Всем моим соседям, вневременных параметров, посвящается…
Тема соседей родилась не сегодня. Некие наблюдения и анализ имели место быть в вялотекущем виде. Просто буквально на этой неделе тема «соседи» возникла в разговоре с неким человеком, к существованию которого в одном со мной времени, а иногда и пространстве, отношусь с благодарностью. К Вселенной.
Подробно, в круговороте событий последний трех недель, разговора нашего не припомню (он-то помнит наверняка: биологическая ли, гендерная ли, индивидуальная ли скидка на…), но заговорили о соседях, как в частном разрезе, так и на уровне обобщений.
И в процессе кидаемых фраз, несколько заторможено и размазано с моей стороны, и с моментальной остро-точной реакцией и предвосхищением со стороны собеседника, мы пришли к тому, что соседи соседям рознь не просто в силу ряда индивидуальных особенностей и психологических типов последних, но, прежде всего, по географически-историческому принципу.
Мы сделали вывод, пусть недостаточно статистически обоснованный, что «дорогие мои ленинградцы» в контексте соседских взаимоотношений есть совсем не то же самое, что «дорогие мои вильнюсцы», например. А я-то никак в голову не могла взять, отчего из пока двух моих относительно постоянных адресов в городе на Неве хвастаться теплотой соседских «уз» не приходится.
Проще говоря, в Питере мы более отдалены от соседей. В силу ли засилья многоэтажных домов, постепенной, но верной, ли смены поколений на менее щедрое, отсутствия ли общей судьбы по сравнению со сталинскими, военными и другими непростыми временами? В силу ли расслоения социального, которое было всегда, но в советские времена значительно менее масштабное и более скрываемое?
Я - не ленинградка. Я не знаю, как было в этом удивительном городе задолго даже до моего появления в нем в 85-ом. Но, сдается, по-иному.
Я знаю, как было в Литве. Первые соседи были в доме, соседнем с домом моих бабушки и дедушки, у которых жила до 6-летнего своего возраста. Родители здесь также присутствовали. Но, в основном, отсутствовали по причине присутствия на работе (жаль, что нельзя полноценно присутствовать в двух местах одновременно, иногда даже наблюдается полное отсутствие присутствия даже при визуальном отождествлении объекта с оригиналом).
Был дедушка, который меня обожал и гордо возил в «Победе» на переднем сиденье (тогда то ли правила были иные, то ли таковые не всегда были единственно верными применительно к моменту) в специальном, купленном в соседней Польше, перламутровом, цвета морской волны кресле (вот это помню, вот она – память ребенка). Был огромный, как мне казалось из моих малых лет, бильярд во дворе дома. Были очень дружелюбные собаки, с которыми я целовалась, и поэтому иммунитет был на ура. Было много гостей. Каждый день. Дедушка был по фамилии Ильин. Родом из деревни Илларионовка, что под Саратовым, в начале 30-х сбежавший с семьей от голода в Сестрорецк. В Вильнюсе же осевший с родным братом, сразу после войны, каким образом, история умалчивает. Брат дедушки стал заместителем председателя горисполкома, а позже, уже в начале 70-х - был брошен на ответственный участок: поднимать хозяйство советской Литвы в должности зам.директора одного из крупных заводов всесоюзного значения. Где эти заводы сейчас? Одуревшие от долгожданной независимости, жители независимой развалили хозяйство и связи, наработанные в советское время, а нового, увы, так пока и не построили. Есть какие-то иностранные инвестиции. В остальном же теплится экономика худо-бедно. Да, и в России не поражает экономика развитием и масштабом (то есть, экономика отдельно взятых граждан – да, впечатляет, но не страны в целом).
