Каждый раз, когда она куда-то выходила, был похож на открытие мира, на подготовленное созерцание. Это было самым упоительным занятием - видеть и вглядываться в лица людей, их глаза. Каждый человек для нее - рассказ, остановка.
Понаблюдав за любым не торопящимся никуда человеком, можно услышать всего его, увидеть и прочитать, домыслить его мир, достроить, дорисовывать его образ.
Наблюдение больше, чем знакомство. Поглядывая сначала случайно брошенным взглядом, вскользь, время от времени, в одно и то же окно соседнего дома, а потом, постепенно, уже привычным отрывком взгляда, но уже с зависимой заинтересованностью, выбрав объект, мы невольно проживаем свою и эту подсмотренную жизнь одновременно.
В ранние часы пробуждения, когда так не хочется шевелиться и даже допускать мысль о движении в предстоящий день, как тепло увидеть зарождение жизни в уже родном окне с его теплым светом, как будто почувствовать запах молотого кофе или крепкого чая, горячего тоста там, за другим окном жизни…
Сколько в мире завязывается виртуальных связей и романов таким образом. Сколько людей завороженно впадают в магию жизни другого человека именно так, вынашивая в себе образ, допридумывая влюбляются, а потом постепенно ищут способы сближения с давно знакомым человеком.
Стекла, разделяющие нас, постепенно превращаются в зеркала наших собственных привычек и сформированных манер поведения. Вы смотрите многосерийный фильм жизни другого человека, невольно, неосознанно, но почти сразу начинаете думать о том как выглядите сами, когда никто, или наоборот кто-то, смотрит на вас, наблюдает вашу жизнь. Мы все живем полупрозрачно. Фотографы-созерцатели мира подлавливают мгновения уединения, и только такие произведения становятся самыми ценными, непостановочными. В этом магия театра и кино. Мы отключаемся от своей жизни, на время переключая внимание с себя, запускаемся в пространство иной пьесы или сюжета, заглядываем за занавески других отношений, но по окончании сразу думаем о постановке своей жизни.
Как она любила наблюдать весной за моющими окна людьми, какая свежесть и наполнение ею, запах нового и чистого сквозит в каждом движении. Сколько в этом занятии жизнеутверждающего. Широкими движениями рук человек стирает с зеркальной поверхности своей картины жизни пыль уходящего сезона.
.
Ей, почему-то, запомнился один далекий уже теперь вечер в кафе на Покровке в День Святого Валентина. Назначив там встречу с сестрой, она томилась в сладостном упоении своего любимого занятия уже второй час, она наблюдала. Столик ее стоял у самого окна, а она на этот раз предпочла сесть лицом к залу, к входу, уединяться и прятать свои глаза в тот вечер ей не хотелось. Она невольно стала встречать всех входящих.
Освободившись от дневных дел, в расчете на приятную встречу, она ждала спасительного общения с сестрой, потому что знала, что в этот романтический вечер торопиться ей некуда, и некому было подарить ей хоть что-то напоминающее о любви. И сегодня она наблюдала за счастьем других.
Хрустящая мелодия торопящихся всюду шагов наполняла пятничные улицы. Сравнительно новый для нашей страны праздник влюбленных душ завершал серые неприметные будни. Этот день любви так органично вписался в нашу долгую зимнюю жизнь, уютно расположившись в календаре между новогодними и мартовскими днями. Он как-то сразу перерос во что-то теплое и всепоглощающее.
Как-то по-особенному выглядели все, и совсем иначе, чем в привычно отмечаемый мартовский день. Наверно потому, что этот заимствованный обычай, скорее не праздник, был лишен в основе своей политизированности и общественной навязанности обязательно сделать счастливыми и не обделенными мужским вниманием сразу всех женщин: сотрудниц, соратниц, сослуживец, как совсем еще недавно говорили, жен, подруг. А этот день подчеркивал, приподнимал на особый пьедестал именно интимность любви и внимания к друг другу, парность чувств, со всей их взаимностью проникновения.
В этот день все старались найти и сделать что-то особенное. Те же, у кого еще что-то только намечалось, зарождалось, невольно пытались углубить это новое в себе, отыскать возможность напомнить о своем существовании для избранника или избранницы сердца.
Этот день был шанс для всех новичков и завсегдатаев страны счастья.
Обездоленными в этот день чувствовали себя все остальные, кого эта часть жизни еще не нашла. Их походка, уткнувшийся в никуда взгляд - сразу резко вырезали их из теплого пирога счастья, не было в их жизни начинки, смысла, ничего согревающего в принципе, а в этот день таких промораживало до костей…
Счастье блистало особой красотой, выделялось, играло, а его отсутствие кургузо и скукоженно маялось по углам, стараясь не обращать на себя внимания, и не допуская малейшего прикосновения к и без того оголенным проводам одиночества.
Такой в тот вечер была и она.
