ЛЕОНИД ЛУКОВ, он же – АРЬЕ БАЦАЛЬ
Когда вышел первый номер нашей «Алии», со мною провел интервью по телефону Фреди Бен- Натан, довольно известный в Израиле журналист с «русской» радиостанции РЭКА. Буквально через пять минут после интервью раздался телефонный звонок. Звонил некто Леонид Луков, который хотел печататься в нашем журнале. Мы договорились, что он вышлет мне свои произведения по почте. Тут же Леонид успел сделать комплимент моему голосу, сказав, что он, как говорится, «пошел на голос». Когда мы уже познакомились, Леонид подарил мне шутливое стихотворение:
Среди забот и повседневной тины,
Услышал я волшебный голос Нины,
Звучащий, как апрельская капель.
И ей, букет ромашек подарив,
Я сразу же забыл, зачем приехал в Тель,
С известным продолжением – Авив.
Леонид прислал мне свой рассказ «Новая игра». Это была публицистика, написанная в художественной форме, что меня сразу заинтересовало. «Новая игра» появилась во втором номере, с окончанием – в третьем, так как вещь была довольно большая.
Биографическая справка: Леонид Луков (Арье Бацаль) – инженер-механик в области автомобилестроения, кандидат технических наук, имеет научные публикации и патенты. В Израиле работал свыше десяти лет в различных частных фирмах в качестве инженера и патентного эксперта. Литературным трудом начал заниматься в Израиле. Его проза и стихи печатались в газетах «Время» и «Новости недели», в журналах «22», «Алия», «Русское литературное эхо», альманахе «Хронометр». Он автор книг: «Цена бессмертия» - 2006, «Камера клаустрофобии» - 2008, «Послепасхальная агада» - 2009.
Леонид сразу вписался в наш дружный коллектив, став постоянным членом редакционной коллегии и участником наших встреч. Это было тем более ценно, что жил он далеко, а вскоре стал работать на достаточно престижной работе в Ашкелоне, но, несмотря на расстояние и загруженность, он всегда приезжал на встречи, не забывая прихватить с собой конфеты, или торт, или вино, или цветы, а иногда и все вместе. Леонид взял себе литературный псевдоним Арье Бацаль, который, фактически, является переводом на иврит его имени и фамилии (на иврите "бацаль" означает лук).
После года общения, я сказала:
- Леня, пора вам выпустить книгу.
Так появилась его первая книга «Цена бессмертия». Это был период, когда я достаточно безуспешно пыталась выбить у государства деньги на издание журнала. Наша редакция продолжала встречаться, хотя журнал уже не выходил, и я предложила организовать литературный театр, который будет презентовать книги наших авторов. Первую такую презентацию мы устроили на книгу Леонида и успели провести ее в русской Иерусалимской библиотеке «у Клары».
Клара Эльберт, директор библиотеки, личность легендарная. У меня написана о ней статья, но я не привожу ее здесь только по той причине, что о Кларе великолепно написала Дина Рубина в своем знаменитом романе «Вот идет Машиах», где Клара выведена под именем Ангел Рая. Пока Иерусалимская библиотека находилась в уютном особняке, недалеко от центрального автовокзала, в ней постоянно проходили презентации новых книг. А так как воздух Израиля исключительно способствует творчеству, то пишут здесь если не все жители, то очень многие. Клара не отказывала никому. Любой автор, никому неведомый и не известный, мог здесь презентовать свою книгу, так что презентации проходили каждый день, и авторы выстраивались в очередь. Мы решили представить книгу Арье Бацаля красиво, и в этом принимала участие вся редакция. Презентация прошла очень хорошо. Леонид взял с собой немного книг и все они были распроданы, что для начинающего автора является хорошим знаком.
Леонид продолжает активно писать. Он выпустил уже три книги и готовит к изданию четвертую. Для меня остается загадкой, когда он находит время, чтобы писать. Должно быть, по ночам. Его произведения всегда интересны и своеобразны, с необычным сюжетом и оригинальными мыслями. Основная тема его книг – это Израиль, иудаизм и антисемитизм, а форма написания самая разная: тут и фантастика, и лирика, и стихи, которые автор использует в своих прозаических произведениях, как вспомогательное средство.
А в жизни с ним также всегда интересно и приятно общаться. Он любезен и галантен, что, разумеется, нравится женщинам.
Так как я продолжаю с ним работать, как редактор его книг, наши контакты не прекращаются, но встречи становятся все реже. Однако, раз в год, в свой день рождения, я имею нахальство приглашать всю редакцию к себе в гости. И дело, конечно, не в подарках, а в той радости общения, которую мне доставляют друзья. На этих встречах Леонид всегда в центре внимания. Он читает свои стихи и рассказывает анекдоты, он вспоминает массу фактов и историй, которые всегда интересны и познавательны.
Вот такой он, Арье Бацаль. Успехов вам, Леонид!
И ЧТО БЫ Я БЕЗ ТЕБЯ ДЕЛАЛА, РИММА?
С Риммой Глебовой я познакомилась в 2005 году. К этому времени она была уже довольно известным литератором и активно печаталась в местной прессе.
Биографическая справка: Репатриировалась в Израиль из Нижнего Новгорода. Член Союза писателей Израиля, публиковалась в российских газетах и журналах, в коллективных сборниках нижегородских писателей, в израильской прессе, Канаде и США. Лауреат сетевого международного конкурса «Большая буква» и сетевого конкурса «Что хочет автор?». В Израиле выпустила две книги: «Жили-были…», «У судьбы на качелях». Имеет авторскую страницу на сайте «Проза.Ру» и на других литературных сайтах.
Римма Глебова – безусловный мастер такого жанра, как рассказ, хотя у нее есть повести и даже пьесы.
Римма Глебова живет в Петах-Тикве (перевод названия: врата надежды). Этот город я знаю очень мало, поэтому упомяну только те места, в которых бываю. Прежде всего – это улица Жаботинского (о ней читайте «Из дневника репатриантки», продолжение). В Петах-Тикве, на улице Жаботинского 112, находится международная академия каббалы, под руководством Рава Лайтмана.
Римма живет в стороне от улицы Жаботинского, можно сказать, в лесопарковой зоне. Этот район резко отличается от шумной и широкой улицы Жаботинского. Невысокие здания, много зелени. Римма с мужем снимают небольшую, уютную трехкомнатную квартиру. С балкона открывается вид на парк по соседству. О, об этом замечательном месте нужно написать отдельно.
Парк «Яд-ле-Баним» - перевод названия: Память о сыновьях – любимое место отдыха жителей не только близлежащих домов, но и всех тех, кто этот парк знает. Кроме тенистой зелени, лужаек и скамеек, взгляд гипнотизируют водопады, мостики и маленькие озера, в которых плавают золотые рыбы (именно рыбы, а не рыбки). Но самая главная достопримечательность – это зоопарк. Вход туда, правда, платный, но цена невысокая. В зоопарке много птиц и попугаев, есть петушки, утки и страусы. Живут здесь черепахи и ламы, и даже семейная пара гамадрилов, и даже(!) розовые фламинго. Много обезьян и мартышек, которые страшно верещат и смешно клянчат еду и сладости. И все это на сравнительно небольшой площади. Есть, конечно, в Израиле и громадный парк-сафарий, где гораздо более разнообразная фауна. Но вся прелесть данного места именно в том, что это просто парк для семейного отдыха в центре города.
Римма пришла в редколлегию, когда было выпущено два номера журнала, но она сразу стала моим незаменимым помощником, а затем и подругой.
Римма – Водолей по знаку зодиака. Водолей – это человек, который хочет облагодетельствовать все человечество, а если это невозможно в таком широком масштабе, то хотя бы сделать все по максимуму для друзей и близких. Римма относится к практикам, а не теоретикам, так как на словах-то мы все готовы помочь, но, как правило, все ограничивается словами, а не делами. Когда у меня были проблемы с компьютером, Римма уговорила брата подарить мне старенький компьютер. Затем она уговорила сына привезти его ко мне в Бат-Ям из Петах-Тиквы, так как у сына есть машина. А когда я, наконец, смогла купить новый компьютер, Римма сделала мне электронную почту и авторскую страницу на сайте «Проза.ру». Она помогала мне осваивать компьютерные премудрости, терпеливо снося мою гуманитарную тупость.
Но если бы только это. Если срочно (или даже не срочно) требуется какая-то важная информацию, можно не сомневаться, что Римма тут же откликнется, и не пройдет и пяти минут, как необходимые данные придут к вам по электронке. Есть и другие моменты, достаточно щепетильные, когда она приходила ко мне на помощь не задумываясь. Одним словом, я всегда знаю, что Римма - это тот человек, который всегда выручит в беде и в любой, казалось бы, безнадежной ситуации, одно слово – Водолей.
