http://www.proza.ru/2010/05/06/1165
«Джек Дэниэлс» шёл на всех парусах к соседней системе, а его командир крутился в тех. отсеке возле главного техника и умаляющее спрашивал:
- Неужели ты больше ничего сделать не можешь? Ведь можно что-то ещё сделать?
- Йен, говорю тебе уже в десятый раз: раньше чем через пятнадцать часов мы не придём, я и так выжимаю максимум положенного, ещё немного и двигатели загнуться. И если мы каким-то чудом доберёмся раньше, то двигатели можно будет выбросить в помойку.
Йен сел на пол прислонившись к стене:
- Это я во всём виноват! Ненужно было оставаться на той базе.
- Магзи был прав: тебе и «Джеку» нужно было отдохнуть.
- Я не услышал будильник, надо же было так лохонуться, – будто не слыша Бардли, продолжал корить себя Йен.
- Видимо ты очень устал, – оправдывал его Бардли.
- Да ладно, вы тоже все считаете, что я виноват…
- Да никто так не считает, – перебил его нытьё техник.
- Это пока. Если мы опоздаем, нам опять не заплатят, и вот тогда-то я посмотрю: на кого посыплются все шишки, – с этими словами он указал на себя.
- Вовсе нет, – пытался переубедить своего командира Бардли, но Йен только молча, поднялся, вышел из отсека и пошёл на мостик.
В полдень с ними опять связалась мисс Купер, осведомившись, когда они прибудут. Узнав расчётное время прибытия она орала на Йена минут двадцать. Её “первый помощник” пытался объяснить, что они идут на максимальной скорости, но та не хотела его слушать. Йену вспомнился тот ночной разговор с Лором и Чао: он и, правда, как верный пёс, позволяет, чтоб на него орали, били по носу газетой, но всё ровно выполняет приказы от безмозглой девчонки на семь лет младше, которая разбирается только в тряпках, косметике и вечеринках, дальше её знания о внешнем мире заканчиваются. Но что позволит и ей, и такими как она, и её папаша, и вся магнатская верхушка считаться с такими как Йен и его команда, как Магзи и его люди, как девяносто процентов людей Земли, земных колоний и космических станций, составляющих фундамент, на котором выстроили пирамиду финансовой Галактической корпорации?
- Эй, вы вообще меня слушаете?
- Мои уши работают на вас, мисс Купер, – отозвался без особого энтузиазма Йен.
- Так вот: меня пригласили на очень важную вечеринку, и если вы прибудете позже полуночи, пеняйте на себя.
- Мы так и сделаем, мисс Купер, – также вяло ответил Йен.
- Когда прибудете, особо не отсвечивайте. Припаркуйтесь на дальней стоянке. Смотрите, что бы рядом не было репортеров. Поняли?! Ещё не хватало, что бы меня застукали как я сажусь в вашу консервную банку. Позор, какой!
- Инструкции приняты, мисс Купер, – отвечал Йен уже на автопилоте.
- Да ничего вы не поняли! Ленивые мартышки! – махнула рукой мисс и прервала сеанс связи.
Йен потёр глаза ладонями, издав какой-то нечленораздельный звук, похожий на стон и рычание одновременно. Мик и Лин оглянулись на командира с одним и тем же написанным на их лбах вопросом: «Всё ли в порядке?». Йен жестом показал, что всё отлично, не стоит беспокоиться, но сам не мог отделаться от мыслей о совете Чао: «Прекратите считать себя безголосой вещью», и об упрёке Лора: «Вам навязали иллюзию отсутствия выбора». Их слова звучали так громко в его голове, что она просто раскалывалась.
Йен сидел в командирском кресле, изнывая от головной боли несколько часов, пилот и навигатор уже давно заметили его нездоровый вид, но всё никак не решались сказать командиру:
- Ты говори! – прошептал Лин.
- Нет, т-ты г-г-говор-ри, – Мик не умел шептать.
- Ну, что там ещё? – спросил Йен, держась за лоб.
- Сэр, мы считаем, вам нужно сходить к Доку, – всё-таки взял на себя инициативу Лин.
- Чушь, со мной всё в порядке, – соврал Йен.
- Не-невпар-рядке, – присоединился Мик.
- Вы мне ещё будите указывать?! – возмутился Йен и сразу почувствовал, как боль усилилась, что конечно отразилось на его лице.
- Да! – с вызовом ответил Лин, – мы проголосовали…
- О, боже… – застонал Йен.
- Мы проголосовали за то чтобы вы пошли в мед. отсек, кстати, Бардли и Док в курсе – они тоже «за», – гордо сообщил Лин.
- Это глупо! – хмыкнул командир, – Я не обязан вам подчиняться.
