Культура боя

Турнен Аарон
               

Примерно двадцать шагов до красной шторы, после нее пять шагов до канатов, и один шаг в другую вселенную, в которой все иначе. Мне не за что будет зацепиться сознанием, не будет ни одной знакомой ролевой схемы которую я мог бы использовать. Я нахожусь в цеху заброшенного завода по производству детских игрушек. Ну, помните, в союзе были такие погремушки и пупсики, из быстро выцветающей пластмассы, не приятные на ощупь и пугающих цветов, с такими игрушками только триллеры снимать в духе Стивена Кинга.
Тот, кто арендовал этот зал, видимо ради смеха или для создания необходимой давящей атмосферы, развесил гирлянды из голов и ножек  этих пупсиков по всему цеху. Девчонки в задорно топорщащихся юбчонках, и грустными, как у тигра в зоопарке, глазами разносили разноцветные шейки публике, букмекер в грязной шелковой рубашке, с неожиданно белоснежными манжетами, принимал ставки, записывая в компьютер и зачем-то в блокнот. Я попал на нелегальные, подпольные, бои без правил. Притом в качестве участника.

Тогда, на отборочном туре, все было по другому, напоминало если не секцию, то хотя бы соревнование по джиу-джитсу. Парни в кимоно выходят на татами, недолго бьют друг друга, потом один из них получает незначительную травму,  подбегает толстая сестра милосердия с ватными тампонами и перекисью водорода, все улыбаются, хвалят друг друга. Мило и весело. Я даже не понял, как выиграл бой, вроде сошлись с парнем, мне запомнилась наколка на запястье: «ВДВ», кажется, я тогда подумал: « конец, десантник меня убьет » и весело улыбнулся ему. Секунд тридцать мы с ним прощупывали защиту, потом я плюнул и пошел на сближение и умудрился сделать болевой захват руки. И все. Встал, оправил кимоно, ко мне подошел толстый менеджер.
 -- хорошо приходите двадцать пятого, придумайте псевдоним и вот моя визитка, позвоните если что.

Псевдоним. Я придумал псевдоним, он записал и сказал.
-- вы выступаете в восьмой паре, готовьтесь.
И я тут же забыл, какой себе придумал псевдоним, запомнил, что в восьмой паре и ладно.
Теперь вечер двадцать пятого и здесь все преобразилось. Уютные татами убрали, вместо них жесткий помост с канатами, на манер боксерского, только как то мрачнее. Борцы, или правильней сказать бойцы, теперь были не в кимоно, а по пояс голые и кто в шортах кто в тренировочных штанах «пума», «адидас», «russia» и так далее, нейлоновые шедевры моды окраин города. Я надел длинные белые шорты с кучей карманов, какие носили реперы в середине девяностых. Все парни улыбались при случайных пересечениях взглядов, и по большей части молчали. Какой то безусый малец, что то строчил в ноутбук, я заглянул через плече, он писал в ворде что то вроде стихов или репа, но я не разобрал слов.
-- малыш а тебе есть восемнадцать?
-- я сказал что есть, а тебе?
-- мне есть, но меня вашей обманчивой акселерацией не подкупишь, сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать?
Он повернулся ко мне в три четверти, очаровательно улыбнулся, заложил руки за голову, тем самым продемонстрировав свои могучие бицепсы.
-- четырнадцать, но мама мне разрешает, только молчок. Окей?
-- да конечно не мое дело, можно посмотреть, что ты там пишешь?
-- еще не закончил, но смотри, если хочешь.
-- спасибо,
«применив подход
футуристических антиутопий
самое большее , через год
иссякнут все золотые копи
моей души. новый каприз
но расстраиваться не резона,
цвета сменяются под влиянием сезона
я спокоен: мое будущее чистый лист.

