Анатолий Максимов. ТАК БЫЛО... 67. Книга вторая. Франция–Венгрия.
ЦИТАДЕЛЬ (2)
Дом за городом
Наступило бабье лето. В субботу, под вечер, мы заехали за бабушкой и за дочерью. Внучка должна была заехать за философом Георгием Лукаш, которого бабушка называла профессором. «Дом вне города» оказался просторным одноэтажным шестикомнатным строением со всеми удобствами «для друзей и знакомых». В гостиной, вдоль стены, стоял трехместный диван. Перед ним – низкий прямоугольный столик, с трех сторон которого были расставлены кресла. К глухой стене прилегала большая голландская кафельная печь.
Приехала внучка с профессором. Пока мы знакомились, бабушка приоткрыла дверь, сказала кому-то «мы готовы» и пригласила нас в столовую. Не успели мы занять наши места, как молодая женщина в национальном костюме поставила на стол дымящийся гуляш. Мне сказали, что это та крестьянка, которой бабушка «уступила» свою землю «в аренду», а она за это поддерживает «дом вне города» в исправном состоянии.
– Это настоящий гуляш, а не такой, какой вам подают в ресторанах для иностранных туристов, – объяснила бабушка, обращаясь ко мне.
После ужина мы вернулись в гостиную. Дамы заняли диван, а мужчинам достались кресла. Женщина в национальном костюме подала кофе и расставила пепельницы. Все закурили – с бабушкой во главе!
Я воспользовался минутной паузой и спросил у Яноша, что значит «уступить в аренду»?
– За домом есть участок земли, примерно около гектара, который государство оставило бабушке, разрешившей крестьянке пользоваться этим участком, – при условии, что она, время от времени, будет снабжать бабушку свежими овощами и следить за домом, – пояснил Янош.
Пошли обычные житейские вопросы и ответы. Впечатление, что мы, как атлеты, разогревались перед началом разговора на серьезные темы.
– Вы не будете возражать, если я обращусь к вам по имени? – спросил профессор.
– Пожалуйста, профессор, возражений нет, – ответил я.
– У меня к вам вопрос такого порядка. Вы постоянно находитесь в социалистических странах, и я предполагаю, что вы заметили, каков жизненный уровень в этих странах. В какой из них, по вашему мнению, этот уровень является наиболее приемлемым для населения?
– Этот уровень тесно связан с политическим положением в данной стране. Возьмем, для примера, ГДР. По развитию промышленности, в особенности химической, эта страна стоит на первом месте среди стран социалистического блока, но жизненный уровень не очень высок. А вот в Польше жить гораздо легче. Это объясняется тем, что после восстания шахтеров и студентов, к власти был возвращен Гомулка, который добился послабления режима во внутренней политике страны…
После небольшой паузы я продолжил:
– В Чехословакии же казалось, что до Пражской весны жизнь была спокойней, чем в Польше: не было ни социальных движений шахтеров, ни манифестаций студентов. Жизнь казалась монотонной, и люди довольствовались тем, что имели. К тому же, они были хмурыми, одевались кое-как, и что меня особенно поразило – это неряшливая обувь. Зато с приходом «весны» все изменилось: на улицах появилась пестрая толпа, люди перебрасывались отрывочными фразами, не обращая внимания на соседей, и у всех была опрятная обувь! Но, после известных нам событий, «все вошло в норму» – страна поникла духом!
