Привет от Эйфеля

Михаил Суворкин
П Р И В Е Т  О Т  Э Й Ф Е Л Я

  Волею судеб довелось мне как-то поздней осенью, переходящей в раннюю среднерусскую зиму, посетить нашу областную травматологическую больницу, - знакомый попал на собственном авто в аварию. Все живы, но его девятилетняя дочь в скатившемся в кювет автомобиле сломала руку. В детское отделение родителям вход был заказан, и я, как сокурсник одного из травматологов был приглашен на переговоры о судьбе чада и выяснении ответа на вопрос "А не скрывают ли они (врачи) чего страшного?" Врачи ничего не скрывали, и мы с сокурсником сидели в ординаторской и пили чай. Когда товарищ мой провожал меня, на лестничном пролете я почти был сбит субъектом, видом своим напоминавшим нефтяника из анекдотов. Полное лицо его лоснилось от здорового пота, затылок переходил непосредственно в спину, и славный переход этот был украшен золотой цепью "фигаро" средней толщины. Однако в глазах "нефтяника" чувствовалась глубокая тоска и безразличие. Наступив костылем на выступающий край подошвы моего ботинка, страдалец прошествовал мимо, слегка припадая на правую ногу.

- Пьяному разбушевавшемуся "нефтянику" в темноте ресторане воткнули вилку в задницу? – живо поинтересовался я.
Лицо моего однокурсника просияло:
- Почти угадал, только не вилку, а Эйфелеву башню.

  Глаза мои медленно поползли вверх. Я представил болтающимся на веревке "нефтяника", вывалившегося из корзины монгольфьера во время облета парижской телевышки. Пятой точкой он зацепился за кончик шпиля башни, широко открытыми  глазами и криком взывая о помощи своих спутников-аэронавтов. Аэронавты колебались между выбором сбросить мешки с балластом на головы беспечных туристов или перерезать веревку, оставив своего недавнего спутника на шпиле до лучших времен.

  Насладившись выражением моего лица, собрат по медицинскому институту продолжил:
- И про нефтяника почти угадал. Это директор сети бензоколонок. Конечно,  на владельца не тянет, но лечится по страховке. Почти самой дешевой. В отделении уже всех достал. Больше всего боится, чтобы никто не узнал причину его пребывания здесь. Васей зовут.
  А дело было почти так.

--

  Обустроив жизнь свою в городе родном приобретением большой квартиры, немецкого подержанного автомобиля и сменой любовницы, решил Василий на "буржуйскую жисть" посмотреть, какой ее в телевизоре видел. И руками, соответственно потрогать, прелестей вкусить. Приобрел он туристическую путевку на семью свою из четырех человек с пятидневным созерцанием Парижа и тремя днями на разграбление Рима. Но, обременив себя в этой поездке детьми, на страховке сэкономил и взял ту, без которой в Европу уже совсем не пускают.  Тут другая трудность. Оказалось, что времена любви к российским гражданам в Европе лет как пятнадцать прошли, и встал перед Василием вопрос получения визы. Жалование у Василия по налоговым бумагам   было не большое, а справка о зарплате требовалась. Как директор бензоколонок, составил он во французское посольство справку о доходах своих нескромно приукрашенных. Работник французского посольства, ознакомившись с этой справкой и взглянув в зажиревшее лицо Василия,   визу выдал без колебаний, решив, что только идиоты могут бежать во Францию от такой сытой жизни.

  Первый день катали Василия с семьей по Парижу на туристическом автобусе и к вечеру доставили для любования Эйфелевой башней в ее ночном освещении. Василий с семейством поднялся на лифте Отиса до верхней смотровой площадки, где все время сдерживал закономерное желание смачно плюнуть вниз. Останавливала величина штрафа.

  В ту недавнюю пору было еще заведено, что счастливчик, которому довелось побывать в дальнем зарубежье, обязан привезти всем родственникам, друзьям и коллегам по работе по заграничному сувениру. Из Турции обычно везли магниты на холодильник с наклеенным синим круглым куском стекла, на котором был изображен то ли подбитый глаз, то ли клешня османского скорпиона. Из Египта  - папирусы и глиняные кружки, из Франции – презервативы, из Италии – обломки Вечного города, - камни, которые специально завозились по утрам из ближайшей каменоломни и заботливо разбрасывались специальной службой по территории Колизея. Из всех без исключения стран – брелоки для ключей.

  Насладившись видами Парижа, спустился Василий с семейством вниз для прогулки по Марсову полю, - времени до сбора в автобусе оставалось еще порядочно. На поле было людно. Среди прочих часто попадались торговцы всякого рода сувенирами и другими безделушками – в основном почему-то негры и арабы.

  Приглянулись брелоки в виде Эйфелевой башни, высотой где-то около четырех сантиметров, изготовленные из спеченного порошкового металла. На вершине каждой башенки было отлито маленькое колечко, куда  крепилась цепочка с карабином. Башенки стоили по 5 Евро, или 30 Евро за 10 штук. Выбор был очевиден. 

