Я родилась ничем не примечательным ребенком - толстые ляжки, глаза, смотрящие в разные стороны и куцая растительность на голове. Я писала больше, чем пила, ела больше, чем могла и была настолько ленива, что моя мамочка оставляла меня одну в кроватке с парой погремушек и спокойно уходила на рынок. Вернувшись через пару часов, она заставала меня в той же позе - сидящей в уголке кроватки и задумчиво вертящей в пухлых пальчиках пластмассовую уродину. Мне было лень плакать, лень смеяться и лень лениться. Когда меня били по заднице, я не распускала нюни. Я засовывала в рот указательный палец и тихо мечтала о том, как я вырасту и отомщу всем своим обидчикам. Бедные мои родители! Они долго не догадывались, какие мысли роились под розовым кружевным капором, надетым на головку их дочки. Они не знали, что с трех лет мне снились сны, где я, сидящая в самоходной, бронированной коляске, раскатывала по округе и тыкала в прохожих острым ножиком, привязанным к длинной палке. Не помню, во сколько я стала ходить. По рассказам моей матушки, это случилась после того, как мне подарили на день рождения красные туфельки на каблучках...Эти туфельки перевернули жизнь наших соседей по коммунальной квартире с ног на голову. От меня не было спасу. Я преследовала всех, кто выходил в коридор, кто шел в туалет, на кухню и пытался зайти или выйти во входную дверь.
Первым пострадал Николай Степанович, тихий полуспившийся сосед, живущий в комнате напротив. Он был одинок, молчалив и имел одно невинное увлечение. Николай Степанович разводил хомячков. Трехлитровые банки с хомячковой живностью стояли везде - на подоконнике и столе, на покосившемся трюмо и просто на полу. Я частенько заглядывала в полуприкрытую дверь и сердце сладко замирало в предчувствии чего то необыкновенного и веселого. Необыкновенное случилось, когда моя мама варила на кухне курицу, а Николай Степанович, зажав в зубах папироску и засунув под резинку своих линялых треников замызганную газету, отправился по большой нужде. Никто не видел, как в соседскую комнатенку пробралась маленькая девочка с розовым бантом на голове. Стараясь не шуметь, девочка сделала свое грязное дело и тихонько удалилась...У Николая Степановича больше не было хомячков...
Следующей оказалась Таисия Павловна, дородная тетка с огромными грудями и мясистой задницей. " УУУУ, отожралась на деревенском твороге..." - частенько приговаривала моя матушка. Таисия торговала на колхозном рынке, по субботам пекла ватрушки и пирожки и кипятила в двух огромных тазах свои трусы и лифчики. Я ненавидела эту тетку, ненавидела, как она мажет свои пирожки мерзким гусиным пером, с которого капает подсолнечное масло. Я с содроганием вдыхала прокисший запах теста и кипятившегося белья и с ужасом представляла, как веревка с развешанным неглиже не выдержит веса огромных застиранных лифчиков и трусов. И вся эта мерзкая груда белья свалится и погребет под своей серо-розовой массой мое беззащитное тельце. Мое воображение рисовало мне жуткую картину моей кончины - вздрагивающие детские ножки в белых носочках и красных туфельках, опутанные лифчиком-монстром. Грязно - розовые панталоны впихивали в мой ротик кляп - мотню и целая стая линялых чулков тянула бедную девочку в свое змеиное логово. Я силилась не зареветь и рисовала на запотевшем кухонном окне огурец...Это была безголовая Таисия. Впрочем, рук и ног и у нее тоже не было...
...Возмездие наступило в первых числах июня. Во дворе нашего дома росло несколько огромных тополей, плевавшихся пухом в начале лета. Я грозила им кулаком, когда в мой вечно открытый рот залетало слишком объемное тополинопуховое облако. Под этими тополями жители нашего дома построили маленькие сараюшки, в которых хранился всякий хлам, мешки с картошкой и безколесые велосипеды. В один солнечный день, прыгая по крышам этих строений, я провалилась. Разорвав колготки и подол своего нарядного платьица, я угодила в бочку с остатками квашеной капусты. Реветь мне было лень, поэтому я собрала волю в кулак, вылезла из бочки и вылила из ботинок капустный рассол. И сразу нашла дохлую кошку. Потыкав в распухшее тельце палкой, подергав ее за хвост и даже понюхав, я сразу нашла применение полуразложившимся кошачьим останкам. Я завернула вонючку в цветастую юбку, висевшую на ржавом гвозде и хорошенько обвязала этот сверток веревкой. Убедившись, что склизкая кошачья тушка не вывалится и не заляпает меня зловонной жижей, я выбралась через дырявую крышу. Ободранные коленки и локти саднило, но я была счастлива - в моей голове созрел план мести...
Не буду писать подробно, что было с Таисией Павловной в ближайший субботний день. Зажав в руке деревянную палку - мешалку, она в очередной раз подошла к лохани, стоявшей на плите. Лохань плевалась липкими плевками и пускала смрадные пузыри из своих бельевых недр...Морща нос, Таисия воткнула мешалку в вонючую массу и увидела милую кошачью мордочку. Котик смотрел на нее ямочками пустых глазниц и улыбался....
...Я росла, тихо делая пакости. Мое упрямство и изобретательность не знало границ. Меня не звали в гости, не приглашали на дни рождения. У меня не было друзей. Завидев меня во дворе, мамаши хватали на руки своих детей и убегали. Я стала маленьким дворовым монстром...Осенью моя мама принесла в нашу крошечную комнатушку пищащий сверток. "У тебя появилась сестричка Ирочка" - отрапортовала она. В ее глазах стоял страх. Мама смотрела на меня тоскливо и загнанно. Я поняла,что она боится...
