Был вечер пятницы, и потому я, находясь в гуще спешащих нервных машин, продвигалась вперёд безнадёжно медленно. Мы договорились встретиться в семь вечера. Но я явно не рассчитала время и потому опаздывала. Несколько раз я пыталась связаться с Иваном по телефону - он не отвечал. Это меня беспокоило. Казалось, что случилось что-то непредвиденное, какая-то неприятность. Из головы у меня не выходили мысли, что моё опоздание может быть роковым.
Наконец, я свернула с главной дороги на боковую. Стало свободнее, и я прибавила скорость. Уже сгустились сумерки, и вот за тёмной листвой раскидистых деревьев замелькали домики Посёлка. Вокруг всё в запустении, света нет ни в домах, ни на улице.
Подъехав к нужному дому, поспешно ставлю машину в гараж, где примостился стилизованный «под старину» мотоцикл, и мчусь к калитке: к счастью, она не заперта. Через минуту я уже звоню в дверь. Однако всё тихо, и ничто не указывает на то, что дом обитаем. Предчувствуя недоброе, я обошла вокруг дома, пытаясь заглянуть в окна. Но тщетно - окна зашторены плотными гардинами.
Иду за лестницей в сарай, и в тот момент, когда с лестницей в руках направляюсь к выходу, слышится шум подъезжающей машины. Из моего укрытия я хорошо вижу, как у ворот останавливается санитарный фургон, и двое мужчин с предметом, похожим на носилки, выпрыгивают наружу. По их характерной походке я поняла, что это санитарные роботы. Быстро и бесшумно они подошли к двери, один из них сунул палец в замочную скважину, дверь распахнулась, и они исчезли в темноте. А ещё через минуту они выходят из дома с носилками в руках, на которых лежит человек, закутанный в одеяло.
От неожиданности я замерла, не в силах двинуться с места. Роботы, тем временем, погрузили носилки в машину, и та молниеносно скрылась из виду. Только после этого я очнулась, и, бросив лестницу, кинулась к дому. Дверь оказалась незапертой. Чёрная темнота и мёртвая тишина встали передо мною непроницаемой стеной. Точно слепая, вытянув вперёд руки, я медленно пробираюсь вперёд, не понимая, куда иду.
В этом доме я была только однажды, когда Иван показывал мне старый Посёлок, специально оставленный этнографами, как кусочек прошлого века, так отличающегося от современного мира. Почему он назначил сегодня свидание в Посёлке, он не объяснил. На мой недоумённый вопрос сказал, что всё расскажет при встрече. Но я догадываюсь, почему. Тогда, знакомя меня со старым домом, он сказал, что это единственное место, которое не мониторится спецслужбами.
Я знала, что в доме нет светового реле, и свет включается специальными выключателями, поэтому принялась шарить по стенам, пытаясь найти эти маленькие приборчики. Не знаю, сколько продолжались мои мучения, но, наконец, я нащупала дверь в комнату, открыла её и, почувствовав какой-то выступ на гладкой стене, лихорадочно надавила на него пальцем.
Комната осветилась неярким светом, и я увидела Ивана, сидящего в кресле у окна. Он не отреагировал на моё появление, а напряжённо смотрит в открытую дверь за моею спиной.
- Иван! Что случилась?
Иван всё так же молча смотрит на дверь. Я обернулась – никого. Повернулась к Ивану и обомлела: непонятно откуда взявшиеся фигуры двух мужчин заслонили его от меня.
- Иван, кто это? Почему ты не отвечаешь?
Ни Иван, ни таинственные фигуры на меня не прореагировали. Между ними завязался спор, но я не слышу ни единого слова, так странно тихо звучат их голоса. Я кидаюсь к пришельцам, пытаясь оттолкнуть их, чтобы видеть лицо Ивана, но моя рука не ощущает препятствия. И только тогда я понимаю, что включила не освещение, а голографическую запись видеонаблюдения.
