11.
После получения от ОБХСС сведений о преступной деятельности гражданки Колокольниковой
расследование убийства вышло на другой уровень. Как справедливо и мудро резюмировал
аналитик майор Саркисян, на качественно другой уровень! Следственная группа располагала
подробными сведениями о связях убитой, и теперь оставалось ограничить круг
подозреваемых, а затем детально разработать каждого, в том числе и на предмет наличия
алиби. Это была трудоемкая, ответственная, но не очень сложная техническая работа. И
сотрудники прокуратуры Бондаренко и Вербицкая с ней блестяще справились в кратчайшие
сроки. Что, вне всякого сомнения, свидетельствует об их высоком профессиональном уровне
и огромной работоспособности.
Не будем утомлять читателя перечнем фамилий и имен фигурантов по этому делу. Для нашего
повествования они не имеют никого значения. Внимание следствия сразу привлек некто
Смирнов, инженер отдела сбыта трикотажной фабрики. Это был молодой длинноволосый
деятель, щеголявший в фирменных джинсах «Wrangler», длинном кожаном плаще и черной
шляпе. Одним словом, личность импозантная. И небольшая хромота последствие давней
спортивной травмы его нисколько не портила. Смирнов курил «Marlboro» или сигариллы,
рассекал по городу на недавно купленных новеньких «Жигулях» и был завсегдатаем лучших
ресторанов. В общем, беззаботно швырял направо и налево явно не трудовые сбережения. Это
не осталось без внимания компетентных органов. А потянув за эту ниточку, доблестные
сотрудники ОБХСС распутали весь преступный клубок.
Как выяснилось, Смирнов в преступной группе Колокольниковой играл важную роль. Он
занимался реализацией похищенной у государства продукции, поэтому как никто другой знал
финансовую сторону дела. Феликс Ашотович предположил, что инженер мог требовать от
шефини увеличения своей доли. Кроме того, тонкий аналитик майор Саркисян выдвинул другое
смелое предположение. Возможно, осторожной Колокольниковой не нравилось демонстративное
швыряние денег Смирновым. Налицо конфликт между вышеобозначенными особами. Таким
образом, у молодого человека были серьезные причины для убийства Колокольниковой. Что,
собственно, и требовалось установить.
Смирнов не мог внятно объяснить, как и с кем провел вечер 23 июля, когда произошло
убийство. Он нес какую-то ахинею, что весь вечер провел у себя дома, а так как жил один,
подтвердить этот факт никто не мог. Так что алиби у него не было. Но главной уликой
оказалась бельевая веревка, которую обнаружили у Смирнова на кухне. По результатам
судебно-медицинской экспертизы, подобным предметом и была умерщвлена Колокольникова.
Вначале Смирнов все отрицал, но после продуманной и методичной работы с ним следователя
Бондаренко во всем сознался. В этом ничего удивительного не было. У юриста 2-го класса
Бондаренко сознавались почти все. Даже в том, чего не видели и не слышали. Этот
следователь прокуратуры, несомненно, обладал особым даром убеждения, за что майор
Саркисян его очень ценил. Ведь благодаря этому ценному качеству старшего лейтенанта
юстиции Бондаренко раскрываемость в группе Саркисяна была близка к стопроцентной.
На этом в расследовании Саркисяна можно было бы поставить жирную точку, если бы не одно
«но». Младший следователь Вербицкая не была согласна с выводами своего начальника. Она
не верила в виновность Смирнова, считала его жертвой обстоятельств, а доказательную
базу слабой и необоснованной. О чем Вербицкая и заявила майору Саркисяну.
– Что же тебя смущает, дорогая моя? – снисходительно спросил майор юстиции молодого
специалиста.
– Смущает, прежде всего, то, что Смирнова никто не видел в тот вечер у Колокольниковой.
Затем, отпечатков его пальцев не обнаружено ни на дверной ручке, ни в самой квартире.