Дедушка работал директором хозмага, в котором было все. И даже больше. Он был настоящий бизнесмен своего времени. В рамках закона, конечно. Недавно я услышала от родных историю, о которой ранее не слышала: Лето. Дедушка едет на конфетную фабрику «Пяргале» (русск. «Победа») и интересуется, есть ли на фабрике пустые мешки из-под сахара и какова цена вопроса. На него смотрят с непониманием. Мешки пустые, конечно, есть, и таковые выкидывают за ненадобностью. Продают дедушке, скажем, по 5 копеек за мешок, количество – все, что скопилось. В сотнях юнитов. Мешки добротные. Настает осенняя пора. Дедушка - в совхоз. А там - разгар сбора урожая. Корнеплоды, капуста… И им, конечно же, мешки жизненно необходимы. Маржа грела. И все были довольны.
Более щедрого человека не только в отношении к родственникам, чем дедушка мой, пока не встречала. В доме жили какие-то дальние и близкие, дети друзей и малознакомых. Бабушка non-stop накрывала на стол. Бабушка моя Анна Антоновна – родом из Ивенца (известного в связи с тем, что это родина Феликса железного (а жаль все-таки, что он стал не ксендзом, хотя... был бы другой "феликс"...); его сестра пряталась на чердаке родного дома бабушки моей, от немцев уже в 41-ом), из зажиточной польской семьи, Недзвецка по матери и Лембович по отцу,(ее отец держал свой магазин, в котором торговал в том числе музыкальными инструментами и швейцарскими часами, как бог (легенды, легенды...) играл на скрипке и разбирался в автомобилях), избалованная барышня, сбежавшая из дома в 40 –ом по причине случившегося чувства к красному захватчику (который на этом, кстати сказать, закончил свои отношения с красной, а также любого другого цвета, армией). Бабушка моя - единственная из семьи Лембович, уцелевшая в 1943, когда все - родителей, брата и сестру расстреляли немцы, а еще одного брата расстреляли красные по причине отказа сдать оружие перед встречей с красным командиром. Уцелевшая благодаря той самой Любви к бывшему "красному", потому как никто так доподлинно и не знает, где же они провели все военные годы, говорят, в лесах Польши ли, Беларусии ли, Литвы...Да и фамилия была уже по мужу Ильина, и никто из соседей не выдал её, бабушку мою - красавицу... Дети рождались, шестеро, некоторые выжили (вот и мама моя). Да, уже позже в Литве в бытность в доме своем в 60-х было оживленно: ставились компоты, варенья, вино клубничное и пр. Мама моя, работая в гостиничном бизнесе еще не в должности директора и не будучи еще на тот момент лучшим работником Интуриста ЛССР, после 24 -часовой смены принимала «вахту» и помогала обслуживать многочисленных проживающих и гостей, находившихся в доме.
Видимо, в том числе, поэтому позже мама моя несколько отдалилась от варенья и грядок. Варенье раз в год (и то бывали случаи превращения такового в леденец, который был прекрасен сам по себе), грядки - никогда.
Отвлеклась от соседей. Были в соседнем доме. Тетя Ванда с семьей. У них, в отличие от нас, была корова. Брали молоко. К ним я ходила почти как домой. Их дочка на пару лет старше меня. Помню очень странное чувство, охватившее меня во дворе их дома. Было темно. Видимо, лето на исходе. Я смотрела на звезды и впервые поймала ощущение оторванности от сознания, отдельного осознания себя в пространстве и во времени. Как будто всё не со мной происходит. И совершенно непонятно, как это жить, существовать? Что это – голова, сердце… не верится, что я – это я… Было мне лет 5. И потом настигало меня такое чувство, часто довольно, именно в привязке к концентрации на чем-то (вот, на звездах, например...). Что-то давно не было… Только в детстве бывает?
Вторые в хронологическом соседи были в доме, являвшим собой общежитие квартирного типа в Вильнюсе же, где жила с папой и мамой. Мне 5. Тоска. Там соседей не помню. Там все по норам. Душ где-то в подвале. Помню длинную дорогу туда по скользким деревянным настилам. Помню как мама с папой ругались. Некрасиво так, неинтеллигентно. С порванным платьем и разбитым частично сервизом. Помню себя, маявшуюся свинкой, с компрессом на горле.
