1. Нина Петровна была женщиной в солидном возрасте, но еще при фигуре и желании жить. В это утро ее разбудил звонок друга. С Санькой они были знакомы со школы, но потом жизнь их разбросала по разным районам. Оба обзавелись семьями, перезванивались, но редко. А, когда, разъехавшись с дочкой, Нина Петровна с мужем поселилась неподалеку от него, то они стали дружить семьями, вместе и праздники отмечали. Два года назад муж Нины Петровны умер, и Санька с женой взяли вроде шефства над ней, а она не возражала, долгая дружба их сроднила. Так и в это утро, спозаранку Санькин звонок:
-Я на работу бегу, по дороге - к тебе, чайник ставь.
За чаем говорили, конечно, о детях. Болячки у всех одинаковые: дети живут не так, как надо, как воспитывали, как мечтали, чтоб они жили. А напоследок Санька сказал: - Так, сегодня давай выбирайся на выставку в Дом Нащекина, выставка обалденная, а то дома засиделась.
- На какую выставку? У меня дел куча, до пяти точно занята, и потом я не люблю ходить одна, ты ведь знаешь.
- До пяти свою кучу разгребешь, а в шесть - в музей. А одна ты там не будешь,– многозначительно сказал Санька, - там будет весьма приличная публика, гарантирую. Сказал и ушел.
А почему бы и не пойти?
Двухэтажное старинное здание музея. От входа белая мраморная лестница на второй этаж. Народу в музее почти не было, только в маленьком зале какая-то троица смотрела фильм о жизни художника, чьи картины были представлены на выставке. Примкнув к зрителям и досмотрев фильм, Нина Петровна пошла по залам музея.
Картины были удивительные. Нина Петровна плохо разбиралась в живописи, может это направление называлось примитивизм, может как-то иначе. Фигуры людей были плоскими, краски яркими, а сюжеты искренними и наивными, добродушными и простоватыми, но волна, от них идущая, излучала радость, доверчивую детскую непосредственность и взрослую, изящную шутливость. Нина Петровна бродила от одной картины к другой, улыбалась, читала, посмеиваясь, шутливые литературные зарисовки автора к своим картинам.
Вскоре она заметила, что появился высокий, седовласый мужчина с кожаной сумкой через плечо. Он подошел к ней.
-Хороший художник, я давно знаком с ним, мы когда-то даже работали вместе в одном журнале.
- И его литературные зарисовки мне тоже нравятся,- поддержала Нина Петровна разговор, - Они где-нибудь издаются?
- Да, я заметил его маленькую книжицу в ларьке у входа.
-Спасибо,... пойду посмотрю. Уходя, она чувствовала его долгий внимательный взгляд.
Действительно, книжица была, но стоила непомерно дорого. Придется взять, думалось Нине Петровне, а то как –то неудобно перед этим…… Да вот он и сам идет к ней.
И тут…. Нину Петровну осенило! Неспроста это, она вспомнила многозначительное Санькино «там будет весьма приличная публика, гарантирую» – Санька с женой давно уже пытались устроить ее личную жизнь. То Санька со своим приятелем с работы все знакомил, то Санькина жена пригласила на Восьмое Марта какого-то толстячка.
-А хотите я вам фильм включу,- предложила служительница музея. И вот они идут в маленький зал, он поддерживает Нину Петровну под локоть, и ей это приятно, потому, что она поняла кто он и зачем. Они провалились в удобный кожаный диван перед телевизором...
Пока шел фильм о художнике, о его побеге из города, о его славной жизни в деревне, Нина Петровна узнавала и о жизни своего «жениха». Он оказался редактором известного журнала. Нина Петровна отмечала про себя положительные моменты: он тоже любит деревню, немного рисует, очень любит свою работу. Ей все нравилось. Но вот наступила пауза в разговоре, и ее охватило непонятное напряжение.
- Простите, это кусочек фильма я уже смотрела, - вскочила Нина Петровна с дивана, - Вы смотрите-смотрите, а я пойду. Он проводил ее недоуменным взглядом.
Выходя из зала, Нина Петровна почему-то думала, что, по закону жанра, он должен последовать за ней, однако не последовал.... Она немного помедлила, рассматривая буклеты в киоске при входе, поняла, что совершила ошибку, и Санька ей этого не простит. Наверно, этот редактор очень стеснительный, ему сказали «смотрите-смотрите», он и не посмел ослушаться. Нина Петровна вернулась в зал.
-Я вернулась проститься. Мужчина встал:- Что ж, давайте прощаться, - и замолчал. Ну, что же это он ? Сказал бы давайте я Вас провожу или что-то в этом роде.... Мужчина молчал, и Нина Петровна поняла, что надо действовать самой, спасать ситуацию.
- Знаете,...... если Вы надумаете выбраться на какую-нибудь выставку, то, может быть, пригласите меня?... Я не люблю ходить на выставки одна...
-Да, но… я даже не знаю как Вас зовут и где Вас искать? Мужчина явно был растерян. И, чтобы помочь ему, Нина Петровна назвала свое имя и номер телефона и, что-то еще пробормотав, буквально вылетела из музея.
Довольная собой, Нина Петровна возвращалась домой. По крайней мере ее совесть перед Санькой была чиста, она сделала все возможное и невозможное, теперь пусть этот редактор борется со своей стеснительностью и решается.
-Санька, спасибо тебе, выставка действительно чудесная, мне понравилось.
-Ну, а я тебе что говорил, а то все дома и дома …
-Да, и твой редактор тоже понравился,- с усмешкой сказала Нина Петровна.
-Какой редактор, причем здесь редактор, ты где была –то?
