У Т Р Е Н Н И Й В Ы ЗО В
Николай Петрович Загравский уже лет семь как жил один и был человеком не то, чтобы сильно пьющим, - нет, выпить он был обычно не против. И часто пил. Один. Ибо организм его такого количества спиртного, какое могли осилить живущие в окрестных дворах мужики, не принимал, а насмешек он боялся. От этого по вечерам на лавочке у подъезда частенько можно было наблюдать тихо храпящего, завернутого в поношенный пиджак Петровича с недопитой бутылкой «Пшеничной». Видя опустошенную до половины бутылку, проходящие женщины отмечали про себя: «Вот ведь, выпил, но меру знает». И ставили Петровича в пример своим мужьям.
Надо отметить, что и бутылка эта обычно оставалась стоять рядом до самого пробуждения Петровича, если ее не утаскивал проходившим мимо нездешний алкаш или не забирали по своим надобностям дети с целью проверить горючесть напитка или попытаться напоить дворового кота.
В силу своего Дао и при полном внутреннем непротивлении Заградский постепенно возвысился до звания сторожа-контролера при передвижной механизированной колонне номер двенадцать. Двое его коллег по работе, таких же сторожей, только пенсионного возраста, прекрасно знали, что на праздники Петровичу идти не к кому и, бывало, упрашивали его подменить их по праздничным датам. Случилось это и накануне того самого 8 Марта.
Артемий Лукич забежал на проходную, держа в руках предмет цилиндрической формы, завернутый в газету, и протянул его Загравскому:
- Слушай, Петрович, не откажи, выручай. К супруге на праздники сестра с мужем приехали. Может последний раз вот так, в гости-то. Подмени. Подменишь?, - произнес он, слегка наклонив вбок голову и прищурив глаз.
Загравскому было обычно неловко отказывать, к тому же когда его просили вот так – по-свойски, но в этот раз в связи с важностью момента он решил "помяться" для вида.
- Да меня самого одна дама на праздник сегодня пригласила, - ответил он, походя, и полез в ящик стола за книгой приема-сдачи дежурств, - Так что, наверно не смогу. Вот только звонка от нее дождусь, когда у нее на работе концерт закончится и пойду.
Артемий Лукич несколько приуныл, но постарался направить разговор в нужное ему направление:
- А что если не позвонит? Что тогда? Тоскливо ведь будет. А так и занятие есть, и праздничные в кармане.
В окно проходной постучали. Артемий Лукич, мельком глянув на гостей, махнул рукой, мол, проходи, не до вас, и присел на диван.
Из административного здания потянулись работники автоколонны – праздничный вечер закончился. Немногочисленные сотрудницы управления несли одинаковые букеты тюльпанов.
В сторожку заглянул мастер участка.
- Кто сегодня на воротах?
- Не определились еще, - отрапортавался Лукич.
- Мне все равно. Значится так, у нас Дмитриев на экскаваторе еще не объявился. Запчасти ему еще днем отвезли, так что скоро должен прибыть своим ходом. По сему, вы от ворот надолго не отлучайтесь, а то еще бросит машину прямо у проходной. - Душно тут у вас, - мастер развернулся и отправился догонять удаляющуюся компанию сослуживцев.
Последним территорию автоколонны покинул на служебной "Волге" начальник Евсеев в сопровождении одной из хихикающих бухгалтерш.
Артемий Лукич все еще сидел в кресле и с видом неоперабельного больного ждал телефонного звонка.
- Похоже, не позвонит. Может, у себя кого встретила, - подвел итог Заградский, так что у тебя сегодня праздник, Лукич.
Лукич шутки не понял, но засуетился, спеша поскорее отбежать от проходной подальше, пока не раздался злосчастный звонок.
- И тебя с праздником. Выручил, - Лукич протянул Загравскому бутылку, пожал руку и засеменил к автобусной остановке.
Загравский включил телевизор и вместе с первыми звуками "Международной панорамы" услышал шум приближавшегося к воротам колесного экскаватора.
Экскаваторщик Дмитриев, со стажем работы 9 лет был более чем слегка навеселе, но в ворота, в отличие от футболистов, попадал всегда с первого раза. Проехал до места парковки, заглушил двигатель и через неполных пять минут материализовался в сторожке у Петровича.
- Слушай, старик, такая история. Сегодня погреб откапали, а там – церковный кагор. Еще дореволюционный. Во, гляди! – Дмитриев протянул Петровичу слегка сплющенную бутыль с отлитым на боку царским орлом. – Вещь! Похоже, во Франции разливали, - ткнул Дмитриев в какую то надпись, - Видать поп до лучших времен припрятал или сам потихоньку из церкви тырил. Для своих нужд, так сказать.
Петрович был не чужд прекрасного, складки на его лбу исчезли. По всему, такой оборот заинтересовал его.
- Правда, там больше побилось. Но и так не мало осталось, - продолжал Дмитриев. Мы с ребятами поделили все поровну, но и о сторожах я не забываю. Доставай посуду.
Пока Петрович мыл стаканы, Дмитриев сбегал к экскаватору и вернулся оттуда с хорошо наполненной матерчатой сумкой.