На следующее утро я наковыряла в замерзшей песочнице ведерко песка. Придя домой, я сделала огромный кулич на кружевном одеяльце, отряхнула руки и залезла под кровать. Я ждала наказания...Вечером я старательно топорщила уши, пытаясь разобрать о чем шепчутся родители. Потирая красную попу, получившую очередную порцию папиного ремня, я блаженно улыбалась...Через неделю меня отправили в санаторий...
- Вставайте,бездельники!!! - каждое утро санаторская малышня просыпалась под истошный крик нянечки Зои Самуиловны. Ударом ноги она открывала дверь в детскую спальню и извергая ругательства, хватала ведро с малышневой мочой. Моча выплескивалась желтушной волной на заскорузлый паркет и клетчатые тапки. Зоя Самуиловна смачно рыгала и выпускала в морозный воздух плевок чесночно - водочного духа. Матеря свою жизнь, она вытаскивала эмалированную емкость и вернувшись, пихала под детские подмышки холоднющие градусники.
- Вы разве дети??? Вы - зассыхи и сраные задохлики!!!-бушевала она. Зассыхи с задохликами дружно ревели, вытирая грязными кулачками синюшные носы и размазывая сопли. Стянув одеяла с несчастных деток, Зоя Самуиловна удалялась на кухню, откуда попахивало подгоревшей манной кашей.
После завтрака нас одевали в куцые шубы и пуховые шапки и выводили на прогулку. Ходя парами вокруг санаторского корпуса, дрожащими голосами мы пели про голубой вагон, который бежал и качался. Потом мы долбили лопатками мерзлую землю, искали шишки под кривой елкой и играли в плевалки. Кто дальше всех плюнет, тот и победил. После обеда мы ворочались в скрипучих кроватях и шмыгая носами, звали маму. Я тоже хлюпала носом. Мне было скучно...
Через неделю я описалась...Проснувшись ночью, я высунула из под одеяла босую ногу и покрутила пальцами в стылом воздухе. Решив, что никая сила не заставит меня прошлепать по холодку до ведерного писсуара, я напрудила в постель. Я лежала на теплом матрасе и корчила рожи невидимой Зое Самуиловне. Минут через десять матрасик начал холодеть и моя попа покрылась мурашками. Стуча зубами от холода, я разбудила девчонок, спящих на соседних кроватях.
- Девочки!!! Хотите,чтобы вам стало тепло? - я страшно вращала глазами, излагая свой план. Девочки закивали головами и описались. Потом захотели тепла все остальные зассыхи и задохлики и тоже напрудили в свои кроватки...
Утром Зоя Самуиловна долго рассматривала ведро, в котором скудно плескалась жалкая порция детской мочи. Хлопая глазами, она вытерла о застиранный халат повлажневшие ладони и потерла свой мясистый нос.
- Так...Так...Что же это? - на ее лице была растерянность, лоб покрылся испариной, в отекших глазах плескалось недоумение. Рот, похожий на куриную гузку открывался и закрывался, тощие ножки в шерстяных носках дрожали, выпрыгивая из стоптанных тапок. Зоя Самуиловна икнула и схватившись за дверной косяк, стала пристально нас рассматривать. Мы зашмыгали носами и заскулили...Заметив, что зассыхи лежат на самых краешках кроватей и задохлики тоже, нянечка долго не могла осознать неестественность наших поз. Наконец смутное подозрение закралось в ее голову. Подойдя к ближайшей кровати и засунув руку под одеяло, она нащупала мокробугристый матрас под зассаной простыней...
После завтрака мы снова ходили парами, пели про голубой вагон и искали шишки. На заборе, под скупым зимним солнцем висели полосатые матрасы с темными пятнами...
На следующее утро я разбила градусник. Катая по щелястому паркету ртутные шарики, я заливисто смеялась. Серебряное драже сливалось в упругую колбаску, заползало в щели и вновь разбивалось на множество кругляшков...
Через несколько минут вся малышня ползала под кроватями. У нас не было ни одного целого градусника...
Моим родителям позвонили, когда я отказалась снимать майку в бане. Меня уговаривали воспитатели, уговаривал санаторский главврач, - все было бесполезно. Малейшая попытка стянуть с меня трикотажную тряпицу оканчивалась плачевно - я орала так, что звенели банные тазы.
На следующее утро меня увезли в город...
Вскоре наша семья переехала в огромную квартиру из трех комнат. И пусть район был засраный, дом ужасный и до ближайшего магазина час ходу, мы все были счастливы. У меня появилась своя комната, новая кровать с ящиками под матрасом и письменный стол с куском оргалита на столешнице. На гвоздике висело коричневое платьице с белым фартуком. Я готовилась стать совсем взрослой и с нетерпением ждала свой первый поход в школу.
В один из последних августовских дней я решила, что буду художником. Выпросив у мамы коробочку с мелками, я отправилась на улицу. Присев на корточки и от усердия высунув язык, я водила мелками по заплеванному асфальту. Колобок, солнышко, принцесса с короной на кудрявой голове, опять солнышко...
- Девочка,как тебя зовут? - услышала я за спиной чей то писклявый голосок.
- Маша, -ответила я, продолжая рисовать.
- А меня зовут Валя, давай дружить? - снова пискнул голос.
- А ты умеешь рисовать писю? - важно спросила я, так и не оборачиваясь.
- Я научусь, -шепотом ответила девочка...
Так у меня появилась подруга Валя Зайцева...