вот прошло пять лет я с хард-кора пересел на барокко
под темперированные клавиры удары жестокого рока
переносить немного легче, да и помогает прозак
но и я не будь дурак, живу как-то так
помня уроки спуна и стрейча
не разгоняю качели си-эйча
ведь сердце разбитое в кровавое лечо
это больше калечит чем лечит
я уже не знаю что там болит
душа или самолюбие ущемленное
Бог свидетель, всему есть лимит
И диктуют мне мысли мои неподъемные
Как финал моего Дао суицид»


-- это вроде рэпа, так знаешь надо быстро речетативить, тогда круто смотреться будет.
-- не люблю рэп, но здорово, правда, здорово. А что такое «си-эйч»?
-- а это, кокаин-героин, джанки в пятидесятых так называли эту смесь, «си-эйч» или «качели», когда одновременно ставят стимулятор и опиат.
-- Да точно, Уильям Берроуз, давно его читал, позабыл уже.
Этот малыш, меня напугал, больше чем курящие матерящиеся школьники, что ж за монстр из него вырастет? В его неспелой голове, уживаются мысли о суициде, жизнелюбивое барокко, нелегальные бои, наркоманское отчаяние Берроуза. У него такая должна быть каша в сознании, и, тем не менее, он выглядит более уравновешенным чем многие зрелые бойцы в этой раздевалке. Я вспомнил, как завалил эссе в институте, свою девчонку, которую довел до того, что она при виде меня трясется, всех своих знакомых которые теперь избегают меня. обида за собственную глупость, или ущемленное тщеславие, как в стихах этого мальца, на глаза стали наворачиваться слезы. Что ж я за ничтожество такое. Нервы совсем сдают.
Я спрятался в тесную темную комнату, и стал делать тибетские упражнения, так называемые жемчужины, не помогло, слезы так и полились из глаз, стал делать растяжки на ноги, почти сел на шпагат, вроде сняло истерику. Биохимия так срабатывает, что когда человек чувствует предельное отчаяние, так что плакать хочется, мозг катализирует контрольный выброс эндарфинов, не замечали, что когда рыдания вырываются, наконец, в области затылка такое приятное покалывание, как от первой сигареты утром, или от чашечки кофе, только лучше, приятнее и чище. Я рос циником, у меня постоянно умирали родственники, друзья, меня избивали в школе, на улице, я постоянно лажал в любой работе, за которую брался, приходилось все переделывать по сто раз, и при этом я никогда не плакал, улыбался, плевал на руки и «двигался дальше» до двадцати трех лет. Что-то такое случилось, одна из пяти миллионов моих стандартных неудач и лажь, и вот меня прорвало, даже не от жалости к себе, а просто от всего этого груза, мне стало страшно. Этого никто бы не выдержал, думал я, и рыдал, рыдал, всю ночь. И с тех пор, я как на героин подсел, на эти выбросы гормонов счастья. Любая мелочь, будь то говно в которое я наступил, или отказ в работе, потеря любимой серьги, и я радостно бегу в какую-нибудь каморку, что бы там выплакаться как следует, потом минут двадцать кайфую под опиатным приходом.
Но сейчас не время кайфовать, я встал из шпагата, стал делать цигун. Вспомнил, что я в первой десятке вышел из своего убежища.
-- джентльмены, сколько боев уже прошло? – голос у меня позорно дрожал, я попытался улыбнуться, но наверно получилась кислая мина.. один здоровяк покосился на меня, недобро, я, как дурак, еще сильнее растянул свою нелепую улыбочку.
-- седьмой начался только что…
Значит мой следующий, еще одна волна рыданий подкатила к горлу, не подумайте что я трус, или тряпка, просто привычка, больной мозг на все раздражители теперь так реагирует, но пойди и объясни особенности неврологического расстройства, кучке, мрачно улыбающихся мужиков, которые пришли сюда, чтобы получать по лицу и получить за это деньги.

