КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН
Из Энциклопедического словаря
ВАНШЕНКИН Константин Яковлевич (р. 1925) - русский поэт. Стихи и проза о войне, мире природы, долге человека перед эпохой. Поэтические сборники "Повороты света" (1965), "Поездка к другу" (1971), "Дорожный знак" (1977), "Ветка" (1981), "Примета" (1987). Поэма "Жизнь человека" (1980; Государственная премия СССР, 1985). Книга воспоминаний, литературных очерков "Лица и голоса" (1978).
Два года спустя после встреч с Инной Гофф мне самому удалось вырваться в Москву. И в один из весенних дней 1986-го я набрал телефон Инны Анатольевны. После слов приветствий попросил помочь организовать встречу с ее мужем К. Я. Ваншенкиным. Она обещала.
И вот я в их квартире на Ломоносовском проспекте. Встретившие меня по-доброму Инна Анатольевна и Галина тактично сразу отвели в кабинет, где уже ожидал меня Константин Яковлевич. И мы начали беседу. Из которой потом родилась статья, опубликованная в одной из крымских газет. Но сейчас мне хотелось бы привести практически дословную запись разговора — таким, каким он был. Читателю ведь интересен документ, никому в мире пока больше не известный.
* * *
— Евпаторийский клуб любителей поэзии готовится провести в мае этого года заседание “Поэт-фронтовик Константин Ваншенкин”. Ваше мнение — как сделать, чтобы разговор о Вашем творчестве прошел интереснее? Какие использовать стихи, песни, литературу?
— Советовать я ничего не буду — это дело самих организаторов. Много различных кружков, студий, школьных музеев присылают мне подробные отчеты о проведенных встречах, и это каждый раз по-разному и всегда интересно. Только думаю, что говорить обо мне лишь как о фронтовике — слишком узко. Пользоваться вы можете книгой “Поиски себя”, где я много говорю о своих вкусах и своих стихах, книгой Александра Михайлова “Константин Ваншенкин”. Приятно, конечно, когда критики тебя хвалят, но, бывает, хвалят не за то. Немного ценителей, которые могут понять тонкости поэзии. Хорошо это получается у ленинградца Адольфа Урбана, критика Татьяны Бек. Поэзию надо чувствовать, понимать. Ныне очень популярны книги Юлиана Семенова, Валентина Пикуля, Ивана Стаднюка. Однако “Войну” Стаднюка с упоением читают те, кто не читает “Войну и мир”, не получает наслаждения от Бунина. Мы говорим порою, что читатель у нас замечательный, ждет от нас достойных произведений — и мы у него в долгу. Это верно лишь отчасти. Какова литература, таков и читатель. Замечательный читатель читает только замечательные книги. Если люди приходят в восторг от стихов Эдуарда Асадова или Роберта Рождественского, им надо еще учиться читать. Для меня и, думаю, это объективно, с чем нельзя спорить, лучшие поэты из современных — Винокуров, Межиров, Соколов, Жигулин, Наум Кислик из Минска, Ольга Ермолаева. Евтушенко, конечно, немало воздействовал на читателей своего поколения, но теперь это в прошлом. Вознесенский — поэт настоящий, спору нет, но Межирова я ставлю выше. А популярность — штука изменчивая. Кукольника в своё время, как и Бенедиктова, ценили выше, чем Пушкина. Для многих важно имя, а не стихи. Один поэт выступал как-то перед аудиторией, читал стихи — и без всякого успеха: ждали Евтушенко, а он не приехал. Когда закончил читать, сказал: “Граждане, я ведь вам прочитал стихотворение Евтушенко, а вы и не заметили!”
— Расскажите о Вашем отношении к Крыму, пожалуйста.
— Особенно тесных связей с Крымом у меня нет, не довелось и воевать там. Прежде я очень любил Коктебель — когда это было уединенное место. Идешь вдоль берега — и никого. Последние лет тридцать туда не ездил, чтобы сберечь прекрасные воспоминания... В Ялте я много работал — писал рассказы, воспоминания. Ялта — место, где обновляешься душой, особенно весной, когда всё расцветает. Трудно сказать почему, но природа там располагает к творчеству. Крым мне по краскам гораздо ближе, чем, например, Кавказ. В Ялте был, помню, такой эпизод:
приходит человек из филармонии к Булату Шалвовичу Окуджаве и просит дать хоть один концерт. Тот не знает, как вежливо отказать, потом говорит: “Хорошо, но с условием, что будет участвовать Ваншенкин”. Он знал, что это безнадежно, так как я очень не люблю выступать. Так ничего из той затеи не получилось...
— Как Вы восприняли присуждение Государственной премии? Какие стихи, на Ваш взгляд, заслужили такой оценки?
— Премия — это очень условно. Думаю, что три-четыре мои предыдущие книги не менее достойны, чем изданный в 1983 году сборник “Жизнь человека”. Видимо, стихи уже достигли нужного уровня.
— Что влияет на выбор темы стихотворения ? Что здесь случайно и что закономерно?