- Молодежь за забором в гаражах уже гуляет, а мы отстаем, - доложил он и поднял стакан, - ну за нас с тобой Петрович, за мужиков.
Царский "Кагор" Петровичу понравился сразу и безоговорочно. Такого вина он, верно, не пил в жизни ни разу. Терпкое и сладкое, оно благодатной микстурой распространялось оно по его уже жаждущего праздника телу.
Выпили еще по стакану. Дмитриев закурил, но Петрович прогнал его дымить на крыльцо, и сам вышел вслед составить компанию. За забором, в гаражах, судя по доносившимся оттуда звукам, шла драка.
- Гуляют…, - еще раз подытожил Дмитриев.
Минут за сорок распили вторую бутылку, и, оставив порядком захмелевшего Заградского у ворот нести службу, экскаваторщик направился в общежитие связисток, бросив на прощание:
- Смотри, Петрович не проспи мой агрегат. Я ведь о тебе забочусь.
- Не просплю, - пообещал Петрович и в соответствии с только что сказанным, пошел осматривать свои владения.
У конторы было тихо. Обходя здание, Петрович изредка вставал на цыпочки и заглядывал в окна. В окнах было темно. Приблизясь к левому краю здания, он услышал отрывки песни "Виновата ли я…", доносившуюся со стороны забора и исполняемую довольно складно. На стоянке же его внимание сразу же привлекли звуки ударов по металлу. Петрович вернулся к зданию конторы и взял прислоненный к стене кусок арматурины. Теперь он чувствовал себя почти непобедимым и смело направился наказывать расхитителей социалистической собственности.
Почти неслышно обходил он застывшую технику. Звуки исчезли.
- Мужик, слышь, ты куда пропал, - вдруг услышал он неизвестно откуда исходивший приглушенный голос.
- Кто здесь? - также приглушенно сказал Заградский.
- Мы, - сказал один голос, а второй добавил:
- Мужик, вытащи нас отсюда.
Петровичу стало немного не по себе. Преодолевая чувство неловкости из-за нестандартности ситуации, он решил уточнить:
- Кто, "мы"?
На что получил неопределенный ехидный ответ:
- Выпустишь, - узнаешь.
Петрович не любил неопределенности, да и кусок арматуры в руке перестал предавать силы.
Отойдя назад на несколько шагов, Петрович пообещал:
- Сейчас милицию вызову, хулиганьё, - и поспешил к телефону в сторожку.
За спиной раздались слова, но смысл их уже было не разобрать.
Взяв в руку телефонную трубку и уже набрав "ноль", Заградский вдруг сообразил, что сам изрядно пьян и в этом случае вызов милиции может не пойти на пользу его репутации.
Через полтора часа Заградский повторил свой обход. У деревянного забора с местами порванной колючей проволокой поверху ему повстречался черный кот. Заметив человека, кот с неподдельным интересом принялся обнюхивать лист лопуха, всем видом показывая, что не замышляет ничего плохого.
Загравский обошел кота, встал на нижнюю перекладину забора и подтянулся на цыпочках. В гаражах не было ни кого. Только разбросанные пустые бутылки напоминали о недавнем празднике.
К стоящей технике Петрович подходил осторожно, поочередно заглядывал в кабины, но шум гальки выдал его присутствие.
- Эй, кто-нибудь, помоги. Придавило нас, - опять раздался приглушенный голос.
- Вы где? – забыв об осторожности, осведомился Петрович.
- Под землей, в …
Петрович не стал дослушивать конец предложения и живо зашуршал в будку сторожа, закрыл дверь на засов и снова захотел вызвать милицию.
Затем он вспомнил о церковном вине и решил, что оно, судя по всему, обладает особым эффектом – дает возможность слышать голоса мертвых. Потом он решил, что это вино проклято, но проклятие обязательно должно пройти к утру. Открыв бутылку "Пшеничной", преподнесенную Артемием Лукичом, он наполнил на две трети стакан и залпом выпил его. Водка, по замыслу, должна была разбавить уже потребленное красное вино и частично нейтрализовать его пагубный эффект.
Сон пьяного сторожа глубок и безмятежен. Проснулся Заградский под звуки начинавшегося утреннего выпуска "Новостей". Телевизор исправно проработал всю ночь. Ощупав искусанное за ночь комарами лицо, Петрович налил себе из термоса остатки чаю и вышел на крыльцо со стаканом. Ворота все также были закрыты на замок. Это обстоятельство совсем уже, было, умиротворило Заградского, но тут он вспомнил про ночные голоса и отправился проверять свои догадки.
На полпути к стоянке его шествие было прервано звуками клаксона. У ворот нетерпеливо сигналил желтый Уазик с синей полосой. Помянув лешего, Петрович отправился открывать ворота.
Хмурый и апатичный следователь-капитан оглядел уже совершенно проснувшегося Заградского.
- Один дежурите,- направляясь в сторожку, на ходу спросил милиционер.
- Как есть, один, - Заградский последовал за ним.