Боясь увидеть, что случится дальше, я в ужасе выключила запись. Комната снова погрузилась в непроницаемый мрак. Наощупь я добралась до кресла, где только что видела Ивана, отдёрнула штору, распахнула окно, чтобы впустить вечерний сумрак. Сидя в кресле, где, может быть, его убивали, я ощущала тяжёлую тоску. Наверное, так чувствует человек, приговорённый к смерти. Время идёт, а я всё сижу, не зная, что мне делать. И только когда на небе появилась яркая луна, и в комнату проникло её таинственное сияние, я словно очнулась. Встала, отрегулировала звук, села на стул у самой двери (здесь удобная точка для просмотра) и, протянув руку к стене, включила запись.
Я вернулась домой, как в тумане, ошеломлённая, подавленная, растерзанная. Шок не отпускает меня. Чтобы спрятаться от пережитого ужаса, я выпила несколько таблеток снотворного и погрузилась в тяжёлый сон. Однако сон не защищает меня, снова и снова передо мною повторяется картина: один бандит сжимает Ивана в объятьях, другой вкалывает в его плечо зловещий шприц. Его глаза закатились, рот приоткрылся. А в ушах звучит его голос: «Нет в природе никакого психорегулятора! Это всё выдумки!» Глаза закрылись. Он мёртв.
Утро не приносит облегчения. Сначала мне кажется, что всё, что случилось вчера, просто дурной сон. Я хватаю телефон и звоню Ивану. В ответ долгие гудки, точно траурные гудки допотопного паровоза. «Куда я звоню, несчастная дура! На том свете нет телефона!» И я начинаю выть, схватившись руками за голову. Нет, я не смогу продолжать жить. Жизнь для меня закончилась.
Однако жить или умереть от нас большей частью не зависит. И видно, мой час не наступил, потому что вдруг кто-то звонит ко мне в дверь, настойчиво и даже нагловато. Я тяжело встаю со своего места и тупо иду к двери. Звонок повторяется. Я даже не пытаюсь посмотреть, кто рвётся ко мне так настойчиво, открываю дверь, глядя заплаканными глазами на пришельца.
- Добрый день! Простите за вторжение. Я – Виктор Прокопович, друг Ивана. Он не у вас?
Не в силах вымолвить не слова, я молча мотаю головой.
- Вы не больны? – он участливо наклоняется ко мне. – Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
Я молчу. Он энергично вваливается в квартиру:
- Я вижу, вам плохо. Пойдёмте. Вы присядете. Мне надо с вами поговорить.
Он без приглашения направляется в мою квартиру-студию, в которой раздвинуты все стены-ширмы, и красуется моя неубранная кровать и грязная посуда на посудомоечной машине.
Он быстрым взглядом окидывает помещение и бесцеремонно садится в кресло. Я сажусь напротив.
- Простите, что я так настойчив, но мы не можем связаться с Иваном: телефон не отвечает, дома его нет. Может, вы знаете, где он?
-Не знаю, - я с трудом выдавливаю из себя эти два слова.
- Мне известно, что вы с ним очень дружны….
- Я не знаю… Я тоже беспокоюсь…
- Вы с ним собирались пожениться?
- Да.
- Странно, что он ничего вам не сказал.
-Не сказал…
- Понимаете, - он беспокойно завозился в кресле, - нам срочно понадобился опытный экземпляр его последнего изобретения – психорегулятора. Он вам рассказывал о нём?
- Нет. Он о своей работе мне ничего не рассказывает. Я филолог, и в его изобретениях ничего не понимаю.
- Но я не говорю о конструкции. Я говорю о применении прибора.
Постепенно я начинаю прозревать:
- Может и говорил… А для чего этот прибор?
- Он регулирует психотип человека.
- Психотип?
- Ну да. Этот прибор может превратить врага в друга.
- Нет. Об этом он не говорил. Этого не может быть. Я этому не поверю.
Мой гость становится всё раздражительней.
- Вы позволите, я осмотрю вашу квартиру. Он должен быть здесь.
- Вы в своём уме? Я этого не допущу!
- Вы не имеете права мне отказать. У меня есть ордер на обыск.
Он лезет в карман, достаёт плотную хрусткую бумагу и суёт мне под нос.
- Или вы хотите, чтобы сюда явились милиционеры и перевернули всё вверх дном?
Я сдаюсь:
- Ладно, ищите.