Примерно двадцать шагов до красной шторы, после нее пять шагов до канатов, и один шаг в другую вселенную, в которой все иначе… объявляют.
«Бой номер восемь, в красном углу лоустайл, в синем углу дёртифайт». Интересно, какую из этих убогих кличек придумал я? Хоть пытай, не помню. Ладно, сориентируюсь. Выхожу, наконец, из-за шторы, по пути натягиваю накладки, и вставляю каппу. Смотрю, в какой угол встанет второй боец. Он растерянно стоит перед толстыми витыми канатами, похожими на фантастические соленоиды, было бы эффектно, если бы они сыпали синими искрами как трансформаторы Теслы.  Я вдруг понял, почему он так растерян, он тоже не помнит своего никнейма, нет такое могло только со мной произойти, я пролез под канатами и чтоб разрядить, обстановку, встаю в ближайший, синий, угол, парень радостно встает в красный.
Рефери говорит:
-- ребят глаза и пах не трогаем, не на парковке, бой до поражения или до сдачи одного из участников, раз, два, три начали! – махнул рукой и отскочил в сторону.
 Я только после счета три понял, что я забыл снять очки, я отскочил в сторону, от атаки соперника, бросил очки в сторону, через «соленоиды», и встал в стойку.
Парень, ударил меня правой рукой, я поймал его за запястье, и на секунду мы замерли.
-- ну ты даешь, ты же без глаз остаться мог. – я заметил что он дрался без каппы
-- пжикинь, жабыл как дужак. – прошепелявил я в ответ
Он улыбнулся, и ударил под колено, я отпустил руку, упал на колени, но тут же откатился в сторону и снова вскочил в стойку, улыбаясь ему в ответ, он едва заметно кивнул и мы снова пошли на сближение, теперь он меня поймал за предплечье но я вывернулся и ударил по корпусу локтем. Он попытался завести мою руку за спину, но вдруг остановился. И шепнул мне в ухо, обдав меня запахом мятной жвачки.
-- давай покажем этим жлобам настоящее шоу.
Резко отпустил меня и мы снова встали в стойки.
А публика, надо сказать, собиралась преотвратнейшая, околокриминальные кидалы, бизнесмены похожие на опустившегося Черчилля,  их телки, и как сейчас говорят «золотая молодежь» пресытившихся кокаином и навороченными клубами, с шоколадными блондинками. Самые сливки нашего среднерусского общества.
Мы продолжали бой, делая кучу ненужных но эффектных движений, он снова шепнул когда мы вошли в клинч.
--Давай я вертушку с прыжка сделаю
-- давай, чувак, только остожожнее, не падай. – этот парень мне все больше нравился, мне даже как то неловко было когда я ему нос сломал, но он все так же ласково улыбался залитым кровью ртом, у меня начал заплывать подбитый глаз. Сердце колотилось как бабочка в банке. По моим подсчетам мы дрались уже минуты две, пора было завершать. Он прыгнул и ногой с разворота ударил мне в основание шеи, офигенно красиво, но не сильно, я для эффекту отлетел в сторону, , и снова вскочил в стойку. Нанес ему серию боксерских ударов руками, один он пропустил, я снова задел его многострадальный нос, и мы вошли в еще один клинч, что б обсудить дальнейшие действия.
 -- я устал бро – пожаловался я
-- я тоже, давай я тебя заломаю и типа коленом бить буду, ты пока отдышись
-- ага давай.
Отдохнув пару секунд таким образом, мы выскочили обратно в стойки. Он кивнул так красноречиво, сразу понятно: пора заканчивать, тем более он уже сильно истекал кровью, я весь перемазан уже. Еще раз сцепились.
-- давай блокируй руки и с головы мне, а я типа в нокаут.
-- окей.
-- кстати я вспомнил, дертифайт это я.
-- жабавно.
Рефери подошел к нам, отсчитал, поднял мою руку.
-- победа, за дертифайтом.
На ринг выбежали, два санитара, подняли, моего друга, и уборщик стал спешно вытерать кровь с пола.
Я пошел в раздевалку, меня сильно шатало, и гудела голова,
Я выплюнул каппу в ладонь, меня уже почти рвало от нее, слюни с кровью так и текли по бороде.
Меня кто-то похлопал по плечу, я не стал оборачиваться, подумал, что одобрительно ободряют, но вот снова более настойчиво, смотрю, а это грустная официантка, скалясь, протягивает мои чуть-чуть погнутые очки.
-- спасибо милая. Мне их очень не хватало. - она улыбнулась уже веселей, поправила неприлично короткий топ, и пошла по своим обязанностям.
Меня все же вырвало, в раковину, видимо от крови, которую я проглотил.
Подошел к малышу из раздевалки, тот все печатал в свой лэптоп.
-- Когда ты выступаешь?
-- еще не скоро, кто победил? – не поднимая головы от экрана.
-- я вроде, хотя я не настаивал.
-- молодец. Знаешь Болдуина?
 -- я не люблю кинематограф..
-- нет, ты чего, Джеймс Болдуин, писатель.
-- тот, который цветной гей?
-- да, классно пишет. Вот пишу сочинение по его «Блюз Сонни» .
-- да отличная новелла, а его что в школе проходят?
-- я учусь в каком-то крутом дорогом лицее, в который меня запихнули батюшка с матушкой, там заставляют всю классику читать.
-- да уж это тебе не сельский альмоматер, а что тебя на бои понесло?
-- да так повеселиться, не все же учиться.
-- Ну знаешь я в твоем возрасте, тоже не паинькой был, но все же как то по-другому развлекался. 
-- девчонок я боюсь, выпивать рано еще, в спортзале скучно и как-то гомосексуально… а вот оказия подвернулась, со связями моего папы можно любую информацию найти…
-- а он знает, что ты здесь?
-- нет разумеется, а то бы под арестом сидел, с бульдогообразным охранником, они думают что я на танцах.
-- а про побои соврешь что за девчонку заступился, еще и героем будешь.
-- именно такую легенду я и придумал.
-- ладно, не отвлекаю, пойду еще поблюю.