Римма любит дарить на день рождения друзьям не только маленькие очаровательные безделушки, но и вполне необходимые для жизни вещи. Каждый год, на ее день рождения, я и Галина Толстова (о Галине разговор будет ниже) приезжаем к ней в Петах-Тикву. И мы знаем, что нас ждет интересный вечер и вкусный стол, который Римма готовит сама. Здесь и многочисленные самые замысловатые салаты, и вина, с изысканным вкусом, но самое главное – приятная беседа и теплота общения. Все это несет в себе и щедро дарит друзьям маленькая женщина с большими удивленными глазами.
И что бы только я делала без тебя, Римма?!
ГАЛИНА, ГАЛА - МОЙ ТАЛИСМАН
Галина Толстова была первым автором, кого я нашла сама. Это случилось в 2004 году. Мы встретились в Холоне (городе, где живет Галина), разумеется, у фонтана.
Холон я уже немного знала, я жила в нем три месяца. Очаровательный городок: много фонтанов, много зелени, много детских площадок. Холон даже зовут «детским городом». Здесь есть роскошный детский парк с динозаврами (ну, не живыми, конечно, - успокойся, читатель), есть динозавры с лабиринтами, а через раскрытую пасть можно выбраться и съехать вниз, как по горке – одним словом, детям раздолье. В городе попадаются смешные скамейки в форме сидящих людей, а на въезде в город вас встречает скульптура сидящего кота. Это – символ города (почему кот – Бог знает). Но самая главная отличительная черта Холона – это зелень. Ее очень много. Зеленые, тенистые полянки находятся почти в каждом дворе старого города, и жителям не нужно ехать на пикник куда-то далеко в лесопарковую зону.
Итак, мы встретились с Галиной «у фонтана». Я увидела эффектную женщину в длинном черном развевающемся плаще. Галина пригласила меня к себе домой. У дверей нас встретили с шумным лаем две отнюдь не маленькие собаки, Партос и Лаки. Кроме них и хозяйки, в квартире еще жили престарелый отец Галины и красавица-дочь.
Мы сидели в комнате Гали, и я читала ее стихи, записанные аккуратным почерком в школьную тетрадь. Галина нервно курила и спрашивала через каждые пять минут:
- Это очень плохо? Очень?..
В тот период Галина писала еще довольно слабые стихи. Я почувствовала растерянность. Мне нужны были сильные авторы, чтобы привлечь внимание к новому изданию. Но я увидела глаза, полные такой надежды, что у меня не хватило духу отказать.
- Давайте попробуем, - сказала я, - но над стихами еще нужно работать.
Галя с радостью согласилась. Я же утешала себя тем, что это мой первый автор, и я не могу от него отказаться. Я сказала себе: от нее зависит все – она первая, и она «мой талисман».
Так началась наша дружба и работа над стихами. Я напоминала себе, что были такие поэты, как Александр Блок и Николай Гумилев. Блок считал, что поэтом надо родиться, а Гумилев – что стихам можно научиться. Мое знакомство с Галиной должно было разрешить этот спор.
Наша дружба переживала подъемы и падения. Потом к нам присоединилась Римма, и нас стало трое. Читая Галины стихи, я обратила внимание на их песенность. Были и откровенные стихи-песни, были романсы. Я сказала Галине:
- Если ты, со своей внешностью и манерой одеваться, выйдешь с гитарой к зрителям и споешь им, своим низким с хрипотцой голосом, собственные песни и романсы – весь народ будет у твоих ног.
Я напоминала Галине, что у нее музыкальное образование.
- Но я же никогда не писала музыку, - возражала она.
Я пыталась найти для нее композитора, но ничего не получалось. Одним словом, я уже начинала терять надежду, что из всего этого эксперимента что-то получится, как вдруг… (все хорошее происходит «вдруг», как, впрочем, и плохое) я узнала, что Галя купила компьютер, о котором мы с Риммой ей давно говорили, и органит. Однажды
она мне позвонила и, задыхаясь от волнения, сообщила:
- Я написала музыку к двум своим романсам, сама! Я же никогда раньше не писала музыку! Нет, ты послушай, послушай!
И тут же она мне эти романсы сыграла и спела. Романсы были откровенно хорошие, и я от души порадовалась за «нашу Галлу».
Какое-то время спустя я узнала, что Галина собирается издать книгу стихов. Когда я получила по электронной почте стихи, которые она собиралась включить в сборник, то увидела, как она выросла со времени нашей первой встречи. Стихи были на хорошем уровне, а некоторые тянули на вполне полновесную пятерку. В общем, диалектический закон перехода количества в качество полностью себя оправдал, а спор между Блоком и Гумилевым был решен в пользу последнего.
Но, может, дело не только в этом? Думаю, что на донышке души Галины Толстовой всегда жила ее поэтическая искорка. Надо было только вдохнуть в нее жизнь. И, конечно, нужно было приложить немалое усилие, чтобы этого добиться. Мы с Риммой только помогали ей, но главная заслуга принадлежит самой Галине.
В последние два года у Галины появилась новая привычка: приглашать нас с Риммой отмечать ее день рождения в Тель-Авиве. Мы встречаемся на кикар* Дизенгоф, «у фонтана», спускаемся вниз, бродим по маленькому базару антиквариата, где Римма и Галя обожают покупать всякие милые безделушки. Потом сидим тут же, напротив, в уличном кафе, и едим обалденно вкусную, горячую пиццу. Потом идем в Дизенгоф-центр, и там, в кафе на втором этаже, пьем кофе «капуччино», закусывая его тающим во рту пирожным. А потом сидим на улице, где-нибудь на скамейке, неподалеку, и болтаем обо всем, что взбредет в голову. И нам так хорошо вместе.
Я искренне радуюсь успехам Галины. Скоро выйдет в свет ее первая книга, и мы устроим красивую презентацию.
Галина, Гала, мой талисман – у тебя получилось!
*Кикар (иврит) – площадь.
ГОРОД, КОТОРЫЙ МЕНЯ ЛЮБИЛ
БАТ - ЯМ – Дочь моря. Город, имеющий такое поэтичное название, между тем, не имеет никакого материального символа: ни скульптуры, ни, даже, картины. Хотя, кажется, какой простор для фантазии. Достаточно вспомнить «Бегущую по волнам» Александра Грина. Но, должно быть, создатели города Грина не читали.
Так я думала, пока не узнала историю города. Все оказалось не так тривиально и гораздо более интересно.
Историческая справка: Город Бат-Ям находится к югу от Тель-Авива. Основан в 1926 году. Здесь существует своя городская легенда. Когда-то пришел сюда, на берег моря, некто Мендель Ротман, потомок польских раввинов, вбил кол в песок и сказал: «здесь я буду строить свой дом». Его называют здесь Адам Ришон («первый человек» - иврит). Земля была приобретена в 1923 году для строительства пригородного квартала Баит-ва-Ган (дом и сад – иврит), а строительство началось в 1926 году членами организации « Баит-ва-Ган». Планировалось, что это будет район для религиозных евреев, но со временем население стало смешанным. Бат-Ям пережил несколько арабских погромов со стороны жителей Яффо в двадцатые и тридцатые годы. В 30-е годы население значительно увеличилось за счет беженцев из нацистской Германии. В 1938 году город получил современное название, которое имеет совсем другое значение. Хотя слово « ям» в переводе с иврита действительно означает море, но здесь это аббревиатура от слова Иерусалим, а так как город на иврите женского рода, то получается: дочь Иерусалима, а совсем не русалка (то бишь дочь моря). Во время войны за Независимость, в 1948 году, арабы Яффо атаковали Бат-Ям, и так продолжалось до капитуляции Яффо 13 мая 1948 года. В дальнейшем население выросло за счет репатриации евреев из североафриканских стран, и в 1958 году Бат-Ям получил статус города. Население резко увеличилось в 90-е годы, за счет репатриации из стран СНГ. В настоящее время в Бат-Яме проживает более 130 000 населения, из которых 35 000 – репатрианты 90-х годов.
