Я к тому времени уже год, как проработала врачом в селе Курпатово. Люди там живут добрые, но пьющие и несчастные. Такой была и мать Максима. С этим мальчиком я впервые познакомилась на автобусной остановке. Он стоял, крепко сжимая в руке бидончик с красно-кровавой клюквой.
-Сам набрал?- спросила я.
-Сам.- гордо ответил Максим,- сам набрал, представляешь? Вот мамке радость будет! Сдаст, хлеба купим и Надьке молока.
-А Надька, это кто?
-Надька сестра моя. Ей год всего и болеет сильно.
Через месяц, после нашей встречи Надя умерла. Я помню, как Максим нёс ей на могилку букет ромашек и плакал, но как то не так, как плачут дети…Плакал по-взрослому, как мужчина.
Максима я видела часто. Он, в свои девять лет, уже умел ловить рыбу на самодельную удочку и воровать соседскую картошку. А его мать мне довелось видеть лишь дважды. Первый раз я встретила Наташу зимой около сельского магазина, в дырявых галошах, на босу ногу, а второй вместе с Максимом, собирающую грибы. Она была красивой от природы, чуть полноватой женщиной, которая сгубила свою жизнь выпивкой. Жила она с матерью, старой бабой Любой, Максимом и кошкой Лизой. Так и жили Шолоховы бедно и еле-еле сводили концы с концами.
Однажды в моём доме раздался звонок, говорила Тётя Даша, соседка Шолоховых:
-Валя, ты знаешь, Наташку в милицию забрали. Максим с бабой Любой остался, но она сейчас пьёт сильно. Ребёнок без присмотра. Я бы его к себе взяла, но ты сама знаешь, у меня Машка маленькая и корова…
Я не раздумывая оделась и побежала к Шолоховым домой. Но увидела Максима с бабой Любой около сельмага. Она держала в руке бутылку водки, самый ходовой в селе товар, а мальчишка месил грязь возле лужи. Увидев меня издалека, Максим закричал и бросился бежать. Он бежал по соседским грядкам, проваливаясь в холодную, влажную почву босыми ногами. Наконец он вбежал в дом и забился под кровать.
Ко мне подошла баба Люба:
-Что, Наташку прав лишают?- как ни в чём ни бывало спросила она.
-Каких прав?
-Родительских!
-Да вроде нет, мне соседка позвонила, сказала, что мать Максима в милицию забрали, а вы…Вобщем, может быть Максим пока у меня поживёт?
-Да забирай! Баба с возу, кобыле легче!
Я направилась к дома Шолоховых. По дороге всё думала о том, почему Наташу не лишают родительских прав и как такое может случится, что ребёнок остался без присмотра.
В доме из мебели был старый шкаф и две кровати. Изо всех углов сквозило нищетой . Подойдя к кровати, я услышала редкие всхлипы.
-Максим, что случилось? Почему ты плачешь?
-Ты меня заберёшь, а мамка с бабушкой не смогут без меня! Я знаю, знаю, мамку прав лишили! Она давно говорила, что лишить за пьянку могут!
-Не лишили, не лишили- начала успокаивать его я- всё нормально, Максим. Вылезай из-под кровати, пойдём, я тебя накормлю.
-Обманешь меня! Я знаю, обманешь! Никуда не пойду!
Я вспомнила, что в кармане у меня завалялась конфета. Быстро сообразив, что делать, я положила конфету под кровать.
-Это, что? Конфета?- восхищённо закричал Максим. Но потом опомнился и сказал серьёзно, по-мужски.- Не надо мне ничего. Не пойду никуда.
-Максим, пойдём.- уговаривала я.- Я тебя накормлю и отпущу.
-А не обманешь?
-Нет!
-Ну ладно, только поем и пойду, да?
-Да! Вылезай!
Из-под кровати показалась худенькая фигурка мальчика. На его одежде клубами висела пыль. Он вытер грязной ручонкой щёки и вздохнул. Я взяла его за руку и увела из этого грязного и жуткого дома, в надежде, что больше никогда-никогда, ни он, ни я сюда не вернёмся.
Дома я сняла с него лохмотья старой одежды, завернула в чистый халат, усадила за стол и налила целую чашку горячих щей. Максим долго смотрел в тарелку, потом начал быстро есть, и глотать их не жуя, обжинаясь и что-то бормоча. Потом повернулся ко мне и сказал:
-Ты вкусно готовишь, я бы на тебе женился.
Я рассмеялась, а он посмотрел на меня серьёзно:
-Ты зря смеешься. Я буду хорошим мужем. И отцом буду хорошим. Не таким, как мама моя. Нет, мамка хорошая, но пьёт. И меня бьёт часто и бабу Любу. Но она не плохая, она просто грустная. Вот купила мне баба Люба машину, а мама играть не разрешает. Говорит, что сломаю. А зачем мне машина, если в неё не играть?
Он посмотрел на меня так вопросительно и наивно, а я не смогла ничего ему ответить. Я лишь почувствовала, как заплакало моё сердце и как слилась моя душа с душой этого маленького, но такого взрослого мальчика, а он продолжал:
-И баба Люба меня тоже обижает. И Лизку не кормит, кошку нашу. А у Лизки скоро котята родятся, ей голодать нельзя.- Потом он наклонился ко мне близко-близко и на зашептал- Но ты не бойся, я Лизке свою еду отдаю, только бабушке не говори- и радостно улыбнулся.
Прошло около месяца, Максим жил у меня. Я уже твёрдо решила, что усыновлю его. Я отдала его в школу, он оказался очень способным к математике. Лизку я тоже забрала к себе, а через несколько дней, с нами стали жить ещё и четыре маленьких пушистых комочка, в которых Максимка души не чаял.
Рано утром, когда Максим ещё спал, я пошла в сельмаг, купить свежего хлеба к завтраку. Когда вернулась, то на столе лежал клочок бумаги, на котором с ошибками было написано: «Мамка вирнулась. Лизу с катятами забрал. Спасибо тебе за всё. Максим.».
В горле встал увесистый ком. Я на минуту задохнулась.
На следующий день я отправилась в город, купила игрушек, одежду и два билета на поезд. Приехав вечером в село, первым делом пошла к Шолоховым. Отыскала Максима во дворе. Он стирал бельё. Я взяла его за руки и сказала:
-Максим, хочешь, я заберу тебя, и мы уедем?
-Навсегда?
-Да! Навсегда! Я буду твоей новой мамой! И Лизку заберём и котят!
Максим поднял на меня свои зелёные, наполненные слезами глаза и тихо, сдерживая слёзы, сказал:
-Нет, без меня мамка пропадёт.
Я отдала ему игрушки и одежду, а на следующее утро уехала из села Курпатово навсегда.