Далее, исследование одежды убитой установило наличие на ней микрочастиц серой ткани,
возможно, от одежды убийцы. Так вот, в обширном гардеробе Смирнова одежды с такими
волокнами не обнаружено. Результаты гистологических исследований кожи, обнаруженной под
ногтями убитой показали, что эта кожа не принадлежит Смирнову. И потом его утверждение,
что в вечер убийства он провел дома, если никто не может подтвердить, то никто не может
и опровергнуть. А в этом случае действует презумпция невиновности. Ее, товарищ майор,
никто не отменял! – запальчиво закончила Вербицкая.
– И это все? Эх, молодость! Рвение твое, товарищ Вербицкая, конечно, похвально. Только
аргументация не выдерживает никакой критики, – покачал головой многоопытный майор.
– Это почему? Объясните, пожалуйста, товарищ майор!
– Хорошо. Начнем по порядку. Отпечатки не обнаружены, это верно. Так Смирнов мог
осмотрительно одеть перчатки. Замечу, ведь он далеко не глуп, этот смазливый ухарь! Вот
и не оставил отпечатков. Насчет микрочастиц серой ткани на одежде Колокольниковой? Это
вообще не аргумент. Их мог оставить не только убийца, но и любой случайный человек, с
которым убитая контактировала. По поводу гистологии. Знаешь, дорогая, эта старая дева
Колокольникова в течение дня могла вцепиться своими когтями в кого угодно, и на работе,
и в транспорте, и в магазине. Старая дева она и есть старая дева. Злые они на всех
мужиков, поверь мне. Знаю, что говорю. Дальше. Ты говоришь, опрос свидетелей показал
, что его не видели в тот вечер у Колокольниковой. Согласен. Но так и никого другого не
видели. Но убийца-то был! Так что этот факт тоже ни о чем не говорит. И насчет
презумпции невиновности – это все только общие разговоры. А вот то, что Смирнов в
убийстве сознался, все твои домыслы и рассуждения перечеркивает! Ну что, убедил? –
академическим тоном закончил майор-аналитик.
– Нет, Феликс Ашотович, не убедили! Я чувствую, тут что-то не так! Надо еще раз опросить
соседей! Это моя недоработка, значит, я не всех свидетелей разыскала и опросила. Я
просто уверена, что настоящего убийцу должен был кто-нибудь видеть!
– А почему это, товарищ Вербицкая, у тебя такая убежденность в невиновности этого
Смирнова? – с притворным подозрением лукаво посмотрел Саркисян на подчиненную. – И
откуда такое рвение? Может, этот Смирнов тебе понравился, вот ты и решила его
выгораживать? Признавайся! А что, парень он видный и при деньгах! – рассмеялся майор.
– Как вы можете такое говорить, товарищ майор! Да я... – Вербицкая шутку начальника не
оценила и, покраснев, выбежала из кабинета.
«Униженная и оскорбленная» репликой майора, полная праведного гнева Вербицкая долго не
могла придти в себя. Самое обидное в словах Саркисяна было то, что он попал в десятку.
Самоуверенный и симпатичный инженер Смирнов действительно нравился Ольге Вербицкой. Что
тут говорить, Саркисян был неплохой психолог. Но все это не имело к расследованию
убийства Колокольниковой никого отношения. Младшего следователя прокуратуры интересовала
только правда, еще раз правда и ничего кроме правды. У нее было обостренное чувство
справедливости.
Поэтому на свой страх и риск она стала повторно опрашивать соседей Колокольниковой. Но
опять, в который раз, слышала, что в тот вечер посторонних в подъезде никто не видел.
Словно убийца был невидимкой. Ольга уже совсем отчаялась, и тут ей пришла в голову мысль
поговорить с игравшими во дворе детьми. И Вербицкой повезло. Одиннадцатилетняя пионерка
Валя Курочкина, соседка Колокольниковой, играла в тот трагический вечер во дворе. Она
вспомнила, что видела около дома чужого лысого дяденьку в сером костюме с мальчиком лет
пяти. Собственно ей запомнился именно мальчик. Мальчик был какой-то несчастненький,
худенький, в грязной плохонькой одежде. Девочке даже стало его жалко. Потом мать послала
Валю в магазин за молоком, а когда она вернулась, то увидела, что худенький мальчик
сидит один на лавочке напротив ее подъезда. У него был такой жалкий вид, что у пионерки
возникло желание дать ему какое-нибудь лакомство (яблоко или конфету), но за отсутствием
такового она ограничилась приветствием и спросила, кого он ждет. Мальчик на приветствие
не ответил, демонстративно отвернулся. Валя даже удивилась – ишь какой гордец! Вот,
пожалуй, и все. Вербицкую от услышанного даже в дрожь бросило. Неужели наконец
появилась пусть малюсенькая, но зацепочка? Стараясь сдержать волнение, младший
следователь прокуратуры спросила Валю, видела ли она еще лысого дяденьку в сером
костюме. Нет, не видела. Когда Валя поужинала и через полчаса вышла гулять, мальчика на
лавочке уже не было. Вербицкая поинтересовалась – может, Валя помнит время ужина.