Папа хороший. У него свои принципы. А с принципами непросто ужиться. Помню в Паланге на Балтийском море отдыхали и от моря до домика или квартирки съемных шли пешком. Мне 3 или 4. Попросилась на ручки. Папа остановился и прочитал «мораль», почему на ручки нельзя, а нужно своими ногами идти… Этакое, возможно, спартанское воспитание. Я смирилась. Мама не поняла.
Дедушка мой первого зятя не очень жаловал. Был против замужества тогда 18 –летней дочери, второкурсницы ЛГУ, португальский язык (папа, будучи сам из Уфы, позже перебравшийся в Вильнюс, и закончив свой ВУЗ раньше, увез маму из Ленинграда, потому как ревнив не в меру. Высшее мама получала позже, в ВГУ). Но на свадьбу в Ленинград дедушка и бабушка приехали на «Победе», и поехали в ЗАГС или Дворец там какой-то. А «Победа» заглохла перед очередным мостом (по легенде, Дворцовым). И дедушка кричал дочери при женихе: «вот, Нюра, даже машина встала, не хочет Этого…». Что случилось, то случилось. Теперь все счастливы, потому как иначе не было бы меня. Но, может, была бы все-таки я. Другой внешности просто?
Еще одна легенда: были как-то у дедушки с бабушкой в гостях солидные люди, в том числе министры Литвы советской. Люди приятные, любившие застолья и охоту… (в этом плане ничего не меняется, разве что тогда были люди душевнее что ли, а может так просто кажется). И папа мой принимал участие в посиделках. Когда подняли тост, папа сказанул, обращаясь к присутствовавшим: «а вы все воры и кто-то там еще, и пить с вами я не буду». Вот этого дедушка не смог понять, видимо.
А когда родилась я (7-месячная и спасенная врачами (процесс заинтересованности контролировал дедушка, да и врачи тогда были не то что ныне) и чудо-инкубатором), дедушка взял ящик коньяка и повез врачам, и угощал всех друзей и малознакомых, и с папой моим помирился навсегда, и папа мой рассказал эту историю мне не так давно, в 2005. Все мы такие разные. И мне искренне жаль, что родители мои не нашли друг друга в итоге. Мог бы быть хороший союз. Все это тонко. Всех родителей люблю.
Соседи третьи. Родители развелись. Появился отчим. Хороший. Только странно для 6 –летней меня было два папы. Дедушка построил маме кооперативную квартиру в новом микрорайоне Вильнюса. 3-хкомнатную. Переехали. Я пошла в детский садик. Вторая попытка. Первая лет в 5 не совсем удалась, было тоскливо и непонятно, что я там делала. Но это когда в общежитии жили. Новая попытка была успешной. Воспитательница была красавицей и Богиней. Алла Алексеевна. Помню свой 6-ой день рождения, было градусов 20 с плюсом. Это почти конец первого месяца весны. А в Испании и вообще только первый день весны. А маме 28 лет. Девчонка по нынешним временам.
В подъезде 15 или 20 квартир. Мы на 4-ом этаже из пяти. На 5-ом они, соседи. Тетя Тамара и дядя Марек (светлая память). Она – учительница русского (моя мама почему-то часто говорила про учителей: «советский педагог», имея, видимо, в виду некоторую натянутость корреляции выдаваемого ученикам материала и имевшей место действительности). Он – ювелир. Двое дочерей. Очень шумно временами от доносившихся сверху топота и разговоров. Несколько раз в день, особенно по выходным, хозяйки ходили друг к другу: спички (если бы пошли мужчины, то возможны варианты, как в «За спичками» Maiju Lassila, бывшего красным, кстати - история, судьбы…), соль, мука (возможны варианты). Тетя Тамара любила поболтать, мама же моя, напротив, очень дозирована в плане трескотни. Но было весело. Вместе встречали какие-то праздники.