Из другого кармана он достаёт похожий на маленький фонарик предмет, и начинает сканировать им все углы, шкафы и закоулки. Неожиданно фонарик издаёт тонкий писк, и Прокопович, как гончий пёс, кидается к шкафу, поспешно вытаскивая оттуда вещи. Однако ничего не находит. Он долго ещё копошится в квартире, но безуспешно. И его фонарик больше не издал ни одного звука.
- Вы мне скажите, как эта штука выглядит? Может, я видела её, - спрашиваю я.
Он бросает на меня злой взгляд, но голос спокоен:
- Похоже на ручные часы с металлическим браслетом. Не могу поверить, что он ничего не рассказывал.
Я делаю вид, что глубоко задумываюсь:
- Послушайте, - говорю я, изображая на лице озарение, - он на руке носит часы, какие-то странные. Как бы без циферблата. Может, это то, что вы ищите?
После моих слов он вдруг успокаивается. Может, поверил. И мы с ним любезно прощаемся.
Теперь для меня ясно, что беда, случившаяся с Иваном, связана с его изобретением. И этот тип, назвавшийся Прокоповичем, из той же компании.
И тут я словно очнулась: что это я распустила слёзы? Надо что-то делать. Я сажусь на тренажёр-велосипед и, не жалея сил, изгоняю из себя сковывающий тело и мозг шок.
После контрастного душа мой мозг оживает, я предельно сосредотачиваюсь и начинаю выстраивать картину происшедшего.
Так…Некая хорошо организованная группа прослышала про психорегулятор и решила им завладеть. Они следили за Иваном, и его поездка в Посёлок, была для них неожиданным подарком. Они не могли напасть на него в его квартире, квартира мониторится. И это значит, что спецслужбам сразу же всё станет известно.
Население согласилось с круглосуточным прослушиванием и просматриванием их жилищ только потому, что это защищало их от расплодившегося криминала. Конечно, это делало их жизнь прозрачной для властей, но чувство защищённости того стоило.
Зная, что за мной наблюдает камера, я изо всех сил демонстрирую свою занятость домашними делами, но мозг напряжённо работает, выдавая всё новые предположения. Так… Бандиты не знали о камере наблюдения в домике, почему-то не проверили. Ах, да. Они просто её не нашли, потому что Иван каким-то образом спрятал её в стене. Я-то наткнулась на неё совершенно случайно, шаря в темноте по стене. Иван – гениальный изобретатель. Он может всё. Вернее, мог… Зачем, они увезли тело? Наверное, чтобы власти считали, что он сбежал со своим изобретением.
Но почему я решила, что его убили. Может, просто усыпили? И теперь пытают, чтобы вырвать у него его изобретение.
О психорегуляторе я, конечно, знала. Иван рассказал мне о работе над этой проблемой ещё года два назад. «Представляешь, - говорил он, и глаза его сияли счастьем, - на войне не нужно будет убивать людей. Просто воздействовать психорегулятором, и они не захотят воевать. Противник станет твоим другом». -
«Ты хочешь сказать, что твой прибор будет не индивидуальным средством защиты, а психическим оружием?» - «Конечно, и это только начало работы. Я доведу моё изобретение до совершенства». Я не разделяла его оптимизма: «Но ведь это страшное оружие. Это сделает его обладателя манипулятором людей. Разве не такую же задачу ставят некоторые идеологии или проповедники сект?» Иван мне ответил обычным доводом всех изобретателей: «Любое изобретение можно использовать не в интересах людей. Главное, в чьих руках оно находится». Но он меня не убедил.
Последнее время Иван очень изменился: исчез его обычный оптимизм, он больше не шутил, не разыгрывал меня. Я ни о чём не спрашивала, но понимала, что это связано с его изобретением. Я знала, как опасно, быть обладателем подобного прибора. Иван был между двух огней – между властью, от которой он пока скрывал психорегулятор, и криминалом. Поговорить нам было негде: мониторились не только квартиры, но и все места отдыха, и всё сказанное переставало быть тайной. В этом городе нигде не скроешься и ничего не скроешь.
Посёлок был единственным островком свободы. Но туда имели доступ не так уж много людей: эти везунчики (среди которых был Иван) просто когда-то получили домики по наследству. Естественно, их хотели отобрать, но наследники сумели отстоять свои права. Как им это удалось, догадаться было нетрудно, однако никто даже не мог предположить, какова стоимость положительного решения.