- Мы можем сами вас отвести.
- Ого! Насилие? Посмотрите только, во что превращается ваша “демократия”, – ядовито заметил Йен.
- С-с-сейч-час не до дем-м-магогии, – вмешался Мик.
- О, господи, где ты таких слов нахватался? Ладно, так и быть раз уж настаиваете, – Йен сполз с кресла и потопал в мед. отсек.
Доктор дал ему дозу обезболивающего, но та не помогла, тогда он дал ещё одну, боль начала уходить, но уж очень медленно. Док серьёзно обеспокоился подобной реакцией организма командира. Разуметься, он понимал, что причины далеко не физиологические. Конечно постоянные недосыпание, стресс и периодические вливания алкоголя сыграли свою роль, но проблема лежала намного глубже. К счастью Док и в психологии разбирался не хуже, чем в медицине.
Йен долго отнекивался, норовил уйти, даже посылал доктора к чей-то бабушке и просил не лезть ему в душу. На что Док пригрозил привязать его к койке, зная Джонатана Норвич-Гочерский как облупленного со всеми его завихрениями, Йен со стопроцентной уверенностью мог ожидать, что тот выполнит угрозу, так как он всегда это делает, командир нехотя начал понемногу раскрываться. Сначала он списывал всё на недосып и стресс, на загруженность в последние дни, на патологическую реакцию раздражения на писклявый голос мисс Купер и её мерзкий характер, и даже признался что, наверное, подорвал здоровье бухая на всяких орбитальных станциях во время простоя. Доктор почувствовал, что прижал командира к стенке и надавил ещё немного. Йен долго молчал, смотря куда-то сквозь Джона. Док обнял старого друга крепко, так чтоб он почувствовал, что не один, что рядом есть кто-то кому он может доверять. С полминуты Йен был, как тряпичная кукла, отстранённый и холодный, но затем ответно обнял доктора, вцепившись в его халат, как в спасательный круг. Джон впервые увидел Йена таким: ранимым, ослабленным, изнеможенным. Ни какой, обычной для него, бравости, заявки на героизм, цинизма, подвергающего всё сомнению, и наглой мальчишеской ухмылки. Он только сейчас вспомнил, что между ними почти десять лет разницы, и по возрасту, доктор для Йена скорее подходит на роль мудрого старшего братца, чем подчинённого. Док сел рядом, обнимая его за плечи, давая возможность высказаться.
Йена как будто прорвало. Он рассказал о ночном разговоре с Чао и Лором, о том, что всё ещё не верит в то, что они что-то могут изменить. Ведь всё это идеалистическая утопия, то есть чушь. Но всё больше в него проникают их слова и идеи, а смешиваясь с его виденьем, они дают ему понять – это будет продолжаться бесконечно до самой его смерти. Корабль никогда не будет принадлежать им, да и они сами себе ни не принадлежат – они лишь «куклы в кукольном домике». Раньше у него хоть была надежда: собрать деньги и выкупить корабль, а сейчас этой надежды нет. Он увязывал свободу с возможностью управлять собственным кораблём, зная, что работаешь на себя, а не «на дядю». Свобода – направляться в бесконечном космическом пространстве на корабле, который ты делишь только с командой, туда куда заблагорассудится, а не куда прикажут. Но им просто не позволят уйти свободными: либо ты раб, либо бездомный, сидящий на одном месте неудачник. Более того Йен считал унизительным подчинятся сопливой безмозглой девчонке, и он ненавидел себя за то что всё же это делает.
Доку больно было смотреть на Йена, на бравого командира Йена, в таком состоянии. Доктор Джонатан Норвич-Гочерский, понял, что всё-таки его мастерство лекаря тел выше, чем мастерство лекаря душ, пытаясь, убедить Йена в том, что он сам себя накручивает, что идеи этих “неформалов” не обязательно правильные, только потому, что они это сказали, а он (доктор) не видел более свободного человека, чем командир. Его слова не возымели почти никакого действия. Однако Йен просветлел, успокоился и его больше не мучили головные боли, а поскольку первопричина его прихода в мед. отсек пропала, он решил, что ему пора на пост, Док мог бы его задержать, но подумал, что в этом сейчас нет смысла.
Идя по коридору, Йен чувствовал, как становиться легче с каждым шагом. Однако он не стал просвещать Дока ещё об одной, щекотливой проблеме: предпочтения – сложного выбора между прелестной Чао и заманчивым Лором, так как считал “вопросы пастели” личным делом каждого. К тому же ему не очень хотелась выбирать, ведь не обязательно от кого-то из них отказываться: «Я сам со всем разберусь».
http://www.proza.ru/2010/05/06/1167