличить эти корабли я и сейчас вряд ли смогу, но прихвастнуть в детской компании знанием морской терминологии было не лишним.

Его верная спутница, наша добрая бабушка Тоня, была на двенадцать лет младше деда. Мягкая по характеру, она казалась полной его противоположностью. Но это была идеальная семья. Они прекрасно дополняли друг друга. В последние годы жизни он сильно болел, и бабушка безропотно и ласково ухаживала за ним, будто не обращая внимания на его габариты. Когда деда не стало, она очень скучала о нём, только о нём и говорила, плакала, и всё просила прощения у своего Витеньки, хоть и не за что было...

Бабушка отлично готовила и пекла. Но и дед любил «побаловаться» на кухне - готовил суп харчо, например, или чахохбили («чехом били», как он выражался). Но больше он любил сладкое. Чак-чак, морковное и ореховое печенье, лимонная коврижка – это были его фирменные блюда. Раскатывать тесто, вырезать его формочками на печенье или взбивать крем для кухона (торта по немецкому рецепту, ставшему традиционным) он нас учил уже тогда, когда мы, кажется, и говорить-то еще не умели. Ах, этот запах сдобы, апельсиновой корки, высушенной и перемолотой в пыль, ванили и корицы...

В памяти всплывает крутая лестница с крыльца на второй этаж и вечно липкая, окрашенная суриком, дверь в квартиру. Внутри же можно было найти массу любопытных вещей. Нам нравилось пощелкать клавишами на стоявшей под столом старой пишущей машинке и покрутить металлический календарь с выскакивающими откуда-то изнутри датами.

Дед с бабушкой выписывали массу серьёзных газет и журналов. Для меня самым интересным был журнал «Крокодил» со смешными картинками, короткими фельетонами и анекдотами. Было там и много с моей точки зрения ненужного - про политику и экономику. Крокодил на рисунках то кусал кого-то, то улыбался своей зубастой, но милой улыбкой. И внешне напоминал деда, такого же большого, неспокойного, остроумного и доброго. Первое, что я делала, приходя в гости - забиралась на высокую железную кровать и изучала эти журналы, начиная с конца.

Дед был неистощим на выдумку. Ему нравилось изобретать и мастерить разные хозяйственные мелочи для дома. Для себя он, шутя, сделал кресло-качалку, намного его пережившую. А в спальне, напротив кровати, одной стороной к стене был привинчен стол, который дед смастерил своими руками. Его прозрачная столешница в деревянном обрамлении висела вертикально, как окно. Когда нам хотелось срисовать какую-нибудь картинку, столешница поднималась, ловко закреплялась, и включалась подсветка снизу. Что такое калька, миллиметровка, копирка, рейсшина и теодолит, я узнала в этом доме. И только потом, повзрослев, я поняла, что все они, и стол этот, предназначены были не для игры, а для работы. Ведь дед был геодезистом.

С наступлением весны детям открывался выход на огромный застекленный балкон, уставленный по периметру длинными деревянными ящиками, в которых к лету вырастали  помидорно-перце-баклажанные джунгли. Через балконное стекло мы наблюдали за птицами. Дед закрепил снаружи балкона поднос-кормушку. Голуби и воробьи стаями слетались туда и устраивали нешуточные бои среди гор пшена, сухарей и остатков хлеба, оставшегося от обеда. Наблюдая за ними, мы поняли, что не у всех птиц «птичьи мозги». Особо наглые воробьи проявляли недюжинную хитрость и смелость, добывая себе пропитание. Они падали камнем в гущу голубиной толпы и умудрялись отбить лучшие куски хлеба у голубей.

Мы часто играли в прятки. Благо, мест в доме и во дворе было достаточно. Особенно нравилось прятаться в таинственной темноте старого сарая, представляя себя главным героем сказки о золотом ключике, среди полок, заставленных старой домашней утварью и инструментами. Сарай нечасто забывали закрыть на висячий замок, а потому искать там обычно не приходило в голову. Ненайденный счастливый буратино всегда выходил из сарая победителем. Играли мы и в другие игры - в пятнашки, в выжигалы, в логические игры. Была такая игра, например, в "барышню-мадам", которой прикатили чемодан, и у которой спрашивают - поедет ли она на бал, и что наденет, и с кем поедет, и ещё много чего другого каверзного спрашивают. А "мадам" ни в коем случае не может отвечать "да" или "нет". Так непросто было удержать себя и сразу не ляпнуть "нет!". И удержаться от желания толкнуть сестру, обидевшую тебя глупым вопросом. Это были первые уроки русского языка. А также - вежливости и терпения.

