Перевод

Синед Шыдалг
Просторный мраморный конференц-зал в тёмно красных помпезных тонах. Запах надменности, бюрократизма впитался во всё вокруг. Огромные трёхметровые двери из красного дерева закрыты, на входе охранники в строгих костюмах. Внеочередное чрезвычайное  заседание. Ситуация выходит из-под контроля, того и гляди разразиться война. Долгие всеобщие пленарные прения и обсуждения ни к чему не привели. Добиться единого международного решения конфликта никак не удаётся. Последний выход запереть двух глав враждующих государств с глазу на глаз, дать им возможность договориться без изворотливых посредников, а параллельно снять с себя всю ответственность за срыв мирного процесса.

Две армии стоят на границах друг напротив друга, в полной боевой готовности, спешащие броситься в бой по красной ракете. Рука с сигнальным пистолетом уже занесена в небо. Наши дети одеты в военную форму. Звучат гимны и патриотические песни. Старики с орденами на протёртых пиджаках ходят по школам и учат любить Родину и ненавидеть врага. Призывы встать на защиту Отечества. Родина – Мать зовёт тебя. Пахабные анекдоты и небылицы о противнике запущены в массы. Усиленная чистка рядов по родственному признаку, национальности и политическим взглядам. Дело государственной безопасности распознать вредителя и обезвредить, подчас жертвуя рядовыми. Политработники, депутаты, чиновники, комитеты матерей, артисты, просто ****и – все работают на будущий фронт, на кузницу свободы. Разъезжая с призывными речами, концертами, или просто борделями по воинским частям заботясь о моральном облике защитника отечества, о его жажде победы.  Все крупные корпорации взяли себе в подшефные роты, взводы, боевые подразделения. Рисуют на танках собственные логотипы, пишут на ракетах миссии компаний. Это будет народная война. Война до победного! Наше дело правое, мы не можем проиграть. Наше поражение означает, что Бога нет! Стройные ряды наголо бритых сыновей друг против друга, с ярким пламенем взаимной ненависти в глазах. Пленных не брать! Враги не имеют пола и возраста. Все до одного! Уничтожить, стереть с земли этих выродков. Лишь красный вектор сигнальной ракеты в небе, лишь только повод, приказ и бой. Драка. Схватка до последнего патрона, последней капли крови. Ни шагу назад.

- Нет, ты видел? Вот гнида!  Ещё улыбается мне! – мы стоим на улице, рядом с металлической урной, курим. Президент нервно сплёвывает на асфальт. Здесь можно – можно уйти от протокола, от норм и традиций. Можно показать свои эмоции, чувства, ненависть. Всё настолько плохо, что на цвет галстуков и их длину никто не обращает внимания.
- Раздавим их! В первом бою всех раздавим! – и он демонстративно давит свой окурок о курильную чашку урны. Уныло киваю в ответ. Я лишь зеркало, некий трансформатор политической воли этого человека, не обременённый собственным мнением.
«Основная цель переводчика – дублирование диалога с максимально возможным совпадением фразеологизмов,   выражений и других словесных приемов противоположной стороны.  Собственные эмоции и комментарии переводчика в момент переговоров – исключены».
- Всё пошли назад. Дадим им последний шанс, – президент разворачивается и резкими угловатыми нервными движениями уходит вглубь.
Охрана на дверях пристально безмолвно смотрит в меня. Сквозь тёмные очки рентгена рассматривает мой скелет на пример позвоночных защемлений. Пол плеча влево и узкая щель для прохода в зал. Сим - Сим откройся.