Чем старше она становилась, тем больше ловила себя на том, что стала созерцателем, наблюдателем. Куда-то сама собой отступила та молодая торопливость в мыслях, и чувствах, суета желаний, впечатлений. Мозг начал отшелушивать все пустое и напускное, каждый раз точно подсказывая ей, что это не для него, этого не надо, пустое.
Она постепенно стала избирательнее думать и делать выводы, как будто подключился какой-то особый режим самосбережения, не жадной экономии. Ее манила глубина включения ее сознания во все, это приносило такие открытия… всплывали в совершенно новом свете и значении давно и часто ранее слышанные фразы, установки, понятия, те, которые в беге жизни просто было привычно воспринимать как давно устоявшиеся формы и формулы, и потому не созданные для дополнительного перемалывания и осмысления.
Не дождавшись сестры, выйдя из кафе, она шла так спокойно и медленно, величаво, так по-королевски строго, что ни ей самой, и никому вокруг не могло прийти в голову, что внутри ее полный хаос, и она опять, как всегда, хотела успеть сделать генеральную уборку, именно сегодня и всю от начала до конца, разложив по полочкам всю себя: протерев пыль с желаний, поменяв местами забредшие не туда мысли, упорядочить события и эмоции, расставив их в хронологическом порядке поступления в архив памяти.
Она всегда завидовала библиотекарям. Люди, которые изо дня в день имеют возможность создавать, поддерживать и видеть идеальный порядок, с буквенными указателями, как маячками, чтобы поиски нужного были успешными. Все архивировано, всему есть свое строго отведенное место. Как у библиофилов, книги которых стеллажами занимают все свободное пространство жизни, и чтобы достать некоторые надо неторопливо залезть на лесенку, засесть там и зачитаться, потеряв счет времени.
Она всегда хотела иметь такую лесенку, чтобы по ней спуститься в самые потаенные и забытые комнаты прошлого, где еще в детских книжках с их сказочным наполнением, она рисовала свое будущее, а потом подняться по ней до него, своего заархивированного будущего, вспомнить все, и уверенными шагами осчастливленного найденным человека, зайти в просторный зал бытия.
Лесенки у нее, пока, не было, и от того царствующего беспорядка и томления в голове все ее тело, все ее существо уставало раньше, прежде, чем она бралась за уборку.
Она себя ругала, ругала всегда и почти безостановочно, и почти за все, она привыкла, что плоха, никчемна, пуста и одинока, она просто устала о себя…
Она не была в депрессии, она не была ни в чем: ни в счастье, ни в горе. ни в отчаянии, вне всего, что вызывает в человеке жизнь, живые эмоции, заставляет плакать, хохотать, рвать, бежать, комкать, совершать поступки. Иногда ей казалось, что программа жизни завершена, а жизнь идет, но замысел Создателя она еще не поняла, не уловила дыхание задуманного Им для нее.
Она была в ожидании, она была в режиме ожидания, как все, что в доме, из которого на время уходят: все ждет своего включения, своего подключения. Слабый огонек жизни, и всегда красный, кричит об этом, сигналит о том, что пора! Полудрема -полужизнь слегка подпитывается коротким вниманием обитателей, и потом опять ждет, ждет, ждет…
Ей все время казалось, что вот-вот кто-то придет, подключит, заставит работать все микросхемы ее организма, как запускают жизнь в роботах, и что ее новое воплощение, будет более успешным, жизнеспособным и достойным таких строгих стандартов жизни, которая не давалась ей ранее… Да, это так и было…
Она, пережив реинкарнацию при жизни, пропустив себя через мясорубку, выложив себя на плаху самосуда, она себя действительно чувствовала воплощением чего-то совершенно иного, совершенно другого существа, на новом витке спирали жизни, в новой вехе и новом веке ее души…
Она стала воплощением себя самой, потому что, наконец, дожила до себя настоящей…
Главное, что она вынесла из прошлой жизни - торопиться некуда… ну просто некуда…и почему эта гениальная мысль приходит в наше сознание так поздно? Т.е. вовремя, при жизни, но с опозданием лет на десять-пятнадцать, минимум, все разрушив и опустошив на своем пути…почему ценой торопливости становится расплата полной остановкой? Когда напалмом выжигает все нутро от горечи потери и обиды на себя, все замирает и останавливается, дыхание, мозг, душа впадает в спячку, и как перед броском во время охоты, как в засаде, просиживаешь часами, днями, месяцами, годами…ждешь момент, мгновения, своего нового часа-шанса на запуск новой жизни…А она не приходит, не приходит, не запускается, не активизируется … режим энергосбережения подключен какой-то совершенной программой, кода к которой нет…
Тогда за жизнью и эмоциями идешь в люди, читаешь их лица, все больше вглядываешься в зелень листвы, совершенство снежинок, безмятежность неба, начинаешь слушать тишину и находишь ее совершенной, тогда наступает эпоха мира, покоя, нирваны души, когда ничего не ускользает от восприятия, когда каждое слово – тонна, каждый день-праздник, каждый закат-прощание, каждый человек-вселенная, каждый день-воплощение.