Во дворе росла огромная черёмуха с качелями для нас и с турником для взрослых. В мае она покрывалась гроздьями душистых цветов. Когда приходило время созреть ягодам, мы с азартом взбирались на дерево, как обезьяны, набирая полные пакеты вяжущей ягоды для пирога, набивая ею рты и демонстрируя потом друг другу фиолетовые языки.

За домом на небольшом клочке земли хозяйки держали небольшой огород, и бабушка иногда посылала нас туда на прополку. Неаппетитность этого занятия скрашивалась вкусом вишни с участка соседки Терсковой с первого этажа. Зная о нашей любви пропалывать огород в районе её кустов вишни, Терсиха с грозным видом выходила на крыльцо, и потому мы так ни разу и не смогли от пуза насытится вкусом этих ягод.

За нашим забором, сразу через дорогу, находился Детский Парк. Собственно, он и сейчас на том же месте. И сейчас мы знаем, что он - единственный для всех детей города. А тогда он был – как приложение к дому деда. Он был для нас родным. И мы были ему родными. Тогда в Детском Парке еще была карусель и качели-лодочки, абсолютно бесплатные. К сожалению, время стёрло из памяти имена-отчества тётенек, работавших там. Именно нам троим они доверяли право дежурить, то есть нажать на черную кнопку карусели, запуская её, и потом – на красную, останавливая. Но карусель – это для малышей. Больше нам нравилось дежурить на лодочках. Только нам доверяли, повиснув на огромном рычаге, опустить его так, чтобы лодка затормозила плавно, без резкого толчка. Ну и конечно, кататься нам можно было без очереди, по блату!

Недавно мне довелось в другом парке прокатиться на лодочке вместе со своими детьми. И ожило то ощущение полёта! Лодка, как живая, поддаётся твоему стремлению раскачать её максимально. Когда находясь на пике, слегка подпрыгиваешь, и лодка стремительно летит вниз, набирая скорость, в этот момент чувствуешь уверенность, сменяющуюся при подъёме назад трепетом, заставляющим крепко вцепиться в поручни, чтобы не вылететь. Мои бедные дети! Они были в ужасе и умоляли скорее остановить качели! Для них это развлечение оказалось сродни катанию на американских горках или просмотру фильма в 4D-формате! А ведь мы так и катались в детстве, споря, кто быстрее разгонит лодку до стука на самом верху. Только нам такое позволялось, на зависть остальным посетителям аттракциона, с открытыми ртами наблюдавшим за нашим полётом.

Перед походом в парк мы совершали своеобразный ритуал. Возле парка, на углу, продавался квас из жёлтой бочки на колёсах. Дед выдавал нам трёхлитровый эмалированный битончик, и, отпустив очередную шутку вроде «Зачем вам деньги? С деньгами и дурак купит!», с улыбкой протягивал 40 копеек. Пользуясь тем, что 12 копеек умножить на 3 литра - меньше, чем 40, мы просили тетеньку налить нам по самый верх. Киоскерша отмеряла поллитровыми стеклянными кружками этот прохладный, шипучий, ни с чем не сравнимый напиток (пожалуй, только с лимонадом из автомата), потом долго ждала, пока пена осядет и доливала до конца. И мы, не отходя от бочки, по очереди с наслаждением прикладывались к битончику, отпивая до отметки. Сейчас на месте той жёлтой бочки - табачный киоск, в котором детское сердце уже ничего не греет.

Какими огромными казались нам золотые львы, сидящие напротив бочки по обе стороны от лестницы в несколько ступеней! Помню, мы с трудом забирались на них, чтобы сфотографироваться. Сейчас они, по-прежнему, на своем посту. Что они охраняют? Вот увидела их снова и подумала - наверное, наши воспоминания о детстве, когда всё было огромным, ярким и сказочным, и даже запахи были другими...

(На фото автор - слева, вместе с сестрой и дедом.)