Поинтересовалась, но мало верила, что девочка вспомнит точное время. И снова следователю
повезло – пионерка сказала, что смотрела во время еды в программе «Спокойной ночи,
малыши» мультфильм про Винни-Пуха. Дальше все было элементарно. Из программы передач
Вербицкая узнала, что медвежонок мелькал на телевизионном экране с 18.30 до 18.45.
Именно в это время, как указывала экспертиза, и была убита Колокольникова.
Вербицкая решила пока ничего не докладывать начальству, а отработать версию до конца
самостоятельно. Чем дольше она размышляла по поводу причины убийства Колокольниковой,
тем больше сомнений у нее возникало. Нет, не выгодно было убийство Веры Петровны ни
Смирнову, ни другим членам преступной группы. Недовольства, если, конечно, они были
(что тоже только предположения Саркисяна!), недовольствами, а без Колокольниковой
хищения просто были невозможны. Не работала преступная цепочка без главбуха. Поэтому и
поступление денег прекращалось, и, соответственно, перераспределять будет нечего.
Смирнов, как справедливо отметил майор, был человек далеко не глупый. Так зачем ему
резать корову, дающую молоко? Причем молоко повышенной жирности! Тут явно что-то не то,
размышляла Вербицкая. Может, мотив убийства совсем иной и не связан с преступной
деятельностью убитой?
Тогда младший следователь решила зайти с другого конца и поискать, было ли совершено за
последнее время убийство подобным способом. Из милицейских сводок она узнала об убийстве
Шлыкова Федота Анатольевича и его внучки Дзюбы Анны Владимировны. Убитые были
обнаружены в своей квартире по адресу – улица 26 Бакинских комиссаров 53–3. Шлыков был
зарезан, Дзюба задушена. Задушена, как свидетельствовала судмедэкспертиза, именно
аналогичным с Колокольниковой способом, тонкой бечевкой. Вербицкая сразу обратила
внимание на дату этого происшествия – 22 июля 1984 года, то есть двойное убийство
произошло накануне убийства Колокольниковой. Конечно, это могло быть совпадением, но
интуиция подсказывала Вербицкой – она на верном пути.
Расследованием убийства на улице 26 Бакинских комиссаров занимался капитан милиции Вилен
Жигарев. Он был само олицетворение русского пофигизма и разгильдяйства: на форменной
серой рубашке красовалось жирное пятно, брюки пузырились на коленках, а туфли со
стоптанными каблуками не видели щетки не меньше пяти лет. При этом «милиционэр»,
несомненно, чувствовал себя в полной гармонии с окружающим миром. В сонных мокроватых
глазах, словно в затянутой ряской гнилой стоячей воде, уютно пристроились лень,
безнадега и равнодушие. Поэтому Вербицкой не понадобилось сильно напрягать свой отлично
развитый аналитический ум, чтобы сообразить – Жигареву до чертиков надоела служба в
милиции вообще и дело об убийстве Шлыкова и Дзюбы в частности. Это было видно, как
говорится, невооруженным взглядом.
– Ничего интересного, поверьте. Типичная бытовуха. Шлыков этот, старый алкаш, да и
Дзюба, девка в районе хорошо известная. Одним словом – отбросы общества, – равнодушно
растягивая слова, ответил Жигарев на просьбу младшего следователя прокуратуры ввести ее
в курс дела. – Перепились и не поделили чего-то.