Мы должны были встретиться в Посёлке, чтобы поговорить. Я уверена, что речь пойдёт о приборе. Но мы были слишком наивны, думая, что наша встреча останется незамеченной. И вот чем всё кончилось - Ивана больше нет.
Как же мне теперь жить? Моя голова не могла выдать мало-мальски стоящей мысли. Но бесспорно одно: я должна поставить точку в этой истории. Я должна найти Ивана живым или мёртвым.
Глубокая ночь. Не зажигая огня в квартире, надеваю наощупь байкерсий костюм, тихонько выскальзываю на улицу. У меня есть надежда, что в такой темноте камера не зафиксирует моих действий. Я специально не трогаю машину, стоящую перед домом, а вывожу из бокса свой мотоцикл, ездой на котором очень увлекалась несколько лет назад.
И вот я снова в пути. Мчусь по шоссе, строго соблюдая дорожные правила, словом делаю всё, чтобы не привлечь внимания дорожной милиции. Я объезжаю вокруг Посёлка, чтобы въехать в него с другой стороны. Недалеко от въезда заглушаю мотор и дальше иду пешком, волоча за собой мотоцикл. Нет, не по центральной улице. Я иду, петляя, как заяц, по зелёным тёмным закоулочкам, мимо тёмных безжизненных построек, одна-одинёшенька в этом безлюдном мире. Я пробираюсь в наш домик, надеясь там найти нечто, что поможет мне в моих поисках.
И вдруг, проходя мимо одного из брошенных домов, я замечаю стоящий в кустарнике санитарный вэн. Я останавливаюсь, как вкопанная. Неужели это тот самый фургон? Прислонив мотоцикл к дереву, подкрадываюсь к нему, заглядываю внутрь через открытую дверь: там выключенные на ночь санитарные роботы.
Я колебалась недолго. Какая-то сила подхватывает меня, и вот я уже внутри фургона. Подхожу к одному из роботов, включаю питание. Робот сразу как будто оживает. Мне кажется, я слышу его дыхание. Я запускаю программу медицинской помощи. Да, пароль… Нужен пароль. И тут я решаюсь ввести суперпароль, который когда-то на всякий случай дал мне Иван, набираю на клавиатуре, фразу: «найти мужчину, вывезенного из дома 23 Посёлка» и запускаю программу.
– Слушаюсь! – резкий металлический голос робота больно ударяет по ушам в этой неправдоподобной тишине.
Робот уверенно направляется к одному из домов поселка, открывает дверь, и мы входим внутрь. Выждав минуту, не включится ли охранная сигнализация, я иду следом за роботом, чувствуя, как у меня гулко стучит сердце, затрудняя дыхание.
Робот открывает дверь в одну из комнат и громко рапартует:
- Задание выполнено.
В сильном возбуждении я кидаюсь вперёд и натыкаюсь на кровать, где неподвижно лежит мужчина. Я склоняюсь к его лицу, с трудом сдерживаю крик – Иван! Это Иван! Я обнимаю его, приникнув губами к лицу, но он не реагирует ни на звук голоса, ни на прикосновение. Однако дыхание спокойное и глубокое. Он спит. Совершенно очевидно, что это неестественный сон. Вспоминаю шприц в руке бандита. Его накачали транквилизаторами.
- Как его разбудить?- говорю я, то ли себе, то ли роботу.
Робот не реагирует. Дрожа набираю на его клавиатуре текст приказа: «Разбудить!»
- Слушаюсь! - гремит голос робота.
Он открывает дверцу стоящего в углу шкафчика, вынимает ампулу и шприц, в полной темноте, собирается сделать инъекцию. Я в ужасе смотрю на его манипуляции, но ничего изменить уже не в состоянии. Через какое-то время, показавшееся вечностью, Иван открывает глаза. Он ничему не удивляется, равнодушно смотрит на меня, и, кажется, не понимает, что с ним происходит. Робот делает ещё один укол. Иван зашевелился. Его взгляд проясняется, обретает осмысленность:
- Ксения? Ты? Как? – он безуспешно пытается встать, но я не даю ему подняться.
