***

Красиловец
Игорь Красиловец
ДЕВЯТЫЙ КВАДРАНТ
Рассказ
Красный,
Красный,
Такой родной красный.
Вот - жёлтый. Все по плану, по порядку.
И зеленый, наконец! Марш, марш! И - не рассуждай! У начальства объяснения не спрашивают. Тем более, если оно тебя повышает. Да и отвечать потом будешь за большее, если что ... Но пока - радуйся. Улыбайся в усы. Когда усы отпустишь. Как будешь впредь - с лампасами и без усов? И курить бы бросить - жару стал переносить с трудом.
А главком как сказал: «Будешь у меня с лампасами добрячий казак!» -Э-ээ, нет, наше дело - летать. Тихо, не вскочи на переходе под машину, казак! И не забудь Вовке костюмчик модный купить. Венгерский, как просил. Для жены - то не забудешь - столица ведь кругом, всего навалом!
А хороша Москва с новыми шпилястыми громадами! Особенно, если ты - командировочный. Хотя в твоем родном городе высотки строили уже после революции. Но - золотая моя Москва! Пахнет асфальтом и цветами. За это и воевали. Да за этих вот шкетов - глянь! - скачет через улицу, где ни попадя. Нет на вас гаишника, детки!
«Свободу Патрису Лумумбе!» — на плакатище. Африка тоже почти наша? Жаль Париж - рвутся пластиковые бомбы среди бела дня - сепаратисты недорезанные! У нас-то все в порядке и мы идем уже другим путем. Создали на глобусе второй пуп и наш пуп - круглее штатовского!
Опять красный загорелся, что ты будешь делать!
Вот с такими добрыми мыслями Иван Никитович Сиволап, вызванный в саму Москву авиационный полковник, отмерял парадными сапогами столичные улицы. Нос картошкой, руки не по росту разляпистые, но глаза – с хитрецой. Она, хитреца, в армии тоже нужна. Начиналось знойное лето и времена были хрущевские.
Сегодня его, замначальника летного училища по боевой подготовке, принял Главнокомандующий ВВС. Маршал сказал: Проведешь, мол, Иван Никитич, свои выпускные стрельбы дома - и собирайся через всю страну, на Дальний Восток. Возглавишь там авиацию округа. Надо, понимаешь, укреплять наши пограничные рубежи! А то ведь лезут бывшие союзники, наглеют что ни день, мать - перематъ! Так уж ты, будь добр, насыпь им там на хвост перцу с солью, мать ...! Мы тебе туда и новую технику поставим, и звание генеральское дадим. Вскоре.
- Служу Советскому Союзу! -
И какой человек, пусть даже штатский, не поймет тут триумфа полковника Ивана Никитовича Сиволапа! - трудно ответить.
Признали, значит. Раз уж уберегла меня судьба и в Испании, а тем более в Отечественную - буду теперь генералом служить, коль порядок меня тоже любит. Надо все еще раз перепроверить, матчасть ... и с синоптиками держать постоянную связь. Электронику будем осваивать, что ты ...!
Ну, красоты все московские я помню и с прошлых наездов ... А вот и ГУМ!
В целом, командировка закончилась четко: билеты - по брони в спецвагон, покупки - в сетках-авоськах, и через полтора суток, воскресным утром, я с небритой верхней губой уже пересаживаюсь дома с фирменного поезда на дачную электричку - надо было обрадовать жену.
И она обрадовалась. Ну - прямо на помидорных грядках!
«То-есть не дождусь я, значит, урожая с этих кустов? Для души ведь сажаем, Ваня! Впредь скажут: не генеральское это дело - в земле копаться, Иван ты мой Никитич ... Ладно, абонементы в оперу мы сдадим. Там, на Востоке, в школу куда-нибудь устроюсь - черчению учить. Вовчик наш, правда, институт пока не закончил, надо что-то решать ... И хоть рано ты усы генеральские отпускаешь - думаешь, не вижу - все ж садись в машину!» -А я - без «прав», ясное дело.
Тут моя Вера Романовна, крупная дама с темной косой, преподаватель начерталки «в восьми квадрантах», вымыла руки и повезла меня в город на нашей семейной «Победе», рассуждая по пути, стыдно ли быть знатными и богатым в нашей богатеющей на глазах стране. Но вот бас Гмыря должен приехать в город, петь «Сусанина» - так не услышим ... А жаль!
