И почём нынче свобода?

               
                И почём нынче СВОБОДА ?
               
Духовный поиск всегда связан с понятием свободы, освобождения.  И, судя по количеству проводимых в последнее время “духовных” мероприятий типа фестивалей, семинаров и “рабочих групп” духовно-ищущих и, следовательно, ищущих  СВОБОДЫ становится все больше и больше.
О какой же свободе идёт речь? Или, вернее, свободе от чего?
Свободе от собственных помрачений и невежества?
Или же свободе от докучливого шёпота собственной совести? – Шёпот тихий, едва уловимый, но всё же удовольствие беспамятства отравляет, как назойливая муха, что так и норовит приземлиться на жирный кусок пирога, столь аппетитно возлежащий на раскрытой ладони похоти. Как же его унять, этот гнусный шёпоток?
– А очень просто: назову свои незатейливые потехи духовными, а стремление к ним – духовным поиском. Приукрашу тут и там свою жизнь загадочными финтифлюшками, напущу таинственности – и дело в шляпе. Она должна клюнуть, совесть-то, духовность – это по её части.
И вот ярлык духовности прилепили в надлежащем месте, а сию всегда чем-то недовольную особу Совесть одурачили, опутали паутиной витиевато-эзотерических слов, анестезировали и выгнали на задворки личности.
И долгожданная свобода у нас в руках!

Свобода от “хорошо” и “плохо”, свобода от условностей и общепринятых ценностей, свобода от чувства благодарности, свобода от привязанностей… сексуальная свобода!
Думаю, во многом именно в ней (то бишь в свободе сексуальной) и кроется нарастающая популярность ”духовно-развлекательных” мероприятий. И зачастую проходят они под знаменем сексуального поиска (хоть и надо уметь разглядеть это под манящими письменами универсализированных прокламаций типа: “здесь и сейчас”). На фоне такого скрытого сексуально-окрашенного душка.
И вот, что мне кажется: когда идешь за неправильно понятой идеей свободы - неизбежно падаешь в яму свободы сексуальной.  И это - как индикация ложности пути, как предостережение.
Да, красивыми словами, что взывая к низшим сферам нашего существа при этом претендуя на обращение к высшим, можно с легкостью манипулировать.  А доверчивый нетренированный интеллект – вот благодатная почва для подобного рода манипуляций.
 Вот если бы к нам подошел нищий и, бья себя в грудь, заявил, что он – великий  царь, поверили бы мы?
Даже если бы он нахлобучил картонную корону, разукрашенную разноцветными стёклышками?
А тут почему-то верим.
Вероятно, кому-то в нас это удобно и приятно. Но вот кому? И согласны ли мы, чтобы он был главным и вёл за собой остальные части нашей личности?

Или другой пример:
 собираясь испечь яблочный пирог и придя на базар с целью приобретения яблок для оного, стали ли бы мы покупать  вместо них копченую сельдь, даже если бы над ней красовалась вывеска “яблоки”?
 Возможно, если этой самой сельди нам очень бы хотелось, мы смогли бы убедить себя в том, что это яблоки, и даже испекли с ней яблочный пирог, хотя качество последнего наверняка бы вызвало сомнения.

Очень похожим образом и идея пустоты, брошенная как кость нашему голодному до экстравагантных, узаконивающих лень и бездействие,  идей, уму, подвергается многочисленным искажениям. “Опустошаются” ценности, такие как ценность добродетели и сострадания, обнуляется вера в силу благого  устремления  и  искренних усилий, скукоживается чувство ответственности. Человек пребывает в своеобразной эйфории, делая вид, что закон причинно-следственной связи на него не распространяется, что он этакое хитренькое исключение из правил, своим “пониманием” себя и исключившее. Радуется, как пьяница рад своему опьянению.
Но лишь на время.
Долго ли, коротко ли, но в какой-то момент семена поступков вызревают в уродливые деревца их последствий.
И великое благо, если Кто-то, наделенный подлинным великодушием и состраданием, вовремя разбудит его – до того, как станет слишком поздно – до того, как низшие сферы бытия поглотят его со всей его “свободой” и  “пустотой”.



( Пусть простит мне читатель некоторую категоричность и резкость высказываний, ибо автор этого текста – в прошлом инвалид неправильного понимания идеи духовности, по милости Учителя излечившийся от своей инвалидности, но сохранивший в себе рубцы её и шрамы.)