– Что же касается Венгрии, – добавил я, – то эта страна, если я правильно понимаю, находится на особом положении. После революции 1956 года Венгрия оказалась лишенной возможности иметь самостоятельную внешнюю политику: в этом плане она оказалась в полной зависимости от Советского Союза. Зато Венгрия получила некоторую свободу во внутренней политике. Появилась мелкая собственность, как, например, гаражи, ремонтные мастерские для домашней техники и пр., которые придали экономике динамизм, оживили внутренний рынок. Был упрощен визовый режим для иностранцев. Частникам было разрешено сдавать комнату или квартиру иностранным туристам, что способствовало развитию туризма, особенно в столице и в районе озера Балатон. Каждые три года граждане этой страны имеют право выезжать из страны, получая иностранную валюту. Если же они получают приглашение от друзей или знакомых, квота на выезды за границу не ограничена…
– …В городе бросается в глаза большой выбор продовольственных продуктов, – продолжал я, – и изящество магазинов моды. Все это говорит о том, что у страны – следовательно, и у граждан, – есть покупательная способность, и она может жить нормально, а не в нищете. Говорю так не потому, что нахожусь в вашем обществе, а потому что я пришел к этому заключению путем сравнений. К этому добавлю, господин профессор, что Венгрия является единственной страной в социалистическом блоке, которая, закупая заграничное оборудование, расплачивается наличными. Это результат ее финансовой политики, заключающейся в том, что она прибегает к валютному займу за границей, который пускает в оборот и на получаемую прибыль расплачивается за покупаемое за границей промышленное оборудование.
– Спасибо, Анатолий, ваши наблюдения относительно положения в Венгрии, в общем, правильны. Конечно, можно было бы провести более тонкий анализ, но это – роскошь для нашей ежедневной жизни. О валютных займах у нас не кричат, стараются это скрыть от населения. Когда я бывал заграницей, – продолжал профессор, – вплоть до Северной Америки, то присматривался, как и вы, к нравам и обычаям людей в примерно сравнимой обстановке. На эту тему я часто разговаривал с Евой, которая утверждает, что я занимаюсь нежизненными проблемами: сегодня этими вопросами мало кто интересуется в наших социалистических странах. В этом плане она права. А что она скажет, когда у нас не будет социализма?
– Дорогой мой профессор, – вмешалась в разговор бабушка, – на эту тему мы уже говорили и не один раз. Я больше чем уверена, что мы уйдем из социализма раньше, чем он уйдет из нашей страны! Однажды вы мне сказали, что издана книга под заглавием «Факультет ненужных вещей». Так вот, я думаю, что вы могли бы читать лекции на этом факультете!
– Бабушка, – отозвались в один голос дочь и внучка, – зачем ты так резко обрушилась на профессора? Он ведь на тебя не нападает! Смотри, как он съежился в кресле!
– Профессор, – обратилась почти ласково бабушка, – можно вам предложить горячего кофе?
– Если горячий кофе сгладит вашу агрессивность, то я приму с благодарностью и с удовольствием ваше предложение, – ответил профессор.
Анна разлила принесенный кофе, и все, кроме бабушки, закурили.
– Я выкурила одну сигарету и этого мне вполне достаточно, – пояснила она.
– Анна, если я не ошибаюсь, то у тебя был серьезный разговор с профессором, кажется два года тому назад, когда ты сдавала экзамен на диплом психолога, – вступил в разговор Янош, который был моим преданным переводчиком. – Предметом вашего спора, кажется, был «страх» в жизни человека и животного. Не так ли?
– Такой разговор, действительно, был. Вопрос «страха» настолько обширен, что его нельзя выделить, как клетку, и рассмотреть под микроскопом. Тогда мы решили сузить нашу тему исследования и остановиться на ее религиозном аспекте, – пояснила Анна.
– Всем известно, что страх возникает тогда, когда человек оказывается перед непосредственной неизвестностью, – начал профессор. – Возьмем такой простой пример, как гром. Сегодня мы знаем или, по крайней мере, предполагаем, что такое гром. А раньше, в эру первобытного человека, блеск молнии и раскат грома вызывали страх не только у человека, но и у животного. Когда к грому присоединились ветер, огонь, вода и прочие явления природы, человек пришел к заключению, что все эти явления подчиняются какой-то неведомой ему силе. «Раз она сильнее меня, то я должен ее задобрить» – рассуждал наш предок. С тех пор ничего не изменилось.