Капитан оглядел убранство помещения, особое внимание уделил дивану, и, узрев на столе два стакана с розово окрашенными донышками, делово спросил:
- С кем портвейн выпивали?
- Да это еще вчера. Перед праздничным вечером мужики заходили. Но мы понемногу, - стал оправдываться Петрович.
- С кем пили, - знаете?
- А как же. Сменщик мой заходил, экскаваторщик один заходил. А так больше никого.
- То есть с незнакомыми не выпивали? – наводящее спросил следователь.
Предвидя неладное, Петрович решил держаться до конца:
- Да я вообще не пил, попробовал на вкус только. Я вчера тоже дежурил, начальство ведь было, а праздничный вечер уже почти закончился. А незнакомых здесь не было, это точно.
Следователь интересовался, кто последним покинул территорию автоколонны и не заметил ли Заградский чего либо подозрительного. Но про церковный "Кагор" и странные голоса сторож решил не распространяться.
Проводив капитана до ворот, Заградский отправился на осмотр территории. Дверь конторы была заперта, окна целы, машины не тронуты.
После обеда заглянул Артемий Лукич, обеспокоенный тем, что Заградский дежурит вторые сутки без припасов съестного. Принес пол-литровую банку с салатом, полбуханки черного и огромный кусок холодца в полиэтиленовом пакете:
- Вот, покушай. А то и я, и супруга моя переживаем. Как дежурство то?
- Как обычно, - поддевая кусок холодца алюминиевой ложкой, ответил Заградский, - Только голоса на стоянке какие-то слышал странные, а так ничего.
- Ты, поди, всю бутылку один оприходовал.
- Да ну тебя, - махнул Заградский, другой рукой доставая бутылку, - Гляди сам, только отпил. Слушай, а кладбища какого здесь раньше не было?
- Ну и мысли у тебя, Петрович, - Артемий Лукич покрутил пальцем у виска. Уж полвека здесь недалеко живу, и сам кладбища здесь не видел, ни рассказов не слышал. Это тебе поспать чуток надо. Ты поспи часок, а я тут посижу.
От предложения поспать Петрович отказался, ибо чувствовал себя абсолютно выспавшимся. На прощание Лукич пообещал принести с утра успокаивающий отвар из целебных трав.
Всю вторую половину дня Петрович смотрел телевизор, периодически выглядывая в окно. К вечеру ему стало совсем скучно, и он стал понемногу подливать в стакан теплую водку, закусывая плавящимся, сильно пахнущим чесноком, холодцом.
В сумерках, сильно хмельной, вышел на обход территории.
На этот раз Петрович прихватил с собой багор с пожарного щитка. Опасливо приближаясь к стоянке техники, он прислушивался к внутреннему голосу: в ушах немного шумело. Наконечник багра несильно царапнул по кабине трактора. Через мгновение Петрович услышал знакомый приглушенный голос:
- Эй, люди! Кто-нибудь!
Заградский решил не отзываться, держа наготове багор, попятился. И лишь отойдя шагов на двадцать, повернулся к стоянке спиной. "Все, спятил," – решил он.
Неизвестный голос заблажил: "Да, бля-я-я, есть тут кто-нибудь!" Петрович прервал свое шествие по направлению к зданию конторы и в очередной раз прислушался. Затем резким взмахом высоко поднял правую руку, также резко опустил ее и решительным шагом отправился осматривать закоулки территории. "Ой-й-я-я…" – раздалось ему в след.
Через пять минут Петрович вернулся в сторожку и больше из нее не выходил до утра…
--
Обычно бригады скорой помощи, возвращающиеся с утренних вызовов после восьми часов утра, выглядят не отнюдь не бодрыми и радостными, как должны выглядеть люди, исполнившие свой долг и стремящиеся к долгожданному отдыху. Умчаться утром на выезд, опоздать на пересменку, возя больного по больницам, где также проходят пересменки и переработать неоплачиваемые час-полтора – явление даже для крепкой психики тяжелое.
Но эта бригада выгружалась из РАФика держась друг за друга и истерически смеясь.
- Прикиньте, коллеги, - объяснял в санитарской ситуацию фельдшер Зимин: - В семь утра вызов – на избиение.
Двое сантехников залезли 7-го числа в колодец, врубать населению на праздник горячую воду. Тут приезжает поц на экскаваторе, видит – люк открыт. Ну, и чтобы в него никто ночью не повалился, накрывает его ковшом. Короче, полный бэнц. Эти страдальцы посидели там все выходные, справили в тесном кругу колодца Восьмое Марта. Правда, что пили и чем жили, неизвестно. Это сейчас у них милиция выясняет. В общем, пару часов назад, экскаваторщик завел свой агрегат, поднял ковш, а из-под земли вылезают эти два черта и врукопашную идут на экскаватор. С тяжелыми железными ключами. Экскаватор не пробили, а у машиниста закрытая черепно-мозговая, переломы нескольких ребер, и вся рожа синяя. Они его еще пинали, когда мужики подбежали их оттаскивать.
То утро частично радостным было и у Петровича, - он осознал, что не спятил.