- Это я, любимый. Ты жив! Господи, какое счастье! Подожди, полежи немного. Наберись сил.
Он устало закрывает глаза:
- Пить…
Я заметалась по комнате в поисках воды. Сегодня я ужасно везучая: на окне графин с водой и рядом стакан. Я наливаю воды, и прежде чем поднести стакан Ивану, пробую воду на вкус. Вроде бы всё нормально.
Иван жадно глотает прохладную воду, и к нему возвращается жизнь.
Проходит ещё несколько минут, и вот он уже стоит передо мною: бледное измученное лицо, мятая белая рубашка, деформированные спортивные брюки, босые ноги.
Я прижимаюсь к нему, целую его лицо, слёзы льются потоком.
- Идём, - говорю я, - не веря случившемуся чуду. – Идём. Там у меня мотоцикл. Ты сможешь идти?
- Подожди, - он направляется к стоящему у кровати роботу, - жмёт его железную руку, бормоча чуть слышно:
- Спасибо друг.
Робот стоит неподвижно. Ждёт приказаний. Иван отключает питание, выключает программу, стирает мои приказы, вынимает жёсткий диск. Стирает отпечатки моих пальцев на графине и стакане.
- Ну вот, теперь можем идти.
Я обнимаю его за талию, и мы медленно продвигаемся вперёд. Мотоцикл ждёт нас. Но сможет ли Иван удержаться на моей летящей машине?
- Осторожно, любимый, - шепчу я, - держись за меня крепче.
И вот, когда мы уже готовы, и я чувствую припавшее к моей спине тело Ивана и его руки на моей талии, я вдруг прихожу в замешательство:
- А куда нам ехать, Иван?
- Едем в наш домик, там разберёмся, - говорит он.
Я с радостью слышу его твёрдый голос, включаю мотор, и мы летим вперёд, свободные и счастливые.
В домике всё перерыто вверх дном. Видимо, бандиты, ничего не добившись от Ивана, возвратились назад. Искали психорегулятор.
- Где он? – спрашиваю я, понимая по выражению лица Ивана, что они ничего не нашли.
- Сейчас увидишь.
Он ведёт меня в сарай, отодвигает фальшивую стену, и я вижу вход в подземелье.
- Что это, Иван?
- Это бомбоубежище времён Великой Отечественной войны.
- Невероятно! Сохранилось до сих пор?
- Я отремонтировал и переделал его три года назад, когда мне понадобилось «секретное» помещение. О нём не знает ни одна живая душа. Здесь мы можем скрываться столько, сколько понадобится.
- Как скрываться? Нам же нужна еда, вода, и всякое другое.
- Я всё предусмотрел. Сейчас увидишь.
Иван открывает дверь, и мы попадаем в тёмную прихожую, где на меня повеяло запахом плесени и сырой штукатурки. Зажигается свет, и я вижу вход в просторное помещение, перегороженное лёгкими перегородками.
Иван с гордым видом показывает мне спальню, гостиную, кухню и даже удобства! Ну, просто нормальная скромная квартирка. Стены квартирки выкрашены светложёлтой краской, что делает её даже приветливой.
Мебель скромная, но предусмотрено всё: широкая кровать, шкаф и даже туалетный столик с зеркалом, столы и полки, холодильник - на кухне, диван, кресла, низкий столик и даже письменный стол – в гостиной. Есть компьютер и телевизор. Маленькая кладовка заполнена консервами, овощами, всякой снедью.
Я восторженно обнимаю и целую Ивана:
- Вот это да! Мы здесь можем прожить целый год!
-Год не год, а несколько месяцев проживём спокойно. Днём будем спать, а по ночам гулять, дышать воздухом и любоваться луной. А теперь я должен вымыться и переодеться.
Пока Иван плещется в душе, я обозреваю продуктовые запасы, готовлю скромный ужин, вернее завтрак, потому что уже, наверное, занимается рассвет.
Что будет дальше, как мы выпутаемся из нашего положения, я не думаю.
Мы сидим за столом на кухне, и словно новобрачные смотрим друг на друга с нежностью и любовью. На какое-то время мы как будто забываем о нашей западне. Но когда я начинаю рассказывать о своих злоключениях, лицо Ивана снова становится сосредоточенным и жёстким. Обыск, учинённый в моей квартире Прокоповичем, выводит его из себя. Он вскакивает из-за стола, цедит сквозь зубы:
- Сволочь… Он заплатит за всё…
- Кто он такой? Действительно твой друг?