Сейчас тетя Тамара в Германии, младшая Женька в Израиле. Старшая дочь Ира так и живет в той же квартире, что в далеком 74-ом, «над нами» на улице Жайбо (русск. «молния»), дом 10. После нас в этой нашей квартире жили мой любимый дядя с молодой семьей. Ему тогда было 19.
И еще одно воспоминание, связанное с этим адресом: в первый день переезда, 28 – летняя мама с 40 –летним отчимом уложили меня спать, а сами втихаря улизнули в ресторан, наивно полагая, что я уснула до утра… Проснувшись спустя какое-то время и обнаружив себя 6-летнюю одну в квартире, я как-то приуныла, скажу честно. Хорошо, что дядя мой тогда 18-летний позвонил вдруг по телефону, очень удивился и сказал коротко: «сейчас приеду». Я не помню, откуда он ехал, из городской ли родительской квартиры своей невесты и моей будущей тети, из дома ли своих родителей, моих бабушки с дедушкой. Но домчался он очень быстро, с моей будущей тетей. Помню, как носил меня на руках и успокаивал. Как дождался маму мою. И как кричал на нее. 18 –летний брат на 28 –летнюю сестру…
Вспомнила еще эпизод с моим дядей и его будущей женой. Они, 17-ти лет от роду, целовались, а я подсмотрела и заявила, что все расскажу дедушке (дядиному папе). Дядя отреагировал: «малАя (ударение на втором 'а'), жопу намылю». МалАя невозмутимо: «Чем: мылом, порошком, шампунем?». Еще помню, как дедушка в 72-ом купил в Польше сыну первые джинсы за 8 североамериканских долларов, Wrangler, искренне не понимая, как «это» может стоить почти 40 рублей, и как дядя натягивал джинсы, предварительно их намочив...
Четвертые соседи. Отчима перевели на работу в Шяуляй (город на севере маленькой Литвы, 200 км от Вильнюса). Он - военный строитель. «За все время не украл ни одного унитаза», - мама очень гордится честностью мужа. Хоть чем-то. Правда, и не делал нахаляву за счет труда солдатиков ремонт. То есть, ремонт, конечно делали в казенной квартире на улице Марите Мельникайте (это, вроде такая была партизанка-комсомолка в годы войны, но всем понятно, что имя настоящее было у девушки Мария Мельникова я даже танцевала позже, уже снова в Вильнюсе, лет в 16-17 её партию в одноактном балете, литовку даже не предполагали ставить на данную партию, то ли души не хватало, то ли тут тонкий политический момент – ведь литовцы и всё красно-советское есть понятия взаимоисключающие, и я их понимаю полностью, хотя с разных сторон имеют место перекосы, история штука тонкая, малообъективная). Но солдатикам было неплохо, их вкусно кормили и поддерживали материально.
В Шяуляй соседей была тьма. И даже больше. Лагутенковы из соседнего подъезда. Дядя Вася Лагутенков разбил во дворе палисадник, раздолье для девчонок с их куклами и «секретиками» (фольга, картинка или цветок, сверху стеклышки – бутылочные осколки, и все присыпалось землей, а потом находилось, у кого лучше…). Зимой каток. Первые коньки. Новогодние праздники вместе. Обедать можно у соседей, когда родители на работе. 1-ый класс и до середины 5-го. Собака Снежок. Отказ покупать мне пианино (мама представила, видимо, что после работы ее ждет дома дивная ученическая музыка). Вместо этого балетная студия. И оказалось – в точку. Слуха-то все одно нет. Только внутренний. Танцевать – да. Напевать только внутри звучит. А жаль. У мамы-то слух есть. И опять-таки, если верить легенде, мой прадед по линии бабушки-польки на скрипке играл. Бесконечные гости наездами. Второй дядя с семьей также оказался по работе в Шяуляе. В соседнем дворе. В соседнем же дворе семья Маяцких. Ездили к ним на полтавщину даже каким-то летом. Там помню настоящую окрошку и фонтан-одуванчик.