Бат- Ям – город-спутник Тель-Авива, фактически, он продолжает Яффо, который теперь входит в состав Тель-Авива. Набережная начинается в Тель-Авиве, продолжается в Яффо и имеет логическое завершение в Бат-Яме. Теперешний мэр Бат-Яма вложил в эту набережную много средств и усилий. Весь пульс города здесь. От Яффо начинается улица Бен-Гурион, которая тянется вдоль морского побережья Бат-Яма. С одной стороны – модерновые отели-небоскребы, с другой – сама набережная с детскими площадками, скамейками и прочими местами отдыха. По многочисленным лестницам можно спуститься на батъямский пляж. Он очень длинный, и во время сезона здесь не протолкнуться от обилия отдыхающих. На этот пляж приезжают люди также из прилегающих к Бат-Яму городов: Холона и Ришон ле-Циона. Многочисленные рестораны и ресторанчики, кафе и кафешки могут обеспечить едой тех, кто приезжают сюда на весь день. На набережной проходят выставки художников, выступления уличных театров, известных журналистов и актеров. Очень помпезно проводятся праздники: с салютами, концертами и работающими торговыми точками. Но народу – как сельдей в бочке. Мне это не слишком нравится, поэтому я эти торжества посещала не часто. Думаю, что лучше всего тем, кто живет в соседних домах: можно и из дома не выходить, и так все видно. У одной моей знакомой, живущей в таком новом современном доме, я была в гостях. Сразу попадаешь в громадный салон, где на всю стену – окно. А из окна – вид на набережную и море. И море тут же, рядом, не надо до него двадцать минут добираться, как было у меня в Ашкелоне (об Ашкелоне будет отдельный рассказ). Но я не слишком страстная поклонница Батъямской набережной и Батъямского пляжа. Гораздо чаще я посещала Дом инженеров, который находится также на улице Бен Гурион.
Я прожила в Бат-Яме три года, больше, чем в других городах, и поэтому стоит уделить ему достаточное внимание. Переехала я в Бат-Ям из Рамат-Гана, так как съемное жилье стало дорожать. Но в то время в Бат-Яме квартиры были дешевле, чем в Тель-Авиве и Рамат-Гане.
Я поселилась на границе Бат-Яма и Яффо, и хотя это начало города, но оно же – его центр. В этом месте, на улице Ротшильд, я прожила два года, и весь этот период вокруг нашего дома что-то копали, засыпали и снова копали. Ходили слухи, что здесь будет проходить ветка будущей железнодорожной станции. Дом, в котором я жила, удобен во всех отношениях. С одной стороны, около него остановки автобусов, которые ведут во все направления Тель-Авива. Тут же магазинчики и овощные лавки. С другой стороны – тоже многочисленные магазины и овощные лавки. Так что, проблем, как с транспортом, так и с едой не возникало. Ротшильд – торговая улица. Здесь много недорогих магазинов, в которых можно купить вполне приличные вещи. Где-то посередине, Ротшильд пересекает улица Бальфур, тоже торговая и шумная. Собственно, эти две улицы и есть центр города. Бальфур пересекает много улиц, которые, как и Ротшильд, ведут к морю. На углу улиц Бен Гурион и Ротшильд находится Дом инженеров.
Дом на набережной
Так я называла Дом инженеров (ДИ), потому что из его окон открывался вид на море и набережную. ДИ в Бат-Яме – это амута, иначе говоря, некоммерческая, общественная организация. Подобные ДИ (а они есть и в других городах Израиля) создавались, чтобы помочь ученым и инженерам-репатриантам из бывшего Советского Союза. Во время Большой алии в Израиль приехало очень много не только музыкантов, но и инженеров. Не могу удержаться, чтобы не рассказать старый анекдот на эту тему: «По трапу самолета, прибывшего в аэропорт Бен Гурион, спускаются новые репатрианты, и все несут в руках скрипки. У последнего пассажира ничего в руках нет.
- Слава Богу, - говорит ему, встречающий репатриантов чиновник, - что, хотя бы вы - не музыкант!
- Ничего подобного, - отвечает репатриант, рояль прибудет следом за мной».
Первым руководителем Дома инженеров в Бат-Яме был довольно известный профессор Юрий Колодный. С 2000 года и по настоящее время амутой руководит Евгений Лившиц. В ДИ было разработано много идей и проектов, однако реализация их безумно сложна. И дело не только в бюрократических преградах. Члены амуты, в основном, люди немолодые. У них есть проблемы с иностранными языками и знанием компьютера. Поэтому в Доме инженеров существует пять языковых групп (иврит и английский), а также компьютерные курсы. Здесь есть компьютерный класс и еще один кабинет, который используется очень активно. Именно в нем проводятся многочисленные мероприятия, занятия кружков и клубов. Мой литературный театр тоже начинался здесь.
В амуте есть библиотека, литературное объединение, клуб авторской песни, литературно-музыкальный салон и пр. и пр. Начиналась амута с нескольких десятков человек, а сейчас в ней около 500 постоянных членов. Но самое главное, как считает председатель амуты Евгений Лившиц, ДИ дает людям возможность общения, и он действительно становится для них вторым домом – этот Дом на набережной.
Литературный театр «Амальгама»
В тот период я была одержима идеей создания литературного театра. Я со своей редакцией продолжала встречаться, но журнал уже не издавался, и возникло «кислородное голодание», нам срочно требовалось общее дело. Я предложила создать литературный театр. На творческом вечере Риммы Глебовой мы уже попробовали представить зрителям фрагмент из ее пьесы «Отдам в хорошие руки». Наш театральный дебют имел успех, и нам захотелось, чтобы у нас был настоящий театр. Мы дали объявление в одной из бесплатных газет, и ко мне стали звонить люди. Так я познакомилась с Людмилой Хенкин.
Мы встретились «у фонтана» в Бат-Яме. Людмила оказалась высокой, стройной тридцатипятилетней женщиной, с копной светлых пушистых волос. Но самое удивительное заключалось в том, что она тоже, как и я, приехала в Израиль в 2000 году, что она тоже была из Челябинска, что она там работала в ТЮЗе и жила на соседней со мной улице. Разумеется, в Челябинске мы с ней не встречались.
Людмиле повезло. Она и в Израиле работала по специальности, и не бесплатно. Мне же, со своей стороны, предложить ей было нечего. Людмила была безумно занята. Кроме работы, много сил она отдавала семилетнему сыну, который только что пошел в школу. Она также вела театральные курсы в одной из школ. Тем не менее, Людмила приняла участие в одном из наших спектаклей, за что я ей очень благодарна.
Идея театра стала обрастать плотью, когда я познакомилась с Виктором Каневским и Галиной Феликсон. Я продолжала приходить в Дом инженеров, и именно здесь узнала Виктора и Галину, которые вели литературно-музыкальный салон. На одном из занятий салона я прочитала рассказ Риммы Глебовой «Жили-были» и предложила его для театральной постановки. Рассказ понравился. Женскую роль взяла на себя Галина Феликсон, а мужскую – Григорий Гайсинский. Так началась моя дружба с Галиной Феликсон, а затем и с ее мужем, Виктором Каневским. Мы репетировали свою первую вещь в Доме инженеров. Кабинет был небольшой, заставленный столами – одним словом, место для репетиций не самое лучшее. Виктор в первом спектакле участия не принимал, но активно интересовался тем, как идет театральный процесс. Наконец, я решила провести генеральную репетицию. Столы были поставлены вдоль стен, а из стульев сделаны ряды для зрителей. Пригласили только своих, было не больше десяти человек. После показа состоялось обсуждение. В основном, постановку хвалили, но Евгений Лившиц полностью разгромил наш спектакль, буквально не оставив от него камня на камне. Помню, мне было очень обидно. Мои актеры не были профессионалами, да и условия для репетиций оставляли желать лучшего. Одним словом, я обиделась до слез. Но потом я пришла к выводу, что Женя прав. Рассказ Риммы Глебовой «Жили-были» - это история двух немолодых людей, которые познакомились случайно по телефону. На сцене была простая обстановка двух квартир, разделенных ширмой. На столике в каждой квартире – телефон. В промежутках между сценами герои уходили за ширму, и звучала музыка. Я исполняла роль автора, появлялась в начале и в конце спектакля, а в промежутках давала небольшие комментарии из-за ширмы. Действия почти никакого, статика. Гриша был слишком привязан к тексту, который лежал на столике. Нужно было срочно что-то менять. Вся проблема заключалась в Григории. Он – обладатель прекрасного, густого баритона – с успехом выступал с сольными концертами, и его знал весь русскоязычный Бат-Ям. Однако, в нашем спектакле он терялся, что-то бубнил себе под нос, а я ведь взяла его именно за прекрасный голос… Стоп! Голос, ну, конечно! Нужно было предоставить Григорию возможность показать свой голос. Так в спектакле появились стихи и песни, а с ними пришло и действие. Григорий сразу ожил. Он стал активно импровизировать, причем все импровизации тщательно от меня скрывал, а во время спектакля я уже ничего изменить не могла. Григория вовсю «несло», он вдруг забывал о своей роли и пускался в активное общение со зрителем. Галина в такие минуты, держа в руках телефон, совершенно не знала, что делать, я, стоя за ширмой, тихо бесилась, но публика ничего не замечала. Григория знали и любили и, наверное, думали, что все так и должно быть, что это просто «режиссерские изыски».