- Он был моим другом, а оказался осведомителем бандитов! Теперь мне всё ясно: спецслужбы к нападению не имеют отношения. Это значит, что когда мы объявимся, нам ничего не грозит.
- Нет, не торопись. Надо всё продумать, собрать информацию. Полазить по интернету, посмотреть новости по телевизору.
Иван расхохотался, схватил меня в охапку, закружил вокруг стола:
- Ты умница! С тобой я не пропаду!
Мы прожили в своём убежище, наверное, недели три. Странная жизнь, где перепутались день и ночь, и где всё было непредсказуемо и волнующе: наша любовь, нависшая опасность, какая-то непонятная радость бытия, которую я бессильна выразить словами.
Сначала интернет и телевидение молчали о происшествии. Видимо, Комитет по информационной политике ещё не определился, как отнестись к исчезновению учёного, занимавшегося секретными разработками. Однако, долго скрывать случившееся оказалось невозможным. Прошла неделя и СМИ, и интернет захлебнулись от диких выдумок, немыслимых предположений. Было такое ощущение, что если бы Иван вдруг появился в городе, журналисты просто разорвали бы его на куски. Никакой полезной информации не было. Но мы знали, что спецслужбы не сидят сложа руки, и рано или поздно они вынуждены будут отчитаться перед обществом о своей работе.
И вот этот день наступил! Однажды утром, через три недели нашего заточения, я на кухне включила телевизор и увидела анонс: «Срочно! Через несколько минут в прямом эфире выступит с заявлением пресс-секретарь Следственного Комитета».
- Иван! – закричала я ненормальным голосом, - Скорее! Сюда! Новости!
Мы стоим перед экраном телевидения, крепко держась за руки, жадно вперив глаза в экран.
И когда пресс-секретарь заявил, что найдена и арестована банда, возглавляемая сотрудником НИИ-13 Прокоповичем, причастная к похищению известного учёного, я с ликующим криком «Победа!» повисла на шее у Ивана.
Ах, какое это было счастливое мгновение.
- Иван, - шептала я, - мы спасены. Ну, позволь мне выйти на улицу, на одну минуточку, просто взглянуть на солнце.
Он берёт меня за руку, точно боясь, что я, как глупый щенок, убегу туда, куда пока не позволено, отпер дверь, раздвинул стену, открыл дверь сарая, и мы оказываемся на воздухе.
Было ранее утро, на траве блестели капли росы, и над лесом поднималось солнце. Щебетали разноголосые птички. Воздух, прохладный, напоённый ароматами, заполнил меня всю. Господи, как прекрасен наш мир! И как отвратительны мы, люди, если только нас захватит дьявольская страсть к золотому тельцу. Как злобны, жалки, как неблагодарны.
И тут я подумала о психорегуляторе.
- Иван, любимый, - говорю я, глядя на его счастливое лицо, - дай мне слово, что ты спрячешь и от людей, и от себя все свои разработки по психорегулятору.
- То-есть как? Почему? Что за глупость?
- Разве ты не понял, что рано или поздно им завладеют бандиты. Если ты меня любишь, если ты хочешь, чтобы твои дети не были изуродованы всякими регуляторами, ты должен забыть о своём изобретении до тех пор, пока не создашь оружие, нейтрализующее действие психорегулятора.
- Нет, всё-таки ты у меня не только красавица, но и умница! Знаешь, я ведь давно думаю об этом, - смеется он. - И у меня есть идеи.
- Спасибо! Я люблю тебя!
Мы вернулись домой на вертолёте, воспользовавшись предложением нашего друга, с которым Иван связался по телефону.
Когда мы садились на вертолётную площадку, увидели море встречающих нас людей. Меня поразило весёлое настроение толпы. Они приветствовали нас, как будто мы совершили что-то особенное. От этого было и неловко, и радостно. Я поняла, что для нас начиналась новая жизнь. Какая она будет, я не знаю. Но никогда я не забуду наш медовый месяц в подземелье Посёлка.