Ко мне семенил толстый менеджер, с КПК и пачкой банкнот.
-- вот ваши двести пятьдесят, распишитесь. Спасибо за участие.
Я взял его паркер, калякнул что-то там где стояла галочка.
-- простите, а не хотите заработать еще пятьсот?
-- не знаю, а что?
-- у нас в конце нет пары бойцу, последний бой не него самые ставки.. понимаете ли.
Он так быстро тараторил, что я почти ничего не успел понять,
-- ладно, -  говорю,- записывайте.
-- хорошо, вот ваши пятьсот, заранее, двойная такса не зависимо от исхода боя.
-- спасибо.
Все еще не придя в себя от побоев, я присел на ближайшую лавочку. Закрыл лицо руками, тихонько массируя глаза и скулы. Неплохо, семьсот пятьдесят баксов за вечер, я еще никогда так много не зарабатывал. Я убрал деньги, в первый попавшийся карман на моих шортах, застегнул молнию,  улыбнулся появившейся мысли про кровавые деньги. Тут кто-то надо мной заговорил, довольно вежливо.
-- эй бро – растягивая «о» как-то по ниггерски, - ты сел на мое полотенце.
-- ой прости,- поднимаю задницу и глаза, там стоит мой новый друг, с распухшим  носом, и все так же ласково улыбаясь. Я постарался улыбнуться в ответ, но представив себе какую гримасу скорчили мои разбитые губы, бросил эти попытки, чтобы хоть что-то сделать, я протянул ему руку, - рад был знакомству.
-- да я тоже, не видел этого толстяка с нашими башлями?
-- вон он топчется, мне уже отслюнявил.
-- well, be careful bro
-- oh thanks, you too, - и опять попытался изобразить улыбку.
До моего боя еще час, я купил кофе, та же девочка, мне принесла, еще шоколадку к нему, сижу жду когда он остынет так чтоб не обжигать мои разбитые губы.
 Этот парень, с которым я дрался, мне сильно поднял настроение. Редко встречаешь людей настолько обаятельных, ничего в нем особенного, даже не красавчик, просто от него так и веет, доброжелательностью. Но наверняка судьба, которая так любит меня обламывать, не будет так благосклонна, и не пошлет мне во второй бой,  соперника, хотя бы вполовину, такого как был этот. Точно будет какой-нибудь гоп с ослиным лицом и ледяным сердцем, парой тюремных наколок и подлыми ударами. Меня снова начало трясти, встал, отставил кофе, и пошел в свою каморку, где делал жемчужины.
Захожу, включаю рубильник, в комнате сидят два татуированных парня, со звериным оскалами на лицах. Что-то загораживают ладонями. Я, уже еле сдерживая наплывающие рыдания, говорю.
-- ой извините, не помешал?- и собираюсь выйти обратно, но притормаживаю чтоб подавить спазмы в горле.
-- мужик, ты в порядке? Что-то паршиво выглядишь.
-- Ты же победил сейчас, что раскисаешь?
-- не ребят, я совсем не в порядке, - облокотился на дверь и стал медленно сползать по ней голой спиной. Из глаз полились слезы. Один встал, взял меня под локоть, и потащил к табурету, около которого они сидели.
-- сейчас мы тебя починим, пацан, не ссы.
На табурете у них лежал глянцевый журнал, на нем несколько неровных дорожек розоватого порошка, и кредитка.
 -- а это, допускается? Мне еще выступать в конце.
-- да ладно это ж фен, тут половина на амфетамине, не ссы,- приободрил меня второй,- колись, что с тобой неладно?
Я проингалировал, две дорожки, потер нос, чихнул, рыгнул, выдавил последнюю слезинку.
-- да все к чертям катится, думал, хоть здесь оттянусь немного, но что-то не отпускает тоска…
-- баба что ли бросила? – участливо поинтересовался первый - ну нашел из-за чего сопли подбирать…
-- соберись, тебе же еще выступать, давай не будь тряпкой.- поддержал второй.
Мы помолчали минут десять, пропустили еще по дорожке.
-- спасибо парни, так кстати с наркотой, просто слов нет. – Приятная амфетаминовая, легкость, почти отрывала от земли, - можно я после боев, угощу вас в баре?
-- да без проблем, что уж там, ты сразу видно в доску свой.
Я встал, и пошел обратно в раздевалку, допивать свой кофе. Один из них крикнул.
-- очки не забудь снять, а то весь зал ржал с тебя.
-- окей не забуду.
Что ж это такое происходит?? Когда не ждешь подвоха, тебе обязательно, выдадут панчлайн по шарам, тут смотришь: сидят два страшных зэка и как о родном заботятся. Все-таки я ничего в этой жизни не понимаю, может просто не стоит ее причесывать под какую-либо логику? Но без логики, моя вселенная обернется хаосом. Нет, просто надо найти закономерность, или что-то в этом роде.