Тут Нина Петровна поняла, что редактор, действительно, ни при чем. Она вспомнила, как он записывал ее номер телефона, и в глазах его, теперь она понимала, была не растерянность, а насмешливое недоумение, ей стало обидно и жалко себя и Саньку, который, не услышав ответа, бросил трубку,… она заплакала.
Потом успокоилась немного, подошла к зеркалу, вытерла покрасневшие щеки, замерла, вглядываясь: - Ну, дуреха, хороша! Она подмигнула дурехе и, вдруг, залилась неудержимым звонким смехом…..
2. Была пятница. Сергей Афанасьевич отпустил сослуживцев пораньше домой, неделя была трудная и все заслужили эту маленькую поблажку. Откинувшись в своем любимом высоком кресле, просмотрел последние материалы для печати, и поехал в центр к матери.
По дороге вспомнил, что обещал Кузьминичне сегодня в пять быть на выставке и там познакомиться, с ее племянницей. Кузьминична была в том почтенном возрасте, когда своего счастья уже не ждут, но страстно желают его для других. Отказать Кузьминичне он не мог, их связывала долголетняя творческая дружба.
–Сереженька, Верочке сорок, она добрейшая женщина. Просто у нее личная жизнь никак не складывается. А так-то она и хозяйка отменная и сама симпатичная. Я не сказала ей про Вас, знакомство должно состояться там, в музее, ну не мне Вас учить, а то Верочка очень тушуется, и тогда может ничего не получиться.
Сергей Афанасьевич хотел сказать Кузьминичне, что и так ничего не получится, что после второго распавшегося брака он дал себе зарок: никаких серьезных отношений, но только усмехнулся, промолчал.
Женщин Сергей Афанасьевич не понимал, он никак не мог взять в толк почему, когда они говорят «нет» - то это значит «может быть», а когда говорят «может быть», то это значит «да», как в том старинном анекдоте. Он любил ясность и одну женщину – свою мать, с которой у него было полное взаимопонимание.
У матери его ждала бутылочка Каберне Совиньона, зеленый салат и огромная отбивная с аппетитной корочкой. Пока он ел, мать с упоением рассказывала о своем последнем тренинге-семинаре. Эти всевозможные семинары и тренинги были ее маленькой слабостью. Он слушал и поражался, дай-то бог и ему быть таким активным в ее возрасте.
В музее, он оказался значительно позже намеченного, сначала задержался у матери, думал нагнать в пути, но застрял в пробке. Огляделся - ни души, видимо Верочка уже ушла. Что ж, в таком случае, можно просто расслабиться, побродить по выставке. Он знал автора еще со студенческой поры, некоторое время работал вместе с ним. Озорной студент - карикатурист вырос в самобытного и талантливого художника.
В залах царил уютный полумрак. Картины, озаренные местным освещением, были похожи на окна в мир. И был этот мир и смешным, и грустным, и простодушно нежным. Молодец, Владимир, подумал Сергей Афанасьевич, все бросил и уехал в деревню, только там можно творить. Не было бы деревни, не было бы всех этих картин. Какая силища от них прет!
Перейдя в другой зал, он вдруг увидел ее. Стройная, правда, кажется немного старше своих лет, но может освещение такое. Он подошел.
-Хороший художник, я давно знаком с ним, мы даже когда-то работали в одном журнале.
Женщина обернулась: -И его литературные зарисовки мне тоже нравятся. Они где-нибудь издаются? - На него смотрели улыбчивые серые глаза
- Да, я заметил его маленькую книжицу в ларьке у входа.
Кузьминична права: весьма миленькая. Предлагается кино? Ну, конечно, не против. Хорошо плюхнуться на этот мягкий диван. Однако смешно, сидим вдвоем на диване, смотрим телевизор, как семейная парочка. Она почти не смотрит на экран и вопросы, вопросы, будто тестирует. Кузьминична плохо знает свою племянницу, ее Верочка весьма уверенная в себе женщина.
-Но куда это она? Вот тебе раз, взяла и ушла... Может я выдал «неправильный ответ»?... Даже познакомиться не успел. Что скажу Кузьминичне? Так.... возвращается.
-Я вернулась проститься... Знаете,...... если Вы надумаете выбраться на какую-нибудь выставку, то... Может быть... пригласите меня?... Я не люблю ходить на выставки одна....
Ему так хотелось сказать: -Безусловно, Верочка, всенепременно..., но надо продолжать игру:
-Да,.... но я даже не знаю как Вас зовут и как Вас найти!
-Меня зовут Нина.......и мой мобильный....
Как Нина, так это не Верочка?!..... Ну вот, она уже диктует номер своего телефона,.... Сергей Афанасьевич с трудом понимал какие цифры он пишет, потому что никак не мог понять, то ли это действительно не та женщина, то ли он перепутал ее имя, а значит это начальная стадия склероза. Пока он выбирал правильную версию, женщина ушла.
Возвращаясь из музея Сергей Афанасьевич думал о женщинах. Сначала он вспомнил женщину обнаженную, объемную и розовую, фигурирующую на многих картинах Владимира. Она то скромно сидела на плече мужичка, сосредоточенно играющего в кругу друзей в домино, то слегка приоткрывала свое розовое тело у реки, то задумчиво лежала, но опять-таки обнаженная и розовая, в постели рядом со столь же задумчивым, но вполне одетым мужчиной. Кто она... жена Владимира,... его любовница или.... Муза?
А вот ни на плече, ни просто рядом у Сергея Афанасьевича нет никакой женщины. И стало ему грустно. Он подумал о Верочке, которую так и не встретил, была она в музее или стушевалась, заподозрив неладное? А потом он подумал о другой женщине....ему вспомнились ее улыбчивые серые глаза, ее «может быть»....
Он улыбнулся: -Может быть, может быть...