Мы показали свой спектакль в пяти хостелях* и везде с успехом. Сама тема предполагала успех: два немолодых одиноких сердца находят друг друга. Для наших пенсионеров это было стопроцентное попадание в яблочко. В последнем хостеле мы выступили сначала в литературном объединении «Зеленая лампа» с последующим обсуждением. В литобъединении оказалась очень приятная и доброжелательная публика. Нам сделали несколько дельных замечаний, которые мы учли, и уже сама премьера прошла с безусловным успехом. Этот хостель имел большой зрительный зал. Я знала, что Галя с Виктором были постоянными членами «Зеленой лампы». Я их спросила: «А что, если мы будем репетировать в этом зале?». Меня познакомили с милой женщиной Ланой, которая была кем-то вроде коменданта хостеля, и нам предоставили вечерние часы один раз в неделю. Таким образом, было убито сразу три зайца: мы получили место для репетиций, зал для выступлений и готового зрителя. В этом зале мы подготовили и показали два спектакля, причем это были большие и достаточно сложные в постановочном отношении спектакли.
Для второго спектакля я взяла пьесу местного автора Дмитрия Аркадина «Летели комарики на воздушном шарике». В пьесе было около двадцати участников, и много совершенно нереальных для нас спецэффектов – одним словом, я взялась за авантюру. К этому времени к нашей деятельности подключился Виктор Каневский. Он сказал мне, что они с Галиной пьесу переделают и уменьшат количество действующих лиц. В результате этой переделки в пьесе осталось десять участников, поменялись все диалоги, и даже название стало другим. Автор, приглашенный на премьеру, свою пьесу не узнал и даже сказал, что от нее ничего не осталось. Здесь я с Аркадиным не согласна. Осталось место действия – самолет, осталась основная сюжетная линия и характеры двух главных действующих лиц: пожилой семейной пары. Эту пару Виктор с Галей и сыграли. Им это было проще во всех отношениях: текста много, но они его знали, так как сами написали. Кроме того, они имели возможность репетировать дома, а не только на репетициях. Остальных исполнителей мы нашли в «Зеленой лампе».
Работа над спектаклем оказалась очень сложной. Все действие происходило в самолете. Актеры вынуждены все время находиться на сцене. Кроме того, сразу возникла проблема: как сделать самолет?
Виктор, обладая изобретательным инженерным умом, придумал остроумное решение. Около ряда пассажирских мест, с одной стороны салона, где происходило все действие, устанавливалась фанерная стена с окошками-иллюминаторами. Была даже подсветка, которая включалась, когда «самолет» «взлетал». Помня ошибки первой постановки, я сразу стала искать «оживляж»: был записан шум самолета, между сценами вставлены музыкально-танцевальные номера. Конечно, всем понятно, что в самолете не поют и не танцуют. Но это же театр, самое условное из искусств. Вы можете повесить табличку «улица», и зритель примет эту условность. Кстати, прием с табличками мы успешно использовали в третьем спектакле.
Но главная проблема заключалась в том, что актеры больше часа вынуждены были сидеть на одном месте. Не спасала положение и стюардесса (ее играла Людмила), которая периодически появлялась, чтобы разносить газеты, напитки и еду. В основном, все действие было между тремя персонажами, которые сидели в первом ряду: семейная пара и их соседка. Остальным было практически нечего делать. Требовалось что-то срочно придумать. Так в спектакле появились новые персонажи: дама в шляпке, мечтающая выйти замуж, любитель кроссвордов, бабушка с внуками. Да, у нас были и дети: сын Людмилы и внучка одного из исполнителей. Им-то особенно требовалось движение. В одной сцене они бегали по самолету, а в последней сцене с «террористом» девочка вела себя очень смело и даже спела для «дяденьки террориста» смешную песенку. В конце пьесы все пассажиры танцевали под музыку «Хавы нагилы» на радостях, что самолет благополучно приземлился.
Этот спектакль потребовал и от меня, как режиссера, и от актеров – полной отдачи. Тем приятнее был успех. Премьера состоялась 27 марта, в Международный день театра. Мы отметили и праздник, и наш успех, и рождение нового театра. Сложился коллектив, с которым был успешно подготовлен следующий спектакль «Рабинович в Израиле». В основу пьесы легли «Олимовские рассказы» Галины Феликсон. Когда я их впервые прочитала, то сразу поняла, что из них хорошо бы сделать пьесу. При написании пьесы я также использовала прекрасные стихи Галины Феликсон, которые были положены на музыку местными бардами: Юрием Воложем и Шейлой Берлин.
Спектакль состоял из нескольких эпизодов, в которых действовал один главный герой – Аркадий Рабинович и другие эпизодические персонажи. В спектакле было много музыки и песен, один эпизод сменял другой. Нужно было быстро менять декорации и костюмы. Некоторые актеры играли несколько ролей, что требовало смены костюмов и быстрого вхождения в другой образ. Тем не менее, на премьере все работали предельно четко и слаженно. Хотя по содержанию спектакль был скорее комедией, мне хотелось сделать лирическую и красивую концовку. В конце спектакля на сцене появлялся стол, накрытый белой скатертью. На столе – свежие халы*, подсвечники со свечами, бутылка красного вина и фрукты. Галина, покрыв голову шарфом, зажигала свечи и произносила благословение над вином. И все это шло под Галины стихи, положенные на музыку:
Шаббат шалом! Неторопливый вечер
Угомонил дневную толчею.
Помедлив чуть у будней на краю,
Я зажигаю праздничные свечи.
Пусть греют душу мне своим теплом,
Шаббат шалом!
После этой сцены я включала запись песни «Шалом, хаверим»*, под которую все актеры выходили на сцену и кланялись зрителям. На этот раз зрители не только удостоили нас аплодисментами, но и криками «браво».
Но, как говорится, хорошо все то, что хорошо кончается. К тому времени я уже жила в Ашкелоне, а это довольно далеко от Бат-Яма. Я сказала себе, что когда спектакль будет закончен, мне придется оставить театр, но я надеялась, что он все-таки продолжит свое существование. Ведь есть все: зал, зрители, актерский коллектив. Даже сцену нам сделали, и последний спектакль мы показывали уже на сцене, как в настоящем театре. Но что-то не сложилось. Как бы то ни было, но я вспоминаю и театр «Амальгаму», и всех его участников одновременно и с теплотой, и с грустью. Еще одна страничка в книге жизни оказалась перевернутой. Но в этот период я нашла верных друзей, Галину и Виктора, с которыми дружу до сих пор.
Виктор и Галина
Виктор Каневский и Галина Феликсон – это пример удачного союза двух близких сердец. Галина, безусловно, очень талантлива, но Виктор это прекрасно понимает и принимает. Он не только первый слушатель ее стихов и рассказов, но и доброжелательный, умный критик. В свое время он самостоятельно сделал для Галины ее первые три книги. Для этого он придумал самодельный станок для разрезания бумаги, сам делал макет книг, выводил их на принтере и склеивал. Получились вполне профессиональные издания. Но так как цена краски для принтера равняется цене самого принтера, Галина и Виктор, наконец, решились на издание типографским способом. К этой книге я написала предисловие, над которым работала с большим удовольствием. Я люблю Галины стихи, особенно те, которые посвящены Израилю. Не могу удержаться, чтобы некоторые из них не процитировать:
Прости нам, Господи, прости,
Что мы душой несовершенны,
Что так ленивы и растленны,
Прости нам, Господи, прости…
Прости нам, Господи, прости,
Что мы родной язык забыли,
Что нас опять, как горстку пыли,
Несет по ложному пути…
Прости, что мы живем без цели,
Что снисходительны к врагам,
Что даже в сердце не сумели
Построить нашей веры Храм.
Прости нам, Господи, прости,
Что гласу разума не внемля,
Тобой дарованную Землю
Готовы по ветру пустить.
Прости! Ведь мы твое творенье,
Так возлюби заблудших нас.
Прости все наши прегрешенья
В который раз. В который раз.
«Молитва»
…Как их ненавидят – сухих, горбоносых,
В быту - отстраненных, по вере – чужих.
И снова изгнанья, доносы, допросы,
Веревки пули, костры и ножи.
Как их обвиняют, упорно и лживо –
То судят прилюдно, то бьют втихаря.
Но странное племя по-прежнему живо,
Рыдают молитвы и свечи горят.
«Земля обетованная»
Апокалипсиса не будет.