Моя отдушина – балет. Репетиции, концерты, мешок с костюмами. Мама принимала участие в глажке… Мой первый опыт с глажкой в 7 лет не слишком удачен. Мама была на рынке (в Литве говорят на восточный манер: на базаре). До рынка 10 минут пешком – плюс маленьких городов. Лето. Я решила помочь маме по хозяйству, и совершенно напрасно взгляд мой остановился на утюге. И на маминой ночной рубашке. Память очень хорошо сохранила картину и ощущения: стою лицом к открытому балкону, на рубашке, оказавшейся непредвиденно полностью или частично синтетической (и это моя мама, которая без устали декларирует, что терпеть не может синтетику), дыра размером с поверхность утюга, и еще у меня отчего-то обожжены пальцы сбоку. И мама проходит под окнами по двору, возвращаясь с базара.
Мама еще со двора стала меня успокаивать. Но с утюгом я, видимо с тех пор, на Вы. На самом деле, просто не люблю гладить. Не мой конек, и не самое любимое занятие. Все люди по моим наблюдениям делятся, в том числе, на друзей глажки и наоборот. Я к последним. И не нужно говорить: «просто купи хороший утюг». При чем здесь утюг? Зато я люблю убирать квартиру, мыть пол, например. Правда.
Еще помню в Шяуляй приехали «Верасы» (был такой ВИА). Моя тетя Ядя Поплавская и муж ее Саша Тиханович. Жили они в гостинице, но посиделки были у нас. И двушка растянулась на весь состав ансамбля. Было здорово.
Соседи пятые. Снова Вильнюс. Я в 5-ом и до выпускного в 10-ом. Улица Волунгес (русск. «иволги»). Красивое название. Самое красивое. Почему в Питере нет улицы Иволги? Придется в грядущем «городе счастья» (который еще нужно построить) еще и этот вопрос решать.
Здесь не так насыщенно было с соседями. Но спички было у кого попросить. Напротив Седовы. Мы снова на 4-ом этаже. Над нами, правда, странноватые соседи. Им почему-то мешали наши гости и друзья. Особенно натянутость приветствий усиливалась, когда к родителям (отчима я зову папой (это перегиб некий, когда мама просит называть отчима папой, но откуда было маме знать в ее 28, что для детей лучше сохранять отношения и с родным папой и с отчимом, не умаляя роли и «наличия» ни одного из них), он не родной душевно, но с ним проще иногда, чем с родным папой, и это парадокс. Возможно потому что по душам с папой родным также нестыковки. Видимо, тут все дело во мне. Или просто так есть. Приезжали друзья из Тбилиси. Семья Левидзе. Со взрослыми детьми.
Да, у меня потрясающие родители в том плане, что во всех квартирах у меня всегда была своя комната. Даже в 2-х комнатной в Шяуляе. Гостиная служила также спальней, а не детской.
Семья Левидзе. Дочери их Лали было лет 19. Мне лет 16. Она пекла торты (ударение на первый слог неизменно). Таких произведений кондитерского дела я не встречала ни до, ни после. Использовалась обычная духовка, обычный противень и доступные продукты. Невиданным был результат этого кропотливого труда. С настоящим кофейным кремом (заваривался крепчайший кофе). С украшениями свежей смородиной. Секрет был в количестве коньяка, видимо. Коньяк шел исключительно в продукт. Грузинские женщины не позволяют себе иного использования. Размер конечного изделия превышал все самые смелые ожидания. Что самое интересное, я уверенно могу изготовить если не такой, то почти такой же продукт. Память юная моя хранит. Пекли-то не единожды…
А у соседей наверху был мальчик. Сын в смысле. Лет примерно тех же 19-ти, что и Лали. Сережа. Сережа играл в военном оркестре. На трубе. Дома репетировал. Мы, в отличие от Лали, привыкли. Лали не была готова свыкнуться. Особенно в процессе сосредоточенного изготовления тортов. Ее назойливо доносившиеся сверху звуки, как бы помягче сказать, не вдохновляли. Она терпела пару дней. На третий взяла кусок очередного торта и пошла к соседям, поинтересовавшись, как зовут юное дарование. Дверь открыл Сережа. Лали ласково сказала: «Сережа, дорогой, я тебя очень прошу, забирай свою трубу и иди в лес, у вас же за домом шикарный сосновый лес. Вот тебе торт. Иди, пожалуйста…». Сережа в лес не пошел, но играть, на удивленье, перестал. Возможно торт сыграл свою роль. Или поразила красота грузинской девушки.
