О Победе без Сталина

Сергей Лебедев 3
Вопрос здесь, как можно догадаться, уже не в Сталине. Сталину уже все равно, что о нем скажут здесь – он находится в ином измерении бытия. Никакие наши «приговоры» и, напротив, восхваления ничего к нему не добавят и от него не отнимут. Мы не отомстим ему и не отблагодарим его, как бы мучительно нам этого не хотелось.

Вопрос в том, что повлечет за собой для нас принятие нами той или иной позиции по отношению к исторической фигуре Сталина. А в том, что потянет, и многое, можно совершенно не сомневаться. Самосознание общества – материя на редкость целостная, хотя иной раз она выстраивается по причудливым «лекалам». И потому надеяться, что вот, мол, похороним окончательно ненавистного тирана, и все плохое автоматически сгинет, а хорошее останется на своих местах, весьма наивно.

Прежде всего, нам следует отдавать себе отчет в том, что заполнит то «пустое место», образовавшееся в нашей истории после того, как в ней – гипотетически – будет окончательно низвергнут Сталин. А с этим теснейшим образом связан другой вопрос: что неизбежно будет низвергнуто вместе со Сталиным?

Очевидно, что образ Сталина, будучи окончательно приговорен к "исторической смерти", «потащит за собой» и смыслообраз Народа-Победителя – слишком прочно они оказались спаяны в сознании поколений этого самого народа, и не только благодаря многолетней массированной официальной пропаганде. Все попытки расколоть и противопоставить эти два образа через безудержное использование идеологемы репрессий, начиная с Хрущева в государственной политике и Солженицына в большой литературе, не смогли достичь конечной цели. Сплав, закаленный в чудовищной экзистенциальной топке Войны и вылившийся в Победу – одну на всех, где не постояли за ценой – поддается только сплаву сопоставимой силы. А он может родиться только в вулканических глубинах Истории и не по зубам отдельным креативным личностям и коллективам политтехнологов, какими бы мифотворческими талантами (и денежными средствами) они не обладали.

Но если эту скрепу разрушить земными средствами невозможно, то другую – ту, которая связывает идею Народа-Победителя с умом и сердцем каждого из нас – ослабить и в перспективе свести на нет вполне реально. Поскольку она лежит уже в пределах "царства свободы" человеческого выбора.

Мифологема, согласно которой войну выиграл мистической силой духа «простой народ», зажатый между военной машиной врага внешнего (Гитлер) и репрессивной машиной врага внутреннего (Сталин), конечно, способна потрясти воображение. Но, не говоря уже о том, что, идя с кулаками на танки и авиацию (а все, кроме кулаков, обеспечивалось четким и отлаженным государственным управлением), можно только героически погибнуть, в идею народа, идущего на бой, отдающего последнее фронту, терпящего немыслимые жертвы и при этом побеждающего врага ВОПРЕКИ собственному руководству, в глубине души не верится. Вот так, по-станиславски – «Не верю!». Какая бы пропасть и какие бы счеты между ним и этим самым руководством ни были раньше, Нашествие, подобное гитлеровскому, отодвигает их на третий, если не десятый, план. Внутренние распри забываются перед лицом внешнего Врага и более чем возможной гибели. Эта закономерность универсальна, и СССР военных лет не стал исключением. «Царство, разделенное в самом себе, не устоит» – и уж тем более у него не было шансов устоять перед силой, рванувшейся на нас в 41-м. Не убеждает и этот довод – спросите у оставшихся в живых ветеранов.   

Так или иначе, Великая Отечественная (Освободительная, Искупительная) война закончилась Победой, которую можно было одержать только предельной сплоченностью и концентрацией всех сил и средств. Такая сплоченность не может быть достигнута посредством «рыночно-демократических» отношений, которых, к тому же, в СССР 41 года давно не было. В истории известно только два социально-технологических гипермеханизма экстремального единения социума: подавление и воодушевление.

Соответственно, остается одно из двух: или Победу одержала «нация рабов», превращенная злым и дьявольски расчетливым руководством в военно-трудовую мегамашину для осуществления его имперских замыслов, или же эта нация действительно стала единым одухотворенным целым с руководящей элитой, олицетворяемой «Вождем времен и народов». Tertium non datur, а все имевшие место исключения лишь подтверждают правило.

 В первом случае мы получаем абсурд в определении (не говоря уже о фактической стороне дела). Воюя с нацистами, наши недавние предки менее всего походили на забитых и задавленных тоталитарной властью человеческих существ, лишенных внутренней свободы, инициативы и смекалки. Не говоря уже о том, что при таком раскладе была бы невозможна, как таковая, ни Отечественная война, ни Победа.

(Но, даже приняв – ценой колоссальных интеллектуальных усилий – эту точку зрения, мы не приходим ни к чему положительному: ведь если «усатый тиран» действительно смог превратить нас в толпу зомби, то честнее будет вычеркнуть себя из истории вместе с ним. Ибо тогда что же мы за народ?)

Если же мы хотим сохранить хотя бы какое-то положительное историческое самосознание и вместе с тем не отрываться от твердой почвы фактов, то нам остается принять последнюю точку зрения. Именно: в истории был, по крайней мере, период, когда правление Сталина не было антинародным. А было самым что ни на есть народным. Как бы эта мысль нам сегодняшним ни претила.