«Не введи в искушение,» - шептал он, чувствуя, что безвозвратно этому искушению уже отдался.
Кто-то на улице тыкал в лицо сектантскими страничками с затёртыми смыслами: «Бог есмь любовь, любовь спасёт…». Ему же, любовь эта – сущий дьявол, по крайней мере, одна из его козней.
Ингрид звонила из Вены. Тревожным и беззащитным голосом она опустилась забытыми росами на дебри сухостоя души, возродив неуверенную и ненужную надежду. Ингрид нужно с тобой поговорить… Она хочет тебя увидеть… Она приезжает… через пару дней…
А тогда – ёё дыхание, и аромат, и родинка, и маленькая ласточка на левой груди, там возле аккуратного соска. Лоно, такое же девственное как и девственная чувственность, что содрогается и трепещет с каждым поцелуем, как будто впервые, и как будто и нет… И болезненно дурно от прошлого… и ласковая улыбка о-после, от которой – уходит палящая засуха, как будто не было ни страха ни измены.
Михи проснулся от ёё порывистого движения. Освободившись от таких, блаженных для него объятий, Ингрид мигом исчезла в уборной. Затем он слышал ёё решительный голос с незнакомой для него интонацией. Она спешно сообщила по телефону: «Да, это я», пауза, - « Да, да… Да-а!!! Завтра. Всё, жди…».
Вновь открыв глаза, он увидел Ингрид одетой перед зеркалом, помадящей губы. Эта новая мещанская деловитость уже удивила его, но помада??? Неужели в своём стремлении чувствовать себя самой, что не есть, пре-обыкновеннейшей женщиной, она научилась и этому? Неужели и она почувствовала эту межу, которую время ставит жизни, или же лишь подражает стереотипам? А если действительно почувствовала? Михи исполнился золотистой затаённой радостью, ведь это – его победа!
- Куда ты? Погоди, сейчас я встану и приготовлю нам завтрак…
- Оставь. У меня – самолёт через два часа.
- …?
- Я замуж выхожу. Завтра.
… в ушах глухо загудело пульсом. Глевким глиняным усилием он проглотил собственное дыхание.
- Ш-ш-то это? – прохрипело горло, прорываясь песком шипения через глиняный завал.
- Я завтра расписываюсь с Торенсом.
- Зачем же ты?...
- Извини. Вчера я ещё не была уверена. А теперь мне всё ясно. Да, я понимаю, что это жестоко, но ты тоже тогда изменил мне. Зачем ты переспал с Анной?
Скрипящий стон вместе с неудержимою влагой отчаянных слёз, оскорблением, холодной испариной покинули его тело, как наверное душа покидает погибшего, и казалось зависла в пространстве комнаты. Тело опало на мигом окаменевшую постель ы он хлодными ладонями закрыл лицо.
- Анна… - механически прозвучало из него, совершенно не представляя образа той, чьё имя он произнес.
- Ты сам когда-то написал в письме, что хочешь встретиться, коснуться, почувствовать «не всколыхнется ли поднебесная», или что-то подобное… романтическое…
- Угу – отстранённо пробубнил Михи.
- Ну так вот, у меня не всколыхнулось… ничего. Вообще ничего!!! Я тебя не хочу.
- Тебе не гадко… хотя бы?
- Нет. Мне всё равно. Прсти, мне ехать нужно. Какой номер такси?
- Пошла вон!!! Тварь!!!
-Ты,ты… не кричи. Всё! Всего хорошего, честно… - Ингрид мигом выскочила из квартиры.
Через три месяца Михи пришло письмо. На скомканном и вновь расправленном листке почерк прыгал в разные стороны ы чернила местами были смазаны. «Прости меня. Прости. Я знаю, что это невозможна, но ты и сам писал когда-то, что любовь невозможна в этом мире, а всё равно – существует. Наш брак с Торенсом не состоялся. Понимаешь, у Торенса не может быть детей. Нет конечно, я не собиралась обязательно иметь с ним детей, но…» - дальше почерк срывался на неразборчиво-рваный и буквы вырастали почти вдвое: «… но я – беременна. Уже три месяца. Я беременна от тебя. В ту ночь…»