Крик. И две крохотные прозрачные росинки потекли из красивых глаз маленькой девочки. И было уже плевать на то, что размажется по лицу тушь. Плевать на то, что на утро красивые глазки будут красные, опухшие, уже не такие красивые как сейчас, когда в них застыл немой и такой пронзительный уверенный крик этой девочки, когда два синих моря устремились на него, и уже готовы ударить.
Бум.
Но тщетно. Он закрылся от неё. Он закрылся от всех в своём бетонном бункере вместе с Адольфом, Бонни и Клайдом. Ему плевать на то, что его малышка, его маленькая девочка впервые показала при нём свои настоящие омуты-моря. Ему плевать на то, что будет с ней, когда он уйдет. Нет, у него нет другой. Она уже умерла. Ему просто всё равно.
Слеза.
Ещё одна.
И она уже готова крушить всё на своём пути. Не потому что до мяса больно, а потому что всё равно. Нет больше ничего. Нет мягких прогулок весной в Павловске и Пушкине, взявшись за руку. Нет больше сахарной ваты на палочке с видом на чёртово колесо, нет сладкого клубничного мороженного в жаркий летний день, фонтанов, памятников, рассказов о родном городе, о Невском,Екатерине второй, её тёзке. Ты была для него её тёзкой. Была.И может быть осталась где-то в глубине его души ещё та самая чёрточка её, его немецкой Королевы, которая всегда заставляла её краснеть и смущёно сжимать его руку,прося о поездке на вон тех красивых лошадках по дворцовой площади.
Большой круг, пожалуйста.
И больше никогда не будет улыбки на её лице, при виде Его.Первого для неё мужчине навсегда,во всём мире. С её алых уст больше не сорвётся слова «люблю» и «прости» для него.
А ведь она просто хотела кричать..