Просто, мир утопив во зле,
Вы своими руками, люди,
Ад построите на Земле…
Вы, отчаянно лицемеря,
В одночасье, сойдя с ума,
Запустили лихого зверя
В жизнь свою и свои дома…
Протыкая иглой рассветы,
На камнях синагог и церквей,
Вознесутся ввысь минареты –
Страшный символ чужих идей…
С ног сбивая слепых и нищих,
Пронесется, как в жутком сне,
Над разграбленным пепелищем
Черный всадник на красном коне.
«Пророчество»
Город – верблюд золотой –
Тихо прилег на песок,
Неба прозрачный сапфир
Держит горбами.
Сотканный вечной мечтой,
Жизни и веры исток,
Древний возвышенный мир
В прозаической драме.
«Ерушалайм»
По странной иронии судьбы, вскоре после моего отъезда Галина и Виктор тоже переехали и поселились в том же доме на улице Ротшильд, где я прожила два года. Они поселились в том же подъезде, в квартире этажом ниже моего прежнего съемного жилья. Один раз в месяц я приезжаю в Бат-Ям, забегаю в супердуш (шикарный магазин, типа супермаркета, только цены здесь в несколько раз дешевле), а потом спешу к Галине и Виктору. Я знаю, что на мой звонок ответит оглушительным лаем собака Джина, которая будет и лаять, и счастливо скакать вокруг меня. Она-то знает, что с моим приходом всегда накрывают стол, на котором появляются разные вкусности, и что-то перепадет и ей. Пока Галина готовит стол, мы с Виктором зависаем у компьютера (Виктор помогал мне осваивать его премудрости еще, когда я жила в Бат-Яме). А потом будет вкусный обед и дружеская беседа. И всегда в этих разговорах мы поминаем Шломо. Он отвечал за порядок в подъезде. Будучи уже далеко не молодым человеком, он каждый божий день сидел на стуле около подъезда, грея на солнце старые косточки. И всегда, видя меня, спешащей, из овощной лавки, домой, он кричал через весь двор:
- Гверет* Нина! Эйзот яфа!*
Узнав, что Виктор и Галя – мои друзья, он очень обрадовался и всегда заводил с ними беседы, не забывая всякий раз спросить: Ну, как там гверет Нина? Неужели до сих пор одна и где же глаза у этих глупых мужчин?!
Нет уже Шломо, умер Шломо. И никто больше не закричит мне через двор:
- Гверет Нина! Эйзот яфа!..
Недавно, снова приехав в Бат-Ям, я присела отдохнуть на скамейку. Вокруг меня стояли деревья в цветущей, белорозовосиреневой дымке, и ветер, подхватив белорозово- сиреневый дождь, пролил его мне на плечи. Я вдруг поняла, как любил меня этот город, и как грустно ему было со мной расставаться. И я спросила себя, почему мы так часто бываем равнодушны к тем, кто нас любит, и любим тех, кто, в общем-то, к нам равнодушен. Но все-таки здесь, в этом городе, осталась частичка и моего сердца. Я знаю, что Галя и Виктор ждут меня, и даже ждет собака Джина, которая при моем появлении будет счастливо стучать хвостом по полу, и стол будет накрыт, и будет все, как раньше…
Прости меня, Бат-Ям, прости, что я не смогла стать твоей дочерью. Любовь между нами не состоялась, хотя я и оставила здесь близких моему сердцу людей. Даже присутствие моря не смогло меня остановить, возможно, потому, что моя любовь к морю носит больше эстетический характер. Наверное, поэтому в своем следующем городе я сняла квартиру с видом на море.
*Хостель (иврит) – общежитие для людей пожилого возраста.
*хала (иврит) – хлеб для субботней трапезы.
*шалом, хаверим (иврит) – в данном контексте: до свидания, друзья.
*Гверет Нина! Эйзот яфа! (иврит) – госпожа Нина! Какая ты красивая!
АШКЕЛОН: ИСТОРИЯ. ЮЛИЯ И МАРК. ВОЙНА НА ЮГЕ
Вскоре цены на жилье поднялись и в Бат-Яме. Еще около года я жила в роскошной трехкомнатной квартире на улице Бальфур, где снимала комнату у хозяйки. Скушная это была жизнь. Вся квартира – разноцветная. Салон – в пастельно-бежевых тонах, кухня – красная, ванная комната – зеленая. Все вещи стоят или лежат на строго положенных местах. И во всей этой «красоте» не ощущается никакой жизни. С хозяйкой мы не ссорились и, в общем-то, ладили, но я чувствовала себя в этом доме очень не комфортно и как-то временно. Поэтому, когда мне позвонила Мириам и сообщила, что в Ашкелоне наша общая знакомая сдает квартиру с видом на море, я быстро собралась и переехала в Ашкелон.
Ашкелон – это юг Израиля. На юге находится Газа – палестинская территория. До 2005 года в Газе жили еврейские поселенцы и присутствовали израильские солдаты, но в 2005 году Ариэль Шарон* сделал, как теперь видно, ошибочный ход: еврейские поселенцы были выселены из Газы, и армия также покинула эту территорию (это событие получило название: одностороннее размежевание). В Газе к власти пришла террористическая организация Хамас, и юг Израиля стал подвергаться регулярным ракетным обстрелам из Газы. Обстрелы были и раньше. Особенно страдает от ракетных обстрелов город Сдерот, который находится недалеко от Газы. Ко времени моего приезда в Ашкелон, Сдерот обстреливался уже восемь лет, но теперь ракеты стали попадать и в другие населенные пункты, а также и в Ашкелон. Поэтому все мои знакомые в один голос говорили: ты что, совсем с ума сошла?! Это же Ашкелон! Там же ракеты падают!
Я приехала в Ашкелон ясным июньским днем. Только грузчики закончили разгружать вещи, как раздалась сирена. Тот из грузчиков, что помоложе, зачем-то выглянул в окно, а потом сказал своему приятелю:
- Слушай, давай скорее сваливать отсюда!
Пожилая соседка вышла на лестничную площадку, и когда мы спросили ее, часто ли падают ракеты, она ответила:
- Каждый день.
Так началась моя жизнь в Ашкелоне.
Немного истории
Ашкелон – один из древнейших городов мира. Его история насчитывает 5000 лет. Первое упоминание об Ашкелоне относится еще к 1900 году до нашей эры. Это место упоминается в Библии не однажды и, в частности, с историей Самсона и Далилы. Здесь сохранилось достаточно много памятников старины, начиная с библейских времен. Вызывает восхищение колоннада еврейского царя Ирода. Амфитеатр римского периода, почти полностью сохранившийся, дает возможность своими руками прикоснуться к еврейской истории и истории человечества. В амфитеатре и сегодня проводятся концерты, настолько он хорошо сохранился и такая в нем прекрасная акустика. Археологические раскопки, к сожалению, затронули только небольшой пласт истории, но, возможно, они будут продолжены.
Ход истории города определялся его местоположением. Здесь проходили не только приморские торговые маршруты, но и торговые пути, которые выходили на побережье: дорога благовоний, дорога специй. Эту связь с торговлей обозначает и название города от слова «шекель» - мера взвешивания на весах (не случайно современная израильская денежная единица – это шекель).
Ашкелон был самым старым и самым крупным морским портом в древнем Ханаане. Археологические раскопки, начатые в 1985 году во главе с Лоренсом Стаджером из Гарвардского университета, обнаружили примерно шестнадцать метров культурных наслоений следующих периодов:Ханаанский, Филистимлянский, Финикийский, Эллинистический, Римский, Византийский, Исламский и эпохи крестоносцев.
Несмотря на значительное еврейское население, евреи редко были у власти, не считая Ирода великого, который правил достаточно продолжительное время и построил здесь роскошные дворцы, бани и колодцы. Особенность Ашкелона в том, что состав его населения был интернациональным. Удобное расположение Ашкелона делало его постоянным местом боев и завоеваний. В 11 веке, когда крестоносцы пришли завоевывать Святую землю, здесь 100 лет шли войны между крестоносцами и мусульманами. Среди завоевателей Ашкелона были Рамзес Второй и Александр Македонский. В 1192 году Ричард Львиное Сердце отвоевал город и приказал его отстроить, но в 1270 году Ашкелон был превращен в руины и окончательно разрушен султаном Бейбарсом
До нового времени на этом месте находился арабский город Эль-Мадждаль. Как пишет известный литератор и публицист Леонид Финкель, который проживает в Ашкелоне: «А после здесь вырос «палестинский Манчестер», поселок ткачей и бедуинов, поселок без единого деревца. Как писал Иосиф Бродский: «зелень у них только на знамени Пророка».
До Первой мировой войны поселком Эль-Мадждаль владела Оттоманская империя. В 1917 году город заняли войска бригады Аленби. К 1948 году его население составляло 11 000 человек.
