Вы замечали, что мужчины постоянно лгут? Не ради обмана, а просто по природе своей. Мне всегда это казалось поразительным, поражало меня наповал прямо посреди разговора. Сколько скоропостижных смертей пережило моё бедное сердце!!
И как долго и безутешно искала я отгадку в глубине мужских глаз, серый, синих, голубых, светло и темно коричневых. Как долго………… но разве можно найти причину обмана внутри него самого?
И однажды я отчаялась, совершенно по-настоящему, я отвернулась, я ушла, плотно и навсегда закрыв за собой дверь, а ключ выкинула…в реку, как раз мимо нашего крыльца протекающую в это время суток. О, как кровожадно проглотила тёмная водяная бездна последнюю мою хрупкую надежду, хрупнула надежда на зубах не менее безжалостной рыбы, сверкнувшей чешуёй и исчезнувшей навсегда-навсегда в речном бездонном зазеркалье.
А дождь пошёл, он шёл за мной и держал зонтик над моей головой, так и гуляли мы с дождём, оставляя мокрую полосу на серой от пыли дороге, совсем-совсем одни. И он постоянно что-то бормотал, шелестел, стучал каплями, пытался объяснить, оправдаться и, конечно, врал, безбожно, непостижимо, ни одного слова правды.
И от него я тоже ушла, закрыв ещё одну дверь, теперь уже изнутри. Чёй это был дом? Я не знаю. Я вошла и увидела камин, перед камином сидела женщина и читала, а две девочки лет семи слушали её. «потряси книжку и ты увидишь, как он трепещет», и женщина трясла книжку, и две пары маленьких, но уже несомненно женских глаз становились большими, как озёра, и плыли по тем озёрам корабли с алыми-преалыми парусами. И я слушала, слушала. Как я могла не слушать?
Потом лестница вдруг заскрипела и откуда-то сверху стал спускаться старик, седой, лохматый и призрачный, как воспоминание о чём-то так никогда и не случившемся. Он спускался так долго, иногда начиная переливаться, дробиться, как отражение на воде, тогда он казался мне подростком лет одиннадцати, и я закрыла глаза, а когда открыла их, он уже стоял внизу, что-то горячее наливая в чашку. «Хочешь какао?» - спросил меня и протянул мне чашку, синюю с золотым ободком и отбитым и одной стороны краем. Она была пустой.
Но это было уже не важно, потому что я поняла. Я взяла чашку, какао был густым и настоящим, и маленький кораблик плыл внутри неё от одного края к другому.
А дождь на улице продолжал стоять, держа зачем-то зонтик над сухим кусочком земли у себя под ногами, и я помахала ему рукой, а он засмеялся и стал расти, и рос и рос, пока не стал во всё небо. Загустел, загрохотал над тучами страшно оглушительным настоящим громом, и молнии, да, и молнии тоже были.