Потом мы ездили в Тбилиси. В 85-ом в мае. Большой компанией. С родителями и дядиной семьей. Была свадьба Лали. Было весело. На столах угощение ставилось в несколько рядов, то есть ничего не уносили, только в шахматном добавляли блюда… народу было не помню, сколько сотен, до тысячи. Каждый день ходили по гостям к друзьям и родственникам семьи Левидзе. В каждом доме хачапури готовят по-своему. Помню, как дома Лали пекла хачапури, а мы (женщины) залегли в спальне на кровати поболтать. В какой-то момент кто-то произнес: «что-то горелым пахнет, закройте дверь». Дверь в спальню прикрыли. Таким образом, сгоревшие в кухне хачапури какое-то время нас не беспокоили. Лали испекла новые.
В Тбилиси было замечательно. Не только застолья. Ездили в горы в грозу…
Откуда все друзья? Мама моя всю жизнь посвятила себя одному бизнесу – гостиничному. Гостиница – замечательное место для знакомств.
На улице Иволги жили мои одноклассники. В том же доме и в соседних. С ними соседствовали как положено. Сейчас кто-то в Москве, кто-то в Израиле. Кто-то по-прежнему в Вильнюсе.
Ленинградский период. Вот здесь как-то в общем и целом. Сначала общежитие на Мытне. Там все соседи и все нечужие. Из одной тарелки. А хлеб был бесплатным в столовке студенческой. Позже, курсе на 3-ем, иногда, очень редко, перед второй парой можно в «Европу» успеть на завтрак с шампанским за 1 рубль 60 копеек и попасть в компанию к мажорам ("мажорами" мы называли фарцовщиков); или в воскресенье на обед в ту же «Европу» же или «Асторию» за 3 рубля 99 копеек.
С общежитием понятно. Семья.
Далее - интереснее. Была я как-то в гостях у одного известного в стране ученого нефилологического толка и депутата Верховного в те времена совета. Квартира была в одном из адресов Федора Михайловича. После бесед философского толка (20 –летней девушке можно многому научиться у уважаемого старшего товарища) решили банально поесть. В холодильнике нашлась лишь пачка пельменей. Не было даже соли, не говоря уже о каких-то изысках. Я наивно предложила сходить к соседям за как минимум солью, как максимум сметаной или томатиком. И что вы думаете? Я встретила такой активный протест, что было бы полезнее использовать такой напор в иных целях, включая реформирование политической системы существовавшей тогда страны. Финальным аргументом было то, что в магазинных пельменях соли и так достаточно. Это истинная правда. Но сметана бы не помешала.
Два опыта проживания в ленинградских квартирах не разнообразили особо соседских отношений. Ну да. Оставить цветы можно на время отпуска (но лучше поместить их в емкости с водой). А вот оставить на соседей детей, собак или кошек; или перехватить соль или что-то съестное дабы не бежать сломя голову в магазин – это уже излишество. Правда, мои нынешние соседи частенько одалживали у меня миксер. Но потом купили свой, и «соседские» подиссякли.
Возможно, это и есть более европейская культура нежели в местечковой Литве. Всё возможно. Некая удаленность, обособленность. Конечно, я далека от желания пустить соседей «в душу», и сама себе такого не позволяю. Вы ведь меня знаете. И не стоит нагружать посторонних людей своими проблемами… это бесспорно.
Но я тут не об этом. Если вы меня поняли. Я верю, что в следующей квартире у меня будут соседи, и я буду соседкой для кого-то… Несмотря на времена. Люди делают таковые.
2.5.2010, СПб