На протяжении всей истории города в нем проживала достаточно большая еврейская община, и были синагоги. Новый Ашкелон основан репатриантами после окончания войны за независимость в 1948 году. В 1951 году было восстановлено старое название города, которое он носил до разрушения в Х111 веке.
Современный Ашкелон насчитывает 120 000 населения, из которых 33 процента – репатрианты из бывшего Советского Союза. Город находится в пятидесяти километрах от Тель-Авива. Здесь построена самая большая в Израиле электростанция, которая располагается на берегу моря, имеет свой причал, на который привозят топливо (уголь). Загрязнение воздуха сводится к минимуму благодаря трубам, высотой более 200 метров до высоты, где дует стабильный восточный ветер.
Часть древнего Ашкелона превращена в живописный национальный парк. Один из крупных районов Ашкелона носит имя Самсона (Шимшон), а центральный пляж – имя его возлюбленной Далилы.
В двадцати километрах от Ашкелона находится молодежная деревня «Ибим», принадлежащая Еврейскому Агентству.
Юлия Сегал и Марк Сальман
Как видит читатель, Ашкелон фактически не входил в состав древнего Израиля, хотя такие кратковременные периоды и были. Именно поэтому палестинцы, говоря о возвращении «своих» земель, имеют в виду и Ашкелон. Это тем более забавно, что современный Ашкелон был построен на месте нищей арабской деревни, которая не имела ничего общего со славной былой историей города Ашкелона.
В основном, «белый город Ашкелон» вырос в годы Большой алии. Уже въезд в город, по просторной улице Бен Гурион, впечатляет. Белые современные здания отделены от дороги зелеными, цветущими лужайками. В городе вообще много зелени и цветов. И незастроенного свободного пространства тоже хватает. Все красивые районы из белых зданий появились в 90-х годах. Я жила не в таком новом районе, но все искупалось близостью моря.
Приехав в Ашкелон, я сразу обратила внимание на местный климат. Стояла середина июня, вступало в силу бесконечно длинное, знойное, израильское лето. Я уже знала, что такое приморский город, ведь я жила в Тель-Авиве и Бат-Яме. Там летом очень тяжело, так как к жаре присоединяется высокая влажность. Иногда бывает такое ощущение, будто тебя засунули в мокрый, душный мешок. А здесь – ничего подобного. Дышится легко и совсем не ощущается жара. В чем же дело? Ведь Ашкелон находится гораздо южнее Бат-Яма. Мне объяснили, что все дело в близости пустыни Негев. Жаркий, сухой воздух из пустыни уменьшает влажность и создает особый, приятный микроклимат.
Я жила в очень интересной четырехкомнатной квартире, на восьмом этаже восьмиэтажного дома. Все окна с видом на море. Правда, из окна последней комнаты были видны одновременно море, трубы электростанции и Газа. Местные жители называют ее ласкательно «Газика». К чему такие нежности, я не поняла. Мне сразу показали эту самую Газику:
- Видишь? Всего двадцать километров от Ашкелона.
Еще мне сообщили, что именно отсюда, из Ашкелона, Самсон ходил в гости к своей Далиле, которая жила в Газе.
Хозяйка квартиры – Юлия Сегал. По профессии она скульптор, приехала в Израиль из Москвы. Юлия очень религиозна. Она встречает субботу и отмечает праздники, но делает это гораздо более основательно, чем я, с большим знанием дела. Юлия соблюдает кашрут*, я впервые жила в квартире, где на кухне две раковины: одна – для мясной пищи и одна – для молочной. Наверное, правильнее было бы назвать Юлию религиозной сионисткой. Это направление появилось в Израиле сравнительно недавно, его родоначальником считается Рав Кук, который пытался примирить сионизм и религию. В главе о Хайфе я рассказывала о семье Евгения Гангаева и Рахель Спектор, думаю, что их тоже можно назвать религиозными сионистами.
С религиозными сионистами я познакомилась, побывав в Са-Нуре, деревне художников. Собственно, мое знакомство с Юлией и с еще одним скульптором, Марком Сальманом, тоже состоялось здесь. Деревня художников (теперь уже не существующая) была явлением интересным. В начале 2005 года уже кругом говорили о размежевании, и я решила съездить в Са-Нур. Об этой поездке я написала статью, которая появилась в третьем номере нашего журнала. Когда номер уже нужно было сдавать в типографию, выяснилось, что население из Са-Нура таки выселили. Для Марка и Юлии это были тяжелые времена, но об этом я расскажу позднее.
Са-Нур - деревня художников
Статья написана в 2005 году. Дается с небольшими сокращениями
О Са-Нуре писали много. И, кажется, что вроде и писать не о чем и ни к чему. Нет Са-Нура, нет деревни художников. Погибла прекрасная идея и… к чему ворошить прошлое? Но ведь проект был реализован, он существовал не менее двадцати лет и, следовательно, доказал свою жизнеспособность. Поэтому, на мой взгляд, важно изучить историю Са-Нура и попытаться понять, что же случилось.
Вместе со мной в Са-Нур поехали Мириам Мешель – председатель клуба «Алия-интеграция» и Михаил Польский – поэт и режиссер. У каждого из нас был свой интерес к Са-Нуру, но все мы были им очарованы.
Этот маленький ишув* окружен горами иудейскими (на которых, правда, белеют арабские деревни). И эта гордая природа исконно израильских земель, и радуга (завет Б-га с народом Израиля), которая встретила нас утром сквозь мелкий дождик…
- Люди! Вставайте, радуга! – кричал Миша Польский, не понимая, как мы, глупые женщины, можем спать, когда вот же она, радуга, живой привет с неба…
Но – колючая проволока вокруг ишува. Но – солдаты, охраняющие это маленькое поселение. И бронированный автобус с двойными пуленепробиваемыми стеклами, на котором мы приехали в Са-Нур.
На день нашего приезда в Са-Нур, там оставалось только двое художников-скульпторов: Марк Сальман и Юлия Сегал. Нет, конечно, они жили не одни. Пустующие домики очень быстро заполняли религиозные евреи, которые приехали сюда вместе с семьями, но об этом отдельный разговор.
Мы приехали в пятницу, а суббота оказалась дождливой, как бы проверяя нас на прочность. Короткими перебежками, прыгая через лужи, мы таки добрались до галереи, единственного внушительных размеров здания в Са-Нуре.
- Здесь никогда не жили арабы, - сказала мне Юлия, - здесь была турецкая тюрьма.
Мы разговорились с Марком, так как он старожил, в Са-Нуре прожил более двадцати лет, и ему есть что вспомнить и о чем рассказать. Марк – необычный скульптор, он занимается медалистикой.
- Медальное искусство, - говорит Марк, - это аристократический жанр. Он все вобрал: и живопись (цвет), и скульптуру (объем), и графику. Это, в какой-то степени, наука, хотя искусство, конечно, не коммерческое, не для обывателя.
- Марк, расскажите, как начинался Са-Нур.
- Все это создал хороший человек (кажется, он по образованию был архитектор) Виктор Богуславский. У Виктора эта идея была, еще, когда он жил в Москве. Он хотел создать некий очаг культуры и искусства. И вот здесь он это осуществил. К сожалению, он вскоре умер. Я сюда приехал в 1981 году, когда ишув уже существовал. Конечно, этому предшествовала какая-то история. Здесь когда-то была турецкая тюрьма. Потом ее превратили в поселение по рецепту, который здесь принят: это холм, его объезжает бульдозер и прорывает первую улицу. Затем ставят ишкубиты* и поселение готово. Это почти средневековый принцип строительства крепости. Лично я воспринял эту идею, как находку.
- То есть, идея была красивая?
- Очень красивая. И в большей степени она была осуществлена. Мы еще планировали здесь создать художественную школу, так как приехали профессиональные художники, которые получили серьезные знания и могли бы их передать. Но мы оказались невостребованы. Иногда были какие-то коммерческие акции, типа покупки наших произведений, но крайне редко
- На каких условиях жили художники? Они снимали здесь жилье?
- Да, это был съем, но на очень льготных условиях. Вообще преимуществ было много, как и недостатков. Скажу сначала о преимуществах: здесь красивый библейский пейзаж, а изолированность от внешнего мира способствует творчеству. И, конечно, большое значение имели очень неплохие мастерские. Каждый художник имел мастерскую в среднем 30 метров. Государство предоставляло ссуду не в виде денег, а в виде оборудования, инструментов, красок и прочего.
- Ссуду нужно выплачивать?
