Вадик и дядя Гриша
Надежда Катаева-Валк
Родители с четырёхлетним сыном Вадиком гостили на Рождество у бабушки в деревне. Ребёнок был счастлив – он катался на саночках с горки, следил в окно за снегирями, утром высыпался вдоволь, потому что никто не будил его в садик, а вечерами к нему в кроватку приходил и ложился в ноги кот Васька.
- Всё, Вадик, - говорила мама, - давай спать, больше разговаривать нельзя, видишь, Васька хочет спать.
И ребёнок под мурлыканье кота спокойно засыпал.
Но главную радость деревенской жизни Вадика составлял «бабушкин зоопарк» - обитатели хлева, где было много разных животных: корова, две овечки, куры с петухом и свинья Нюшка. Единственной, кто замечал ребёнка и даже общался с ним, была свинья. Вадик научился подражать свиному хрюканью и, приходя с бабушкой в хлев, каждый раз пытался свинью перехрюкать. И у него это хорошо получалось, потому что Нюшка, услышав мальчика, замолкала, задирала пятачок и пыталась узреть себе подобного.
-Бабуля, видишь , я её перехрюкал, - веселился Вадик.
Отпуск родителей омрачало одно обстоятельство, о котором Вадик не должен был знать, – под Рождество, как водится в деревне, предстояло заколоть свинью. Выполнить эту неприятную процедуру должен был, как обычно, мужик из соседней деревни - дядя Гриша. Бабушка договорилась с ним, запаслась водочкой, и этот день настал. Главное – не травмировать ребёнка, решили взрослые, и от Вадика всё тщательно скрывалось. Каким бы опытным ни был дядя Гриша, но предсмертный крик свиньи услышать могли не только в доме, но даже на соседних хуторах. Недаром говорят «орёт как резаная свинья», и зная это обстоятельство, взрослые боялись напугать ребёнка.
В день забоя мама и бабушка увели Вадика в дальнюю комнату, там все повязали головы платками, а сверху натянули шапки-ушанки и при включённом на полную громкость радио стали играть в какую-то новую игру – морозко, при которой нельзя снимать ушанки.
Но Вадика никак не удавалось развеселить, он застенчиво улыбался взрослым, начинал играть, но потом замирал и взгляд его был обращён в пространство.
- Господи, не заболел ли ты у нас? – беспокоилась бабка.
Но мало-помалу ребёнок разыгрался, развеселился, и даже когда в комнату заглянул отец и кивнул женщинам, давая знать, что всё состоялось, вспотевший Вадик никак не хотел снимать ушанку.
Взрослые облегчённо вздохнули – ребёнок ничего не услышал, не увидел и не догадался о том, что произошло во дворе.
Бабушка убежала помогать мужикам палить и разделывать тушу, а мама в этот день так и не вышла с Вадиком во двор, она не отпускала его от себя ни на минуту - они вместе рисовали,
потом читали, потом точили карандаши и вырезали из бумаги к Рождеству звёздочки на окна.
После обеда Вадика уложили спать, и засыпая, он видел, как в другой комнате за столом у окна сидят отец и дядя Гриша, пьют водочку, закусывают картошкой с жареной свининой и говорят о разных непонятных деревенских делах. А говорили они о заготовке дров на Вруде, о плохом урожае картошки этой осенью, о том, как соседский Стёпка едва семью не отравил, когда выводил дустом лошадиных вшей, о ровенщике Ваньке, который состарился и перестал копать колодцы. Да мало ли о чём могут поговорить два мужика – деревенский и городской, но родившийся в этом доме и выросший в деревне. Неразговорчивые в жизни, тут они говорили громко и много, обсуждали деревенские новости; так и бывает после такого тяжёлого и каждый знает, - нужного, но неприятного дела, о котором они, конечно, даже не упоминали.
Ребёнок маялся и не мог уснуть. Бабушка просила мужиков не шуметь, они замолчали, потом заговорили снова , но реже и тише. Мама Вадика на цыпочках прикрыла к ним дверь, приласкала и положила в ноги к ребёнку кота, и мальчик уснул.
В конце их отпуска в соседней деревне умер старичок, дальний родственник бабушки, – кум её старшей сестры, которая давно пребывала на том свете, как и сын её, крестник старичка. Родню надо помнить и уважать, и усопшим родственникам взамен позвали на похороны бабушку Вадика и всю их семью.
- Стоит ли брать ребёнка? – засомневался отец.
- Что ж, вы его так и будете под шапку прятать, пока не женится ? – возразила бабка.
-Да, - грустно вздохнула мама, - скрывай – не скрывай, от жизни не скроешься.
И Вадика взяли на похороны.
В задней комнате под образами на широкой скамье стоял гроб, и в нём лежал старик, сложив на груди руки, в которые были вложены платочек и свечка. На руки опиралась маленькая иконочка, обращённая к жёлтому, как старый измятый лист бумаги, лицу старичка. Вокруг гроба стояли в тишине люди. Иногда они перешёптывались, женщины всхлипывали. Из кухни и соседней комнаты доносились тихие голоса хозяек, собирающих в корзины поминальные закуски для кладбища. В дом приходили прощаться с покойным его соседи и люди из других деревень, кому старичок при жизни помогал отстраиваться после войны, – рубил из брёвен срубы домов и бань. Мастеровой был мужик, и люди, подходя к гробу, крестились, кланялись трижды и, отходя от гроба, клали на саван в ноги покойного «деньги на свечку», как принято на Псковщине. Выходя из дома, во дворе, где готовили машину для поездки в церковь, устилали дно кузова рублеными еловыми ветками, люди вспоминали покойного добрыми словами, полушёпотом рассказывали друг другу истории, в которых покойный помогал, спасал, выручал. В доме было много людей, но в комнате у гроба стояла настоящая гробовая тишина.
Вадику было наказано вести себя тихо, не отходить от мамы и не вырывать руку, но всё же, боясь, что малыш может нарушить тишину, мать взяла его на руки и с удовлетворением отметила, что он почти не интересуется происходящим, а помалкивает и смотрит куда-то в пространство. Мать успокоилась и, как все, стала про себя читать одну из тех молитв, которые остались в памяти с детства:
- Упокой, Господи, раба твоего..
Но тут в тишине раздался полный изумления громкий голос Вадика:
- Мама, а его тоже дядя Гриша заколол?