В огромном зале горят все лампы. Звонкий стук шагов по мраморному полу уходит эхом и экранирует от стен. В центре серый овальный стол и четыре стула. Протокол прост - два президента и два переводчика. Дистанционный, бесконтактный радио перевод в данной ситуации не подходит. Каждый оппонент слушает и говорит через собственного переводчика. Исключительность обязывает на подобные меры безопасности.
- Заставляют себя ждать, суки! – президент не сдержан. Нервная дрожь бьёт его.
Двери распахиваются и две фигуры демонстративно ленно двигаются к нам. Мужчина средних лет в строгом военном генеральском кителе и второй - молодой, лет двадцати пяти, одет с некой элегантной расхлябанностью.  Переводчики первых лиц обычно мужчины за сорок, с огромным языковым стажем и подчас опытом военной службы. Исполнительные, кропотливые, пунктуальные. Сливаются с серой массой за спиной у своих руководителей. Этот персонаж крайняя противоположность.
- Прошу прощения господин президент, за наше опоздание. Мы готовы продолжать, – это нонсенс, когда переводчик начинает диалог вместо своего первого лица и обращается напрямую к противной стороне. Я попадаю в минутное замешательство – он говорит на нашем языке и обращается напрямую к моему президенту. Он не должен этого делать. Это возмутительно! Я обязан переводить слова его руководителя своему, а он своему. Мальчишка, нарушает все каноны. Уровень непрофессионализма громаден. Вряд ли его ждёт хорошая карьера.
- Мы остановились на Ваших территориальных претензиях. Прошу Вас чётче сформулировать их, – звучащая металлом фраза моего президента.
Малыш наклоняется над своим руководителем, переводит медленно и тихо. Я со своего места различаю лишь обрывки слов. Генерал чинно выпрямляется и пренебрежительно кидает:
- Нас не устраивает Ваша политика приграничных зон. Именно эти территории в большинстве населяются нашей национальностью. Мы знаем об этнических чистках там. Знаем об убийствах мирных граждан. О тотальном терроре, учиняемом Вами.
- Нас беспокоят приграничные зоны и ситуация национального гонения на этих территориях. Мы просим Вас обратить на это максимальное внимание, – тихо синхронно диктую, смотря в бесцветные глаза моего президента.
- Мне показалось - он сказал, что-то про тотальный террор?
- Это, похожее словосочетание, означающее сильную обеспокоенность,– вру я.
- Уверяю – Ваши сведения ложные. Приграничные зоны совершенно мирные территории. Внутренняя обстановка там спокойна. Мы всячески способствуем развитию малых народностей проживающих там, - президент.
Пауза на перевод и резкий ответ:
- О каких собственно малых народностях Вы говорите?! Этнические чистки довели до пустующих деревень и мёртвых посёлков. Именно Ваша националистическая политика заставляет людей бежать из собственных домов. Поток беженцев из Вашего призрачного рая растёт с каждым часом. Наши войска готовы выступить на помощь нашим соплеменникам. Требуем убрать войска из пограничных зон и ввести сторонних независимых наблюдателей, создать возможность населению выбрать на референдуме статус территорий. Открыть путь их независимости, - генерал.
- Просим Ваших гарантий в урегулировании национального кризиса на данных территориях,  не нагнетать  обострения усиленным военным присутствием там. Готовы на обсуждение обоюдных уступок ведущих к миру.
- Всё-таки, странный у них язык. Кричит с красной мордой, плюясь и рыча, а смысл вон какой, – президент обескуражен, он не ждал подобной мягкости в противнике.
- В ответ, хочу заверить в нашем позитивном отношении к мирному решению данной проблемы. Мы готовы идти на уступки при гарантии их обоюдности. Снижение военного присутствия в пограничных зонах возможно. Мы готовы на подобные шаги. Но настаиваем на зеркальных действиях ваших войск, - президент.
Юноша нависает над генералом, допуская в перевод мимику и жестикуляцию. Тон речи у него волнами, периодически он повышает голос. Такое поведение переводчика крайне не позволительно.
- Мы требуем нашего участия в процессе самоопределения данных территорий. Также открытых границ для служб стороннего мониторинга. И, денежное восполнение наших потерь связанных с этим конфликтом. Частичное упразднение Ваших институтов власти на местах. Вы должны убраться прочь! Судьбу этих земель пусть решит независимый референдум, - генерал.
- Просим Вас о гарантиях безопасности беженцев, о лояльности местных властей к ситуации возврата людей на прежние места проживания. Предлагаем совместный поиск демократических путей выхода из конфликта,  – я тихо ровной дикцией произношу слова.
- Удивительно! Что у них там произошло. Они совершенно поменяли тактику. Я собирался объявить войну, а сейчас встану и пожму ему рук. Бывает же чудо, – наш президент доброжелательно улыбался:
- Мы готовы идти Вам на встречу, готовы пересмотреть объёмы нашего присутствия в регионе. Я признаюсь честно, удивлён Вашей открытой политикой и готовностью к уступкам. Мы будем достойными и добрыми соседями, уважающими права и суверенность друг друга. Давайте пожмём друг другу руки.
Весьма эмоциональный перевод напротив. В ход идёт тетрадка. Молодой франт что-то пишет там и отдаёт генералу. Тот резко встаёт, вытянувшись всем телом. Мы поспешно вскакиваем, выходим из-за стола. Идём навстречу. Президент улыбается и протягивает руку.
Генерал подносит тетрадь к глазам и по слогам читает:
- Я тебя, гниду порву! Всех Вас вырежем!  Баб ваших по кругу пустим. Вы, нищенское отродье в рабах у нас будете!
Хлесткий удар наотмашь сбивает генерала с ног. Он падает, неуклюже пятясь и хватаясь за стулья. Президент выпрыгивает вперёд и пинает вдогонку ногой, промахивается. Чёрная лакированная туфля улетает вглубь зала.
- Всё! Война! Мы объявляем Вам войну. И ты сука, лучше в плен к нам не попадай. Мой тебе совет! – он разворачивается и резким шагом удаляется, чуть прихрамывая на разутую ногу.
Переводчик садиться на стол, достаёт дорогой инкрустированный золотом подсигар и закуривает. Я стою, окаменев от шока. Генерал лежит боком на полу, задрав ноги над поваленными стульями.
- А ты молодец. Чуть до подписания перемирия не довёл. Я даже испугался, – оскалился малыш – Угощайся, кури.
- Но, как же это..., – мычу я.
- Вот так дружок, наш дедушка – и он махает носком ботинка в сторону поверженного генерала – давно уже овощ. Ему для родных то переводчик нужен, не то, что для иностранцев. Так что приходиться помимо перевода, а под час и вместо, просто говорить ему что вещать. На самом деле пока мы тут друг другу сказки рассказывали, наши войска начали наступление.

Я стою в полностью пустом зале, прижав руку к нагрудному карману пиджака, там лежит письмо от сына. Его в обход полевой цензуры привёз его сослуживец:

«Папа, я никогда не видел столько крови и ненависти. Люди убивают, насилуют и грабят. Никакого закона здесь нет. То, что говорят у вас по телевизору полная ложь.
Днём, на боевых машинах мы патрулируем приграничные зоны. Двигаемся по улицам как затравленные звери, боимся любого шороха. Стреляем во всё что движется. А ночью сидим в блокпостах и слышим канонаду ночных погромов, крики женщин и детей. Утром находим их растерзанные трупы.
Но самое страшное то, что это зло не одиноко. Со стороны границы идут караваны наших беженцев. Они рассказывают страшные вещи о «соседских» погромах. Мы все в крови и простить друг друга не сможем долго.
Папа, я очень боюсь войны. Я не знаю цели, ради которой погибну здесь...»