- Теперь, по прошествии десяти лет, мы выплачиваем только двадцать пять процентов. Так что условия все равно очень выгодные. А теперь о недостатках. Этот ишув – самый маленький в Израиле. Здесь и в лучшие времена наших художников было пятнадцать семей, которые, в основном, состояли из одного человека. Здесь никогда не было ни почты, ни магазина, ни аптеки, ни поликлиники. Первое время мы покупали продукты в арабском селе, даже заводили какие-то приятельские отношения с теми, кто нас обслуживал. Открытой враждебности мы тогда не видели. И сейчас не видим, они умеют скрывать свои чувства. Но проблем прибавилось. До ближайшего поселения – десять минут дороги. На этом промежутке можно натолкнуться на серьезную опасность. И свидетельство тому – камни на местах, где были теракты. Там кладут цветы, а водители, проезжая мимо, сигналят.
- То есть, раньше, до интифады, художникам здесь было хорошо?
- И было. И сейчас хорошо. Но… понимаете, у нас было несколько собраний, где мы обсуждали эту проблему в своем кругу, и мы всегда приходили к одному и тому же выводу: надо обратиться к руководству армии с просьбой обеспечить безопасность, удвоить контроль над дорогой. Мы обойдемся без почты, магазина, больницы… Увы, обеспечить безопасность не удалось.
- Марк, наверное, создание ишува мыслилось более широко: чтобы это была не просто деревня художников, но и туристический объект?
- Так мыслилось, и так было. Сюда приезжали автобусы, а на шаббат – семьи наших друзей. Отдыхали, посещали галерею.
- Наверное, удаленность от центра тоже сыграла свою роль?
- Мы приехали из России. Нас называли в газетах «русский колхоз в Самарии». Для нас это небольшие расстояния. Что такое 60 километров для России?
- Значит, уехали, в основном, из-за страха?
- Это не страх, а нежелание бессмысленно потерять жизнь или машину.
- Но сейчас здесь живут религиозные евреи, и они, судя по всему, ничего не боятся?
- Мне трудно ответить на этот вопрос. Да, они ездят на машинах. Вот есть, к примеру, молодая женщина, у нее шестеро детей. Она берет в машину автомат и едет. Мы говорили, что это опасно, но она отвечает, что ее охраняет Вс-вышний. Я расцениваю это как легкомыслие. Был один случай (правда, этот человек здесь гостил): в три часа ночи он захотел домой. Мы его отговаривали, но он поехал. Его расстреляли и сожгли…Были и другие случаи.
- Дальнейшая судьба ишува не известна?
- Нам известна программа размежевания. А судьба… оракулов здесь нет. Мы тешим себя надеждой, что ишув останется за художниками, за теми, кто здесь живет, кто здесь родился – за Израилем…
Вот такой разговор с Марком у нас получился. Не очень-то, честно говоря, веселый разговор. Мы прошли по залам галереи. В основном, здесь представлены работы Марка и Юлии. У Юлии преимущественно тема холокоста и антисемитизма. Это даже не вяжется со всем ее обликом: Юлия – человек открытый, веселый, гостеприимный. Мечтает открыть школу для местных детей, среди которых много способных ребят. Кстати, вместе с нами по залам галереи ходили жители ишува со своими детьми и гостями, приехавшими на шаббат. И им, судя по всему, здесь нравилось.
Побывали мы и в местной синагоге. Я была в синагоге впервые, поэтому меня слегка шокировало, что женщины должны находиться за занавеской. Но я обратила внимание на молодых женщин, которые пришли сюда. Бог мой, какие лица! Какие красивые лица. А рядом с ними девочки, чудные, прелестные, хоть с каждой портрет пиши. Эх, где вы, наши художники? А потом мужчины запели, и я почувствовала настоящее потрясение. Нет, это совсем не похоже на христианские песнопения, но такая в этом хоре чувствовалась мощь и сила, что невольно возникал вопрос: почему не отдадут эту землю евреям? Землю, которая так обильно полита их потом и кровью? Почему, Господи?..
Тридцатидвухлетняя женщина, мать семерых детей, сказала: «Мы никуда не уйдем. Потому что, если мы уйдем из Газы, Газа пойдет за нами и сбросит нас в море».
А, может, она права?..
Февраль 2005 года
Поселенцы, которые проживали в Газе, в один момент потеряли все и оказались в положении беженцев. Государство пообещало выделить им компенсацию, чтобы они получили возможность купить новое жилье и начать новую жизнь. Говорят, что компенсацию получили не все, впрочем, таких данных у меня нет. В любом случае, потребовалось время, чтобы эту компенсацию получить. Для Юлии и Марка это был тяжелый, сложный и неприятный период. Для Юлии он прошел не слишком болезненно. Она поселилась в Иерусалиме, вместе со старшей сестрой, ей на несколько лет предоставили мастерскую для работы. Еще она посадила около дома сад и работала там, как одержимая. Она рассказывала мне, что только сад спасал ее тогда от тягостных мыслей. Что касается Марка, то он мыкался по квартирам, снимал какие-то углы. Он вообще был очень обижен на государство Израиль. Юлия вовремя вывезла свои работы из Са-Нура, Марк же дотянул до последнего момента. Юлия рассказывала, как бульдозеры беспощадно разрушали хрупкие сооружения, которые служили своим хозяевам верой и правдой много лет. Такой же участи подвергся и дом, в котором жил Марк. Когда рушился дом, у Марка было серое, страшное лицо, потому что он видел, как, вместе со стенами, падают и рассыпаются в прах его скульптурные работы.
Потом и Юлия, и Марк купили квартиры в Ашкелоне, потому что здесь жилье дешевле, чем в центре. Юлия, в основном, живет в Иерусалиме, где она работает, но когда наступает лето, она приезжает в Ашкелон вместе с многочисленными друзьями и родственниками. Из четырех комнат я получила две, что было очень даже неплохо. Кроме того, от бывших хозяев остались шкафы до потолка и сифрия* на всю стену. Это позволило мне растолкать все свои вещи, которых становилось все больше.
В Ашкелоне я много писала: стала готовить к изданию книгу «В пути», написала серию статей о каббале под общим названием «Третья свеча». Кажется, чего еще желать, плюс – вид на море из окна. Но человеку всегда или чего-то не хватает, или что-то мешает. Меня страшно раздражали Юлины друзья и родственники. Вели они себя, в отличие от хозяйки, как-то подчеркнуто шумно и крикливо. Они могли ввалиться ко мне в комнату, когда я работала за компьютером, и начать задавать какие-то глупые, бессмысленные вопросы. Вообще, несмотря на большое количество друзей, по характеру я одиночка, кошка, которая гуляет сама по себе. Я не люблю тусовки и шумные компании. А что касается дома, то для меня это, прежде всего, место отдыха и работы. И чтобы никто не мешал ни работать, ни отдыхать.
Юлия утешала меня тем, что лето скоро закончится (ничего себе – скоро! Лето в Израиле длится, как минимум, пять месяцев), и я останусь полноправной хозяйкой в четырехкомнатной квартире.
В ноябре лето, наконец, закончилось, наступила долгожданная дождливая прохлада, и окна с видом на море, пришлось закрыть.
А потом началась война.
Война «Литой свинец»
О войне «Литой свинец» много говорили и писали, и, разумеется, весь мир осудил Израиль за применение излишней силы и жестокость. Я хочу спросить: а когда, собственно, мир был доволен Израилем? Наверное, только во время одностороннего размежевания. О, тогда и Запад, и Америка рукоплескали Ариэлю Шарону, да только для Израиля ничего хорошего из этого не вышло.
Последний, четвертый номер нашего журнала «Алия», который появился только в Интернете, оказался самым «оранжевым» из всех. Разумеется, я это делала сознательно. Мы все еще были под впечатлением от размежевания. В этом же выпуске я поместила стихотворение талантливой молодой поэтессы Елены Пейсахович, которое так и называлось:
Размежевание
Смешалось все: и день, и ночь,
И снова слышатся проклятья,
С земли своей уходят прочь
Евреи, наши сестры, братья.
И, поднимая руки вверх,
Ступают из родного дома.
Да за какой же смертный грех
Так платят дети Иеговы?
Опять все начинать с нуля,
От колоска ждать урожая…
Я знаю, плакала земля,
Их долгим взглядом провожая.
Я думаю, что Земля действительно плакала. Она знала, что опять на месте цветущего сада будет пустыня. Так и случилось. Кроме того, и к этой войне также привело размежевание. С приходом к власти Хамаса обстрелы Юга Израиля стали все более частыми. Обстрелам стал подвергаться не только Сдерот, но и Ашкелон, Негев, кибуцы, которые находились на Юге. Летом было заключено кратковременное перемирие, однако в ноябре обстрелы возобновились. Израильское правительство обещало своим гражданам, что после ухода из Газы, любая агрессия со стороны Хамаса будет тут же пресекаться. Однако с тех пор прошло уже три года, но Израиль молчал. Ракеты падали в Ашкелоне каждый день, иногда по несколько раз в день. Наконец, терпение правительства Израиля истощилось.
