9.
Убийство Веры Ивановны Колокольниковой взбудоражило размеренную жизнь социалистического
N-ска. Хотя трикотажная фабрика и не являлась градообразующим предприятием, но была
далеко не последним, поэтому Колокольникова была в N-ске личность широко известная. Дело
об ее убийстве расследовала областная прокуратура и держал на контроле обком партии.
Расследование поручили старшему следователю прокуратуры по особым делам Феликсу
Ашотовичу Саркисяну. Это был опытный и дотошный толстяк с хитрыми, но умными глазами
цвета плавающих в сборной солянке маслин. Удачное применение методов дедукции и индукции
в совокупности со сравнительным анализом полученных фактов позволили майору раскрыть
множество сложных и запутанных преступлений. За это Саркисян награждался, премировался,
и как результат – успешное продвижение по службе.
Но дело Колокольниковой поставило аналитика Саркисяна в тупик. Осмотр квартиры, где было
обнаружено тело, не дал следствию практически ничего. В квартире был идеальный порядок,
все ценные вещи, как то: норковая шуба, дорогая импортная аппаратура, ковры, картины –
находились на тех местах, где им и положено находиться, в целости и сохранности. Опрос
свидетелей подтвердил – ничего из квартиры Колокольниковой не украдено. Вывод
напрашивался однозначный – убийство было совершено не с целью ограбления.
Саркисян поручил поквартирный опрос соседей лейтенанту юстиции Ольге Вербицкой, а сам со
старшим лейтенантом юстиции, юристом 2-го класса Павлом Бондаренко отправился на
трикотажную фабрику. Вечером следственная группа в полном составе собралась в
прокуратуре для обсуждения и анализа добытой информации. Только обсуждать, собственно,
было нечего. Никто из соседей не видел, чтобы к Колокольниковой в тот вечер кто-нибудь
приходил. И вообще незнакомых людей ни в подъезде, ни около дома никто не приметил.
Словно убийцы и не было. А ведь в оперативно полученных результатах патологоанатома
четко говорилось, что смерть наступила между 18.30 и 19 часами 23 июля 1984 года
вследствие насильственной механической асфиксии тонкой петлей. На это указывала
горизонтальная странгуляционная борозда, охватывающая всю окружность шеи, синюшность
(цианод) и одутловатость лица Колокольниковой и множество кровоизлияний в кожу лица,
слизистую оболочку глаз и рта. При этом орудие убийства на месте преступления
отсутствовало. Значит, таинственный убийца унес его с собой. И это было пока
единственной зацепкой.
Судебно-медицинская экспертиза установила также, что алкоголь в крови убитой
отсутствовал, половых сношений она не имела и пищу принимала за три часа до смерти. Но
эти результаты тоже никак не проясняли картину убийства.
Следователь Бондаренко долго и нудно изучал родственников и знакомых убитой. Узнал он
много интересного. Оказывается Колокольникова никогда замужем не была и детей не имела.
Родители Веры Ивановны жили в Пензе. Отец ее, Иван Иванович Колокольников, всю жизнь
отработал на железной дороге машинистом, а сейчас, находясь на пенсии, вел активный
образ жизни, бегал трусцой, купался в проруби, виртуозно играл в ансамбле народных
инструментов на балалайке и пел густым басом. Старший брат Антон работал в столичном
цирке иллюзионистом (сценический псевдоним Рафаил Родригес-Заволжский), а младший,
Игорь, служил подводником на Тихоокеанском флоте и имел правительственные награды.
Все это было прелюбопытно, но мало что давало следствию. А точней, не давало почти
ничего. С родственниками Колокольникова ограничивалась поздравлениями на праздники и дни
рождения, у родителей была последний раз тринадцать лет назад. И вообще вела замкнутый
образ жизни. «Одно слово – старая дева», – резюмировал для себя майор Саркисян. Тут
заметим, что Феликс Ашотович старых дев недолюбливал, он считал – женщина должна рожать
и воспитывать детей. И в этом ее главное жизненное предназначение. У самого майора
детей было четверо, чем он очень гордился.