  После было коллективное любование Сеной, посещение рекомендованного  гидом "самого французского ресторана" и пробежка  по ночным магазинам.

  Освоившись в гостиничном номере в предместьях Парижа где-то в районе Менесси, глава семейства первым делом извлек из бумажного пакета бутылку "Наполеона". Дети носились вокруг, поливая друг друга из водяных пистолетов, ненаглядная разгребала немногочисленные покупки.

  Василий, повесив на предплечье белоснежную салфетку подобно гарсону, наполнил коньяком гостиничный стакан супруги и всей своей распаренной ста тридцати килограммовой массой опустился на стул.

  Послышался треск разрываемой ткани. Дети оставили маленькую копию башни не в центре стула, и вершинка сувенира мягко вошла в нижнюю половину правой ягодицы, с силой уперевшись в седалищную кость. Василий молчал, глаза слегка его вылезли из орбит. Смотрел он в направлении супруги, однако взгляд его фокусировался где-то в другом номере. Через восемь секунд молчаливый шок сменился воплем парашютиста-новичка. Василий рывком поднялся со стула с силой опершись на столешницу. Хлипкие ножки гостиничного столика  не выдержали. Стаканы, бутылка и пепельница скатились на пол. Верхушка брелка снова царапнула кость. Ощутив в ягодице новый приступ адской боли, Василий завалился на левый бок, увлекая в падении  стул. Траектория движения его головы пришлась на стеклянный журнальный столик. Под натиском теменной кости столик сдался. Шея Василия сильно ударилась о металлический остов столика, глаза закатились.
  В дверь негромко стучали…

  Через полчаса Василия доставили в окружную больницу. Осмотрев рану, дежурный врач сделал вывод, что жизни Василия ничего не угрожает, и поместил его в очередь из двух человек, состоящей из марокканца с изрезанным бутылочным стеклом лицом и юноши, по виду – мотоциклиста, держащего правую руку на перевязи.

  Гид перекинулся с врачом несколькими фразами, подошел к супругам и сообщил, что надо немного подождать – минут сорок, очередь мол. Потом добавил, что по существующей страховке здесь окажут первую помощь, то есть обработают и перевяжут рану, а долечиваться придется дома.  За лечение, мол, здесь надо доплатить.
- Сколько? – спросила супруга Василия.
- Сейчас узнаю, - и гид отправился к приемной стойке.
- Около семисот евро в день плюс медикаменты и костыли. Костыли покрывает страховка. Всего выйдет не более двух тысяч, - сообщил гид, вернувшись. – У вас есть такая сумма?
- Сколько-о…? – громко, чтобы все слышали его изумление, протянул Василий. – Да я за такие бабки…
  Мысль его оборвалась, - вершина пирамидки вновь задела кость. Василий скривил лицо и уничтожающе посмотрел на гида.
- Хорошо, хорошо, - гид предусмотрительно отступил на пару шагов назад. – Завтра утром я все организую. В пять вечера будите в Москве.
- А путевка. Оплачено, - напомнил Василий.
- Ваша семья, конечно, останется здесь. Но Вам придется долечиваться дома. Врач сказал, что за раной необходимо наблюдать.

  Удалял башенку из тела Василия моложавый выходец из Северной Африки. При этом он цокал языком и неоднократно говорил "Ой-ля-ля", чем вызвал в Василии острую неприязнь ко всему французскому народу. Потом Василия повезли на каталке, как распластанную жабу, в рентген-кабинет. Кабинет был открыт, но пуст. Медбрат что-то сказал Василию и удалился.

  Вызвали такси, поехали в гостиницу. Выяснилось, что сидеть Василий по-прежнему не в состоянии. Чтобы не ложить Василия на заднее сиденье и не заказывать вторую машину, было решено поставить Василия на переднее сиденье на колени лицом к багажнику. Водитель попался бывалый, и не возражал против такой позы пассажира, однако настоял на непременном использовании ремня безопасности.

  В гостиничном номере Василию не спалось. Ноющую боль он заливал исключительно у барной стойки и на рассвете следующего дня в сопровождении переводчицы отправился в аэропорт на выделенном гостиницей минивэне.

  Летел из Парижа в Москву Василий стоя. Потом, стоя, трясся в автобусе до метро (таксисты почему-то наотрез отказывались везти Василия, видимо, думали, что не довезут).  Ночным поездом отправился в родной город. В вагоне он впервые за сутки лег на живот.

--

-  Здесь мы из раны извлекли оставшиеся фрагменты металлического колечка, - продолжил мой приятель: - Иссекли, зашили. Как их там на томографах не обнаружили, - ума не приложу. Димедрола двойную дозу на ночь ему дают. Чтобы спал хорошо, а то уже всех достал. Если нагноения не будет, через день его, сердечного, выписывать буду.

  Позже Василий писал жалобы во Французское посольство. И даже получил ответ, в котором выражалось недоумение по поводу его отказа оплатить дополнительные медицинские услуги парижской клиники при столь высоких доходах и дальнейшее сомнение в правдивости предоставленных сведений о финансовом состоянии.
Больше Василия за границу не тянуло.