– Но подождите, товарищ капитан! Вы что, хотите сказать – внучка с дедом друг дружку
поубивали? – возмутилась Вербицкая.
– Этого я не утверждал. Их, видно, кто-то из собутыльников ухайдакал. У них в
полуподвале каждый день компании и пьянки, – зевнул Жигарев.
– А что участковый по этому поводу показывает? – не унималась взявшая след Вербицкая.
– А то и показывает, что блатхата у них там. Каждый день компании и пьянки. Что тут
непонятного? – растолковывал милиционер Вербицкой как маленькой.
– Кто, кроме жертв, в тот вечер находился в квартире? Они опрошены? Кто еще прописан и
проживает в квартире? Возможно, причина убийства – жилищный вопрос! – сыпала Вербицкая
репликами как из револьвера, но слова-пули, направленные в Жигарева, не достигли цели, а
застряли в нем как в пластилине.
– В деле имеется списочек фигурантов. Личности все известные – местные ханыги и бомжи. А
в квартире, кроме убитых, официально, в общем-то, больше никто не проживал, – пожал
покатыми плечами Жигарев.
– Что значит – «в общем, никто не проживал»? Так проживал или нет? – не унималась
младший следователь прокуратуры, вскакивая от нетерпения. – Проживал или нет!?
– А то и значит, что соседи показывают, жил с Дзюбой ее сынишка. Где он в настоящее
время, пока не установлено. Но при такой беспутной мамаше, какой была эта Дзюба, ничего
удивительного в этом нет. Могла мальчишку сбагрить куда подальше, чтоб не мешал.
– Сколько лет мальчику, вы хоть знаете? – блеснула глазами Вербицкая, боясь поверить что
она на верном пути.
– Сколько, сколько. Лет пять, наверно. Худющий такой пацан. Я его видел пару раз –
смотреть больно. Но какое это имеет отношение к делу? Козе понятно, что завалил Шлыкова
и Дзюбу или Вовик Жох, или Ромка Вислоухов. Они пока в бегах. Думаю, на днях оба
нарисуются. Так что дело можно считать раскрытым. Только я никак не пойму, с каких пор
областную прокуратуру так бытовуха заинтересовала? В чем, собственно, проблема? –
хмыкнул Жигарев, которому успела надоесть въедчивая Вербицкая.
Та, наконец, поняла, что взяла неверный тон в разговоре с Жигаревым и резко сбавила
обороты. Вербицкая как смогла изобразила на лице улыбку и, стараясь придать голосу
максимальную любезность, сказала:
– Вилен Сергеевич, вы меня извините, я ведь только первый год в прокуратуре, сразу после института. Такого опыта как у вас, у меня, конечно же, нет, поэтому и валю все в кучу. Все кажется подозрительным. Мне очень нужно проверить одну версию. Вы меня извините, если я вас чем обидела.
– Да ладно, чего там, – опять зевнул милиционер и равнодушно махнул рукой.
– Вилен Сергеевич, последний вопрос. Среди собутыльников убитых не было лысого мужчины в сером костюме? Это очень, очень важно!
– Постой! Дай сообразить. Что-то такое говорил Арнольд Иониди. Вроде как последние пару месяцев прижился в полуподвале чужак. Он его лысым счетоводом называл. Может, ты про него спрашиваешь?
– А после убийства его видели?
– Вроде нет! А впрочем, пес его знает! Дался он тебе!
– Вилен Сергеевич, миленький! Огромное спасибо! Вы даже не представляете, как вы мне помогли! – и Вербицкая расцеловала изумленного Жигарева, которого кажется, уже ничего не могло изумить в этой жизни.
Дальнейшее было делом техники. Вербицкая получила фоторобот человека в сером костюме, и установила, что это старший бухгалтер трикотажной фабрики Спиридонов, который бесследно пропал четыре месяца назад. Круг замкнулся.
Вербицкая была уверена, что нашла настоящего убийцу Шлыкова, Дзюбы и Колокольниковой.
Одна мысль не давала ей покоя. Одутловатая лысая физиономия с оттопыренными ушами была
ей, несомненно, знакома. Но где она видела его раньше, Ольга никак не могла вспомнить.