Правда, сегодня мы знаем, что такое гром и молния, но мы мало что знаем о тысячах других явлений. И страх мы не покорили и не искоренили! Поэтому, в силу неспособности его искоренить или хотя бы обуздать, родились учения и религии, которые обращаются к нам на разных языках и в разных формах: «Не бойтесь, присоединитесь к нам – и страх пройдет»! Другими словами, мы остались на уровне наших предков: если не задобришь, то далеко не уйдешь!
– У моей тети совершенно другой подход к таким вопросам, – сказала Анна.
– Нормально, она монашка, – ответил профессор. – Я склонен думать, что вера тесно связана со страхом. Мы убеждены, вернее, нас убеждают в том, что религия, какая бы она ни была, является антидотом страха. Если вера в бога или в истукана, что одно и то же, может снизить нервное возбуждение, вызванное страхом, путем отвлечения внимания от первопричины, то почему бы ей не продолжать свою миссию?
Однако не следует упускать из виду, – уточнил профессор, – что речь идет не о выздоровлении или об исцелении, а только об отвлечении от исходного положения. Таким образом, активная самозащита нашего предка – «я должен задобрить» – переходит в пассивную самозащиту: впредь не я, а религия будет «задабривать»!
У меня нет никаких возражений по поводу роли, которую играет религия, но есть желание расставить все на свои места, не смешивая реальность с мнениями и убеждениями, – заключил профессор.
– На моем предприятии, – начала Анна, – существует отдел, который изучает положительные и отрицательные реакции служащих любого ранга по отношению к предприятию. Было установлено, что если предприятие работает в три смены, то все, за очень редким исключением, приходят на работу вовремя. Даже директор не опаздывает. А когда предприятие переводится на нормальный рабочий день, то начинаются опаздывания, прогулы, которые отражаются на рентабельности предприятия. Нами получено указание «сверху» изучить это явление и предложить выход из «производственного тупика». Профессор, не подскажете ли вы, в чем тут дело, можно ли бороться с таким явлением и каким образом, каким способом?
– Во-первых, требования начальства не новость. Рентабельность предприятий всплывает на поверхность периодически с давних пор. Настоящие причины такого срыва известны. Известно также, что глобального решения этого вопроса не существует. Экономика, в целом, занимает особое место в деятельности человека – она дает положительные результаты только в том случае, если правильно учитываются сопутствующие ей параметры. В противном случае происходит то, о чем вы говорили только что.
Так происходит во всех странах мира. На мой взгляд, единственное решение затронутого вами вопроса заключается в применении очень старого рецепта – «морковки и кнута»! К сожалению, у нас постоянный неурожай на морковку! – съязвил профессор.
– Значит, выхода нет! – воскликнула Анна.
–Такого выхода, какой ищет начальство, действительно нет! – заключил профессор.
– В последние года, – продолжил он, – я пытаюсь определить роль среднего чиновника в жизни государства, не говоря о том, что его содержание ложится тяжким ярмом на государственный бюджет. Итак, эта роль, вне зависимости от ранга чиновника, заключается в том, чтобы объяснить населению проводимые правительством реформы, их цель и последствия для страны. Сравнивая это явление в социалистических странах с тем, что происходит во всем мире, я пришел к выводу, что при большом количестве чиновников разъяснение реформ искажается и получается игра в испорченный телефон!
В странах с диктаторским режимом нет частного сектора, а есть только государственный и, следовательно, все являются чиновниками, у каждого из которых своя реформа в голове! С годами диктатура обречена на гибель по той простой причине, что рождается повальное непонимание политики правительства.
В дальнейшем разговоре я не принимал участия: мне интересней было слушать, чем высказывать еще не определившиеся взгляды и не созревшие мысли.
Было далеко за полночь, когда мы разъехались.
Продолжение следует.