В то утро я проснулась от звуков взрывов. Звуки были приглушенные и раздавались с определенной последовательностью. Я подошла к окну и посмотрела в сторону Газы. Над ней поднимались равномерные дымки. Я поняла, что началась война. Казалось, Хамас только этого и ждал. Град ракет обрушился на юг страны: Ашкелон, Ашдод, Беер-Шеву.
Война началась незадолго до Нового года. Этот праздник мы с сыном всегда отмечаем вместе, но на этот раз я не была уверена, что ему стоит приезжать. Я позвонила сыну:
- Привет. Приедешь на Новый год?
- Ну, да.
- А ты знаешь, что здесь происходит?
- А что происходит? – Сын вел богемную жизнь «свободного художника», и жизнь общества текла как бы мимо него.
- Здесь война. Ты не боишься?
Он обиделся:
- Ты что, вообще уже?..
Он приехал, и мы пили шампанское под самолетный вой, а в промежутках между тостами выходили на лестничную площадку, когда очередная сирена возвещала о приближении ракеты (о настроении тех дней я рассказала в зарисовке «Сирены в сиреневом городе»).
Казалось, могущественная рука с Небес хранила Израиль. Жертв было очень мало, даже наших солдат, если не ошибаюсь, погибло только десять человек, причем, четверо из них – от так называемого «дружественного огня». По сравнению с этими цифрами 1350 погибших в Газе звучало очень большим числом. Как показали факты – 760 из них были боевиками. Но, конечно, гибли также женщины и дети. И здесь я хочу немного прояснить ситуацию.
Израильские самолеты сбросили на Газу миллион листовок с обращением к мирному населению, покинуть территорию. Если практически во всех домах Израиля есть бомбоубежища, а в таких новых микрорайонах, как Ганей-Авив, в каждой квартире есть комната, заменяющая бомбоубежище, то в Газе Хамас для своих жителей бомбоубежища не строит (должно быть, все силы и средства уходят на построение тоннелей, по которым переправляют оружие и из которых запускают ракеты по территории Израиля). Во время войны я видела телесюжет, где рассказывалось о новой израильской технике, которая позволяла израильским летчикам безошибочно определять место, откуда летит ракета, и атаковать его. Очень много шума наделал случай со школой, где прятались женщины и дети и которую разбомбили израильские летчики. Дело в том, что западные журналисты не хотят видеть тот факт, что Хамас использует женщин и детей в качестве «живого щита». Ракеты выпускали из подвала школы, а в самой школе находилось мирное население. Так кто же виноват в гибели этих людей?
Каждый день, в определенные часы, когда Израиль прекращал военные действия, в Газу двигалась колонны с гуманитарной помощью. Дорогой читатель, я хочу спросить тебя: можешь ли ты представить себе следующую ситуацию. Во время войны Сталин обращается к Жукову:
- Товарищ Жуков, я слышал, что мирное немецкое население голодает. Распорядитесь, чтобы им послали гуманитарную помощь.
Смешно? Но именно так поступает Израиль. Леонид Луков (Арье Бацаль) работает в фирме по продаже современной медицинской техники. Фирма активно сотрудничает с ашкелонской больницей «Барзелай», куда поступали почти все раненые во время войны «Литой свинец». Леонид рассказал мне, что врачи лечат не только израильских солдат, но и хамасовских боевиков. И на мое изумление сказал, что сам видел одного такого бородатого боевика, которого ему показал знакомый хирург. Вообще вопрос взаимоотношений между израильтянами и палестинцами очень сложный. Более подробно я коснусь его в последней главе своего Дневника.
Был ли у меня страх, когда шла война? Скорее, это был не страх, а некий напряг. Напрягало все: самолетный вой по ночам, сирены, падающие ракеты. И то, что нужно ходить на работу, и даже, если не ходить, ракеты-то падали, где попало и попадали в дома, как правило, через крышу, под которой я и жила. В доме было бомбоубежище, но оно находилось в подвале, а бежать туда с восьмого этажа, в то время, как ракета падает через тридцать секунд после сирены – это не серьезно. Жители выходили на лестничные площадки. Говорили, что это более безопасно, чем находиться в квартире.
В то время я работала один раз в неделю у женщины по имени Анна. Анна – еще совсем не старая женщина – имела многочисленные проблемы со здоровьем, после не слишком удачной операции. Да и психика у нее тоже была явно расстроена. Когда раздавалась сирена, Аня зарывалась головой в подушку и тихо повизгивала. Эта трагикомическая картина напомнила мне другую.
У нас дома, в Челябинске, жил кот Тихон, красавец и наглец, а в пустом аквариуме жил маленький хомячок Пуська. Тихон любил сидеть у аквариума и гипнотизировать хомячка своим безмятежным взглядом. Бедный Пуська метался по аквариуму, совершенно не зная, что делать. Однажды он каким-то образом выбрался из аквариума и побежал по коридору (а коридор был очень длинный). Никогда не забуду эту картину: бежит по коридору несчастный Пуська и дико верещит, а следом за ним, неспешно и вразвалку, бежит Тихон. Пуська прибежал в комнату, бросился к горшку с землей, который стоял на полу, и начал закапываться в землю. Тихон сел напротив, наблюдая эту сцену, кажется, он даже стал умывать мордочку. Бедный Пуська вскоре умер просто от разрыва сердца, которое не выдержало всех этих стрессов.
Когда я смотрела, как бедная Аня зарывается в подушку и повизгивает, я вспоминала нашего хомячка.
Я помогала Анне по хозяйству и покупала для нее продукты в местном магазине. Когда я, под звуки сирены, подходила к ее дому, то всегда спрашивала себя, зачем мне все это надо. Тогда многие не работали, и никто не осудил бы меня, если бы я отказалась. Но Аня жаловалась, что ее все забыли, что к ней не приходят социальные работники и даже родственники перестали звонить. Мне было ее жаль, но я с тоской думала, что надо еще идти в магазин, чтобы купить ей продукты на неделю. Хозяин магазина был приятным и, как мне казалось, добрым человеком. Он знал, что я покупаю продукты не для себя. В его глазах я читала сложную смесь сочувствия, жалости и уважения.
Депутат Кнессета Марина Солодкина, которая тоже жила в Ашкелоне, показывала по русскоязычному девятому телевизионному каналу, как надо себя вести, когда слышится сирена. Оказывается, нужно броситься на землю и оставаться неподвижным в течение 5-10 минут. Но я что-то не видела, чтобы хоть кто-то так делал. К тому же я не понимаю, чем неподвижная цель лучше движущейся, скорее уж наоборот. От моего дома до автобусной остановки было не больше пяти минут ходьбы, но однажды мне показалось, что я шла к автобусу целую вечность. Сирена звучала три раза, но я, стиснув зубы, сказала себе, что я все равно дойду до этой чертовой остановки.
В тогдашней жизни мало что изменилось: автобусы ходили, а магазины работали. Только людей на улицах стало меньше. Потом я стала терять вещи, просто забывала их в магазине или в автобусе. Я поняла, что с этим надо что-то делать и стала уезжать на несколько дней к друзьям, чтобы разрядиться.
Хотя война вскоре закончилась, я чувствовала сильное нервное истощение. В Ашкелоне я друзей так и не завела, город оставался для меня чужим. Я стала подумывать о Ганей-Авиве, где когда-то жила несколько месяцев. Железнодорожную станцию там, наконец, построили, и теперь на электричке можно было за десять минут добраться до Тель-Авива. Мой любимый Тель-Авив, мои друзья, которые живут в Гуш-Дане…
Решено. Возвращаюсь в центр страны.
*Ариэль Шарон – премьер-министр Израиля, который после размежевания впал в состояние комы,и из нее не вышел до сих пор (к сожалению, это не юмор, а факт)
*Кашрут (иврит) – разделение молочной и мясной пищи и другие религиозные ограничения, связанные с понятием «чистой» и «нечистой» пищи.
*Ишув (иврит) – поселок
*Ишкубиты (иврит) – простейшие бетонные домики
*Сифрия (иврит) – библиотека, так называют также мебельную стенку, включающую в себя письменный стол, книжные полки, а иногда еще шкафчики. Именно такая сифрия была у меня.
От автора: прошу прощения у читателя, что никак не могу закончить свой дневник. Как выяснилось, десять лет жизни в новой стране никак не уместить в несколько страниц. Но теперь финал моей репатриантской темы уже мне виден.
Поэтому, окончательное окончание следует…
.