Опрос сослуживцев тоже дал мало полезного для следствия. На фабрике главбуха уважали,
подчиненные, похоже, побаивались. Но все говорили о Колокольниковой только хорошее,
какой она была замечательный специалист и человек. А директор фабрики Иван Сидорович
Клюквин со всей партийной прямотой не побоялся заявить, что вверенная ему трикотажная
фабрика в частности, и легкая промышленность страны в целом, несомненно, понесли
тяжелую и невосполнимую утрату, потеряв одного из своих ценнейших кадров.
Майор юстиции Саркисян, сопоставляя собранные сведения об образе жизни Колокольниковой,
никак не мог понять причину ее убийства, то есть не мог разобраться, кому выгодно лишить
главбуха жизни. Без этого круг подозреваемых был не в меру огромен, что, несмотря на
яркие дедуктивные таланты Феликса Ашотовича, несколько затрудняло следствие. Отпустив
сотрудников домой, Саркисян принялся чертить на бумаге фигурки. Это занятие всегда
помогало майору до предела углубиться в анализ полученных фактов. Но в случае с
Колокольниковой проверенная метода, к сожалению, не помогла. Тогда Саркисян применил
другую методу для сосредоточения мыслей – он стал скатывать катышки из промокательной
бумаги. Но и этот надежный прием, который он с успехом применял не один год, оказался в
случае с Колокольниковой бессилен. В запасе оставался последний способ, который
представлял собой попеременное почесывание лба и затылка с различной степенью
интенсивности. И Саркисян уже собирался прибегнуть к этому последнему средству, как тут
к нему в кабинет вошел сотрудник ОБХСС подполковник Бескислородов Сергей Ануфриевич,
давнишний приятель Саркисяна. Это был молодящийся сорокапятилетний пижон с маленькими
сальными глазками и узкими крашеными усиками. Несмотря на жару, подполковник был облачен
в импортную замшевую куртку, вещицу, несомненно, модную и дорогую. Он свято верил, что
у мужчины обязательно должны быть чистыми волосы, член и туфли, и тогда успех у дам
обеспечен. Бескислородов этого правила придерживался неукоснительно и слыл в N-ске
завзятым сердцеедом. Между Бескислородовым и Саркисяном состоялся следующий диалог.
– Привет доблестным труженикам прокуратуры, – с порога приветствовал Саркисяна сотрудник
ОБХСС. – Где ты все пропадаешь?
– Здравствуй, Сережа! Проходи, присаживайся, располагайся как дома! – поднялся навстречу
подполковнику Саркисян.
– Нельзя же так сгорать на работе, дорогой Феликс! На тебе прямо лица нет! Не бережешь
ты себя! – притворно-сочувственно покачал головой Бескислородов. – Давно мы с тобой
армянский коньяк не пили! Эх, давно! Не хорошо это, совсем не хорошо! Я бы сказал –
совсем даже плохо! Да, кстати, тобой и Марго очень даже интересовалась! Куда это,
спрашивает, наш замечательный Феликс пропал? Хочу напомнить, ведь яркая женщина!
– Да все работа, будь она неладна! Вот дело об убийстве Колокольниковой подкинули.
Слышал, наверное. Дело, между прочим, на контроле обкома! А я пока даже и не соображу,
с какого бока ухватиться. Никаких зацепок, будь оно неладно! – в сердцах пожаловался
приятелю следователь.
– У такого высококлассного специалиста сыска и виртуоза аналитической мысли – и никаких
зацепок? Не поверю!
– К сожалению, дело пока обстоит именно так! – вынужден был признаться майор юстиции.
– Да не печалься ты, добрый молодец! Помогу я тебе, и печаль твоя улетучится, как
похмелье после холодного утреннего пива! – балагурил Бескислородов.
– Да ладно, Сергей! Тебе бы все шуточки! А у меня действительно с этим делом прямо
стопор!
– Я и не шучу! – перешел на деловой тон подполковник ОБХСС. – Сообщаю тебе официально.
На твою Колокольникову у нас имеется толстенное дело. Вот тебе, Феликс, и никаких зацепок!