Дневник.
Страница 135.
Вокруг сплошная беспросветная темнота. Времени нет, как нет и мыслей. Как нет и страха. Куда-то иду, но куда… Не знаю. Просто надо идти. Без объяснений. Это приказ. Длинная, кажущаяся бесконечной, тропинка, свернувшаяся в спираль. Здесь все кажется бесконечным. Странное место. Иду к началу. Где все началось – там все и кончится. Так было завещано. «Найдет свой конец у устья багровая река и порастут берега ее травой и деревьями. И будет жизнь». На плечах повисла рваная мешковина, на ногах – поистершиеся сапоги. «Да где я, в конце-концов?!» - бьется в кажущейся такой огромной и пустой голове. Хочется спать. Хотелось бы, если бы все вокруг и так не было сном. Страха нет. Есть усталость и истлевающий интерес. Шаг. Шаг. Шаг. А каждый шаг все тяжелее. Запоминать. Записывать. Какая же длинная дорога… И нечего закурить. Что за день такой… Скорее бы дойти до истока спирали и… А я знаю, что ждет меня там? Нет. Я знаю, что надо делать, когда окажусь там? Нет. Надо же. Какой универсальный ответ. На любой случай жизни, на любое сомнение. А вокруг одни деревья… Повсюду. Смотрю сквозь сплетенные в вечных объятиях ветви и не вижу. Ничего не вижу. Ни Лун, ни обгоревших останков Солнца. Ни звезд. Лишь голые ветки да стальная кора. Света ведь нет, как все это может выплывать их темноты? Так надо. Привычка так объяснять все, что вызывает недоверие, непонимание. Затянутость войны. Год? Столетие? Несколько минут? Вечность. Или любой другой вариант. Времени-то нет. Как нет и мыслей. Как нет и страха.
Дверь. Просто так – посреди леса, на едва заметной заросшей тропе. Старая дверь. Тяжелая, красивая, резная. А за ней дым. Он едва заметно стелется за незримой границей между Здесь и Там. Надо только открыть дверь и войти. Не нужно вопросов. Они излишни. Лживы. Не имеют ответов. Поменяться местами с дымом, он войдет в этот мир, а я… Увижу то, о чем даже не знаю – зачем оно мне. Но я же дурак. Мне можно. Несколько шагов вперед и безмолвно распахиваю дверь. Медленно, блик за бликом выплывает из тумана кафельная плитка. Деревья сплелись в стены, покрывшись грязно-желтой краской, переходящей в штукатурку, над головой забрезжил свет неисправной лампы. Не думать. Идти вперед. А я и иду. .. Но вот чему навстречу? Дорога вымощена сомнением. Стены пропитаны беспокойством и смятением. Тени, рождаемые истерией света, бесконечно преломляясь, складываются в несколько слов. Они видны, но их не прочесть. Не записать. Не запомнить. Скажи… Скажи, что я еще живой. Или отпусти, заклинаю тебя…
«Как ты?» - «Все нормально» - и дальше по спирали. В стерильную неопределенность. Неизвестность. Нет ничего более отличного, чем правда, сказанная разными словами и разными людьми. «Я не слышу тебя, не молчи» - «Вылетаю, прости. Все будет хорошо, я знаю». Хорошо? Нет, правда что ли? И сколько же людей в это верит? Это смешно. Будет новый день – это верно, пока что с этим не поспоришь. А вот «хорошо»… Это слово у меня из словарного запаса давным-давно уже вырвали. С корнями. Новых ростков не предвидится... Быть может, это и к лучшему. Хотя появляется нездоровый скептицизм к счастливцам, этим «хорошо» обладающим. Ну и Судьба с ними. Их же дорога, не моя. Моя вот вымощена кафелем да сомнениями. В коридорах с желтыми стенами. Без единой двери, зато с едва заметной пеленой недоверия и ненависти. Нет. Это не мой рай. Прочь.