-- и вот последний бой, дертифайт против бэбиситтер, это будет впечатляюще, по приветствуем бойцов!
Вялые аплодисменты, по большей части из рук, нагловатых спутниц, местной элиты.
Выхожу на ринг, натягиваю перчатки, вставляю каппу, поднимаю глаза. И вот он, стоит передо мной, очаровательно озаряя улыбкой все вокруг. Тот самый несовершеннолетний любитель американской классики… я из принципа ему проиграл. А что свои пятьсот долларов я уже получил, не избивать же мне мальца, в самом деле.

Сижу в баре, официантки расставляют стулья на столы, со мной те два добродушных зэка, потягиваем виски разбитыми губами, постоянно морщась от боли.
-- здорово провели вечер, - говорю.
-- да точно… расслабиться можно теперь... может, девочек снимем?
-- нет, вы извините, я домой поеду, обратно в свою бездну отчаяния…
-- да ну хорош тебе, не все же о ней вздыхать… у нас на районе, знаешь, какие горячие штучки есть…
Тут ко мне подходит малыш, и говорит.
-- можно тебя на пару слов?
-- да конечно, - отходим на пару шагов – в чем дело?
-- мне правда неудобно что ты подыграл мне, пойми, я человек обеспеченный, так что это просто вроде благодарности, а не подачка, возьми мои баксы, будь другом?
-- ты думаешь, меня надо будет упрашивать?
-- я знал что ты меня поймешь. – и подарил мне снова свою сияющую улыбку, немного попорченную распухшей щекой.
-- предложил бы тебе выпить, но ты ведь еще ребенок…
-- нет, я в такси и домой.