Есть штамп, может, его правильнее назвать стереотипом…. Не знаю. Но когда пишут о современных войнах, то обязательно крутой парень и в войсках служил «крутых». И крутость его обязательно в «особости» частей, в «особости» его физической подготовки… А потом парень либо погибает и на его могилу приходят немногочисленные друзья, либо он «непонятый всеми, философствует о странном обществе», которое защищал.Не верю, потому что это не ответ о процессах в душе человека и в коллективном бессознательном (и сознательном тоже)!Не ответ. Авторы просто ленятся добраться до более глубинных ответов. Может, эти ответы и должны появиться позже? Может, так же, как Л.Толстой, кто-то 90-100 лет спустя сможет описать нашу «войну и мир»? В таком случае мы просто «пчелы», которые собирают фактуру для будущего шедевра. И это неплохо. Просто надо делать это документально неплохо, честно, детально. А в поголовности «спецназов ГРУ», «десантников», каких-то спецподразделений морской пехоты честности точно нет. Войну делают десятки тихих-тихих героев, о которых мы как не знали, так и не будем знать. Они не «рэмбо», они просто ЧЕСТНО выполнили свою работу порою на очень узеньком историческом отрезке. Очень узеньком – в 1-2 минуты, в 15-20 минут… Но история могла быть другой.
« … Под шелковицей в десяти шагах от дороги лежал белокурый лейтенант с пробитой головой. Игорь забрал лифчик с полными рожками, автомат и гранаты. Как ему казалось, он крался и пробирался короткими перебежками туда, где гвардия пыталась удержать линию обороны. А потом он выскочил на двух раненых и безумных от боя и боли мужиков. Они были без оружия, но рядом с ними лежали бутылки с зажигательной смесью. Штук тридцать, наверное…
- Два БэТээРа… - хрипел один из них. Они, будто здесь сидели и ждали именно Игоря – Два БэТээРа. Ребята их не удержат. Отсекай пехоту.…
Потом горели оба Бэтера, подожженные зажигалками классически правильно, как в учебном фильме. Потом Игорь бежал со всеми и отвернулся, когда один из «зажигательных» мужиков застрелил раненого волонтера. Потом сам Игорь добил выстрелом в голову корову в узком дворике, с которого был уже виден берег Днестра. Корове какой-то герой распорол брюхо автоматной очередью. Она сучила ногами по гравию, хрипела и булькала розовой слюной».
Это из моего рассказа «Восемнадцать часов». Я встретился с этими мужиками шестнадцать лет спустя в Дубоссарах. Бичи. Спились страшно. Я купил им макарон, сыра, полведра вина. Но говорить было не о чем… Они не помнили меня, и я, честно говоря, если б не помощь моего командира Володи Ефремова в жизнь бы их не узнал и не нашел. И вот нашли… Они несли о войне просто какую-то «пургу», в изуродованных алкоголем мозгах крутились какие-то невероятные картинки, скорее из кино, увиденного по ТВ, чем из того, что они сами реально пережили и сделали. Я вспомнил себя в том, 1992 году… тоже пил, как собака. И тоже нес ахинею – коктейль из того, что в реале с тем, что услышал, с тем, что увидел в похожих сценах фильмов… Как будто реала было мало. Почему так?
Потому что душа пытается понять себя, оправдать себя. Она ж видит свои желания. Ты в реале бежал и стрелял, а душа орала от страха, и ей уже тогда до онемения было жалко того, в которого стрелял, и даже деревья, и даже просто бестолковый сумасшедший день, который потрачен на дерьмо. А он – этот день – может быть, последний в твоей жизни… Тебе кажется, что в реале ты и выглядел таким ничтожным, пугающимся, слезливым, сентиментальным и почти…ну как это – почти «умирающий лебедь». На самом деле ты выглядел остервеневшей лютой сволочью, безумной от ненависти…
…БТРы обошли нас. С дальней дистанции казаки заставили цепь молдаван-румын залечь. Но из под огня с обеих сторон не могли выскочить ни я, ни оба истекающие кровью мужика. Один из них был уже неходячий. И вот в низину к нам заваливаются эти – залегшие в цепи наверху (кто знает ландшафты Приднестровья, тот понимает, как там). Мне легче(«?») – мне есть из чего стрелять – я бью во все, что шевелиться и что перестает шевелиться.(заметим – я не сказал, что я убил кого-то или даже ранил. Я заставил не шевелиться и не «грызть» нас огнем). И тишина. И сиди себе – дай тем, кто наверху, разобраться друг с другом….Но нет – тот, что «неходячий» сипит нам: «Смотри, б.., БТРухи на казаков разворачиваются… Надо их…». И он…ползет с бутылками-зажигалками на БТРы. И мы с ним. И уже бьют по нам вообще со всех сторон, в том числе и ни хрена не понимающие казаки - где чужие и «что за чучела вылезли из оврага?». И мужики (грязные , неходячие, некрутые, вчерашние трактористы какие-нибудь или колхозники) поджигают оба БТРа!!!!!… И мы не помним ничего, кроме того, что сидим и плачем все. И нам дают коньяк прямо из бутылки в этом гребаном красном овраге, и какой-то злой офицер вызывает у нас дикое раздражение, такое дикое, что даже не совсем вменяемые казаки начинают успокаивать и меня, и того офицера. И хочется пульнуть в него или… в себя, потому что нервы просто лопаются. А если разобраться, то откуда во мне этот перенос раздражения на офицера? Он-то здесь при чем? Может, он сам только что выскочил из заварухи. «Неходячий», но как оказалось, «хорошо ползающий» мужик потерял сознание и… короче из-под него пошло все это… На меня напал страх. Не сразу, а когда казаки позвали посмотреть убитых у сожженных Бэтеров… Жутковатый страх. Несочетаемое. В самом страхе было что-то нездоровое…
…Два алкоголика зато «вспоминают» меня по совершенно другой истории – совершенно приукрашенной – о том, как якобы снайпер попадал в меня несколько раз и пули не брали… Попадал. Но один раз, и пуля не взяла совсем по странной причине. Но это другая история….
Мы - не крутые, мы почти лохи... Ну и что? Пилюлей-то мы им вломили. И землю свою отстояли (заметте - не пишу "русскую", а нашу - землю народа, которых хотел жить по-своему - Приднестровье - и молдаване, и украинцы, и болгары, и русские). На бетонных блоках у Дубоссарской плотины красной краской наши бойцы написали "неправильный лозунг" - "Х... вам, а не Приднестровье!". И баста. И ничего, что мы плакали, обсирались от боли, пили водку до "снесения мозгов"... Мы - не крутые... Но попробуйте сделать вид, что нас нет.