Зеркало. Треснутое зеркало с обугленными краями. Смотрю на себя, улыбаюсь… Вскрывая себе горло. Боли нет, на это давно уже не обращаю внимания… Так легко нож рассекает кожу, проходит сквозь мясо, разрезая жилы, артерии.. По кровостоку засочилась первая струйка. Невольный кашель – и из рваной раны уже льется, фонтанирует с чарующим шипением грязно-алая кровь. Дурман. Невыносимо хочется пить. Дрожащими руками, упав на колени, зачерпываю такой манящей крови и… Пить… Пить, захлебываться… И снова пить. Задыхаясь во все новых приступах кашля, чувствуя, как растекается жар по всему телу. Как же не вовремя эта астма… Как же не вовремя… Улыбаюсь, почти смеюсь. И запиваю комки мяса из собственного горла струящимися чернилами. Живая вода… Густая… Грязно-бордовая. С каждым глотком кашель становится сильнее. С каждым глотком сильнее становится жажда. Ударами хлыста разрываются капилляры и сосуды порозовевших глаз. Кровь льется горячими, солоноватыми слезами с металлическим привкусом по щекам, забивая нос, заливаясь в приоткрытые губы… Голод. Жажда. Сведенными судорогой пальцами вырывая все новые ошметки мяса, запиваю становящейся все более горячей кровью. Она обжигает, безумно болят зубы… Трескается эмаль, трещинами покрываются десны и из них сочится живительная влага… унося своим потоком и осколки зубов и осколки эмали… С трудом прорываясь сквозь распоротое горло, они оставляют глубокие порезы на почти черных от немыслимого числа выкуренных сигарет, легких, на заштопанном сердце. Чувствую. Каждой клеткой умирающего тела. Мир… Этот безумный художник узнает сегодня все оттенки алого. Обессиленно падаю на кафель. Слабо шевелю губами, силясь глотнуть воздуха. Но его нет. Здесь вообще ничего нет.
И так на следующую ночь. И через день. Один и тот же… Сон? Однажды понимаешь, что умереть не способен, но… Устал видеть один и тот же сон. Усталость. Отличная замена страху, боли и смешавшейся в одно серое пятно, палитре чувств и эмоций. Выйти из цикла. Петля или спираль? Суть лишь в том – есть ли исток. Можно ли хоть что-то изменить? Глупо. Устал умирать. И наутро писать бесконечные слезливые реквиемы. «В промышленных масштабах». В начале лета, помнится, было точно так же… Да и в середине… Черт. Кажется, перестает писать ручка… Ничего. Пока остаются чернила, буду дышать. Я не хочу повторения лета. Вернее… Верю, что выработал иммунитет. Привычно ошибаться. Не лучшая привычка для выживания в этом мире, верно? Но ведь все можно приспособить себе на пользу? Все так. А значит, надо думать, но… Мыслей нет. Верно. Как нет и страха.
P.S.
Кажется, я знаю корень всего. Но искоренять боюсь, равно как и вообще притрагиваться. Это глупо, но… Менять что-то значит менять все вокруг себя, хотя прежде всего – себя самого. Что будет означать полную свободу каждого из Вас. А этого я допустить не могу. Слишком опасно. Хоть и знаю, что добьетесь вы большего, чем я, намного большего. Но и большей кровью. Не спрашиваю, что делать. Пока остаются хоть какие-то силы – буду продолжать бессмысленно просматривать варианты. Плевать на здоровье, меньше чем мне уже отведено, не будет. А помирать… Так с музыкой. И утянув за собой половину мира.
Если отступят сны – придет что-то новое на смену. По личному опыту – затишье – миф. Дьявол с Богом никогда не побратаются и не пойдут пить пиво в местную забегаловку, оставив в покое любимых «хомячков». Глупо сражаться. Глупо строить планы. Смертельна только импровизация. Слушай и смотри. Умрут все. Умрет все. Что держит, держало и может задержать. Что будет дальше – не знаю, да и неинтересно. Марионетка слетает с пальцев. И упав на грязный кафель, делает первые ползки. До новой клетки. Но это завтра. Это через несколько сотен лет.
Сколько раз еще буду резать себе горло – неважно.
И неважно, сколько осталось шагов. Нет никого опаснее идиота, возомнившего себя Спасителем.
И тебе, любовь моя. Непреодолимого нет. Если потребуется – вырежу все, что мешает тебе. Мешает нам. Не спрашивай, чего будет стоить это мне. Я живой. Да, с атрофированными чувствами, миропониманием. Да, с поломанными взглядами на добро и зло, на дозволенное и преступное, на свет и тьму. Но живой. Все будет хорошо. Лгун. Но остатками чувств и эмоций я верю. И убеждаю себя. Прости за все, что происходит сейчас. То, что меня нет рядом – необходимость. Не спрашивай. Просто верь. Если способна. Если еще можешь. Все будет хорошо…
Уходите. Это уже не мольба. Это безнадежный ультиматум. А значит – бой. Значит снова за нож. Значит – засыпать.