В следующее воскресенье и отстрелялись. Выпускные стрельбы по «колбасе» велись из крупнокалиберных пулеметов. «Колбасой» по старине называли надутый воздухом конус, влекомый в небе транспортником. Это происходило в двенадцати километрах от города, который жил как всегда своей воскресной жизнью шумный, гудящий, кричащий. Стрельба туда и не доносилась.
Все было привычно распланировано: кто стреляет, в какую сторону, на какой высоте - многолетняя практика Сиволапа и всех его подчиненных не знала сбоя. Целый день гудели реактивные турбины, дырявились конуса-мишени, радостные курсанты после посадки рассматривали результаты своего «творчества». Кончилось как всегда - полевой горячей кашей из походной печи, прямо здесь же, на молодой травке, у взлетной полосы. И внезапно - неучтенными «ста граммами» от самого полковника - так он решил, не оглашая своего будущего отъезда, отметить этот день вместе с учениками. Ну все прошло славно!
А ночью рванула гроза. Гремело-полыхало над довоенными высотками, плюхало в открытую балконную дверь. Пришлось вставать, закрывать. Как всегда, нашлась жена: «Что это, Ваня, продолжение твоих стрельб? Как в кино».
«Аа-а! Начертательная геометрия в девятом квадранте, положенная на увертюру к «Сусанину» пошутил еще Иван Никитович, ложась вновь. Устал - таки. «Их всего - восемь!» - услышал, засыпая.
Утром он вышел на балкон своего третьего этажа как всегда, с коробкой «Казбека». Размял папиросу - но пахнуло озоном, было свежо по-летнему, невдалеке сиял огромный монумент мировому поэту и у подножия его уже копошились три женские фигурки, высаживая цветы на газон. «Благодать-то какая, и парк вокруг...» - размяк Иван Никитович - и смял коробку папирос. Раз и навсегда!
Вдруг он увидел, как к их дому подвернула черная «Волга». И успел подумать, что если на номере первая пара цифр будет «00», то это как бы не по его душу. И тут же зазвонил телефон - действительно, Ивану Никитовичу передали вызов в обком компартии и прислали за ним машину с сопровождающим. «Вовремя бросил курить, называется».
Таков, значит, у них порядок. С сопровождающим. Я вообще мог бы и без машины их обойтись с двумя нулями - идти всего полтора квартала. Молчат. Так - не вызывали пока. А что же не к главному входу везут? Во двор, через чугунные ворота. Автовышка какая-то внутри... Кто это там под стеной во дворе стоит? Сам первый секретарь обкома! И еще один - помню, из органов,  хотя в штатском. Здороваются нормально оба, но хмурь, ох, хмурь!
Первого я давно помню, он с партизанским прошлым. Другой знает все и обо всех. Но что говорят!! Что наши очереди попали в простенок между окон коридора третьего этажа!!! И даже снизу видно - торчит - таки череда пуль крупного калибра! Целые поросята прямо! Полоса наискось, начерталка в девятом квадранте! Хорошо, никого в коридоре не было в воскресенье, а то бы!!! И такая же очередь врезалась в глухую стену соседнего жилого дома. Поросята в девятом квадранте! Это случайность!
«Это не та случайность, которая нужна нашему рабочему классу! Эта случайность нарушает объективные законы! Да при Сталине ты знаешь, что бы с тобой сделали!? Ты знаешь, что об этом уже сам Хрущев знает?! Он орал: пусть сам и выковыривает, и заштукатуривает стену. Хоть собственными усами!. И - в лейтенанты, в лейтенанты!».
Подгоняют автовышку. Несут ведро с цементным раствором. Извинения не помогут, «стрелка» не определить. Напрасно бросил курить!
Инструмент штукатурный ... Да что же это?! В лейтенанты - так ведь в нашей же армии! Я готов. Но на стену не полезу - это унижение! Я боевой офицер! Знаю, что и Вы тоже ... должны понимать. И Хрущев тоже должен понимать, хоть он и в самой Москве сидит. Курить - а-а-а. Не нужен нашему рабочему классу девятый квадрант!
Иван Никитович Сиволап, полковник авиации, с расстегнутым воротом кителя быстрым шагом вышел через чугунные ворота обкома. Его не задерживали. Он прошел квартал с небольшим по центральной улице своего родного города, не видя прохожих, не слыша гудков автомобилей и троллейбусов, не замечая работавших с цветочной рассадой у памятника. Он вошел в свой подъезд, вызвал лифт и успел нажать на кнопку третьего этажа обмякшей  внезапно мощной рукой.
А потом он умер.