— Помните, у Ахматовой: “Когда бы знали, из какого сора растут стихи...” Да, любая мелочь, чепуха может ассоциироваться с чем-то из собственной жизни, и возникает образ. Однажды, например, я увидел пасущуюся на опушке леса лошадь. Через неделю вечером, выйдя из дома, был поражен густо-звездным небом и вдруг
вспомнил, как в сорок пятом, сразу после войны, мы шли в Венгрию — километров восемьсот. На привале знакомый ездовой предложил мне лечь не на землю, а на повозку, заваленную свежим клевером. Сквозь сон чувствовал, что кто-то настойчиво толкает мои ноги — лошадь таскала клевер из повозки. В тот же вечер получились стихи:
“Я спал на свежем клевере, в телеге, И ночью вдруг почувствовал во сне, Как будто я стремлюсь куда-то в беге, Но тяжесть наполняет ноги мне.
Я, пробудившись резко и тревожно,
Увидел рядом крупного коня,
Который подошел и осторожно
Выдергивал траву из-под меня.
Над ним стояло звездное пыланье,
цветущие небесные сады…
Так близко, что, наверно, при желаньи
Я мог бы дотянуться до звезды.
Там шевелились яркие спирали,
Там совершали спутники витки.
А с добрых мягких губ его свисали
Растрепанные мелкие цветки”.
— А песни Вы пишете специально, или они появляются потом “по вине” композитора?
— Ну, во-первых, я никогда не пишу на готовую музыку. Я пишу стихи. Некоторые, например, "Я люблю тебя, жизнь", стали песнями лишь благодаря Марку Бернесу. Для меня это стало событием, в которое долго не мог поверить. “Алешу” я писал специально для музыки. Конечно, автору приятно, когда стихотворение становится песней, его знают и поют. Только не так, как это бывает: слова и разобрать невозможно, а главное — лишь громкость и ритм... Создать настоящую песню — редкостная удача и, думаю, противоестественно, когда у одного автора их несколько сотен. У Рождественского среди почти тысячи тоже лишь несколько настоящих. Есть у меня песни, которые мало известны, но мне нравятся больше. Это “Тропка уходит” , “Метелинки” , “Обучаю игре на гитаре”.
— Как нынешние изменения в экономической и общественной жизни страны отразятся, на Ваш взгляд, на судьбе общества и литературы? Какие изменения в литературной жизни особенно назрели?
— Проблемы одни и те же: требуется высокое качество всякой продукции. Не надо книг, которых не должно быть. Одна из главных бед — несоответствие оценок фактической ценности произведения. На автомобильном рынке вас засмеют, если скажете, что “Москвич” лучше “Мерседеса” . А в литературе так говорят — и ничего. Человек, который плохо работает, должен мало получать — этот принцип относится к любой профессии. Всеобщая экономическая формула — не умеешь работать, иди в другую отрасль хозяйства. Раздуты и у нас штаты, слишком много писателей, И очень надо поднимать уровень эстетического вкуса. А у нас все хуже с преподаванием литературы. Техническое направление вытесняет гуманитарные науки. А ведь развитие личности начинается с понимания прекрасного. Человек не может быть придатком к машине...
— Вы поэт военного поколения. Как, на Ваш взгляд, молодежь относится к военной теме? Вина или беда искусства в том, что молодые люди с трудом воспринимают военную тему?
— В пятидесятые годы критики твердили, что о войне сказано уже достаточно. Если бы писатели послушались, не было бы стольких прекрасных книг... Кстати, участие в войне — вовсе не гарантия того, что получится хорошая книга.
Важно еще, чтобы не навязывали эту тему последующим поколениям. Бывает, рассказывают ветераны школьникам про боевой путь своего корпуса — и ни одного живого слова, примера. Не надо говорить, что мы были замечательные, лучше всех. У каждого поколения свои задачи, свой путь. Лучше по-человечески объяснить: нам было по 17 лет, как вам сейчас, многие ушли на фронт и погибли. Говорить и писать надо бы с уважением к их возрасту, уровню понимания. Молодые не виноваты, что, слава Богу, нет войны и они не могут проявлять себя в бою.
— Вы продолжаете много работать...
— Закончил книгу "Примета" — проза, рассказы. Должна выйти в 1987 году. Внимательный читатель знает, что у меня уже немало прозаических книг. Первая — в 1959 году. По инерции меня считают только поэтом...
* * *
Что-то надо было бы подправить, подредактировать. Но… не буду: так было сказано, так записано.
В тот день из рук автора я получил (если точнее, — клуб получил) сборник стихов “Жизнь человека” (книгу, за которую К. Я. “заработал” Госпремию), его же “Поиски себя (воспоминания, заметки, записи)“ и критический очерк Ал. Михайлова “Константин Ваншенкин”.
Все эти материалы очень пригодились при подготовке заседания клуба о творчестве К. Я. Ваншенкина. И еще —Превращения (повесть воспоминаний)"
с авторской надписью: “Милому Леониду Александровичу Терентьеву, энтузиасту клуба любителей поэзии в Евпатории с дружескими пожеланиями ему и всем соклубникам. Инна Тофф. 26.4.86. Москва”. Эти книги бережно хранятся в нашей богатой библиотеке вместе с другими изданиями с дарственными надписями авторов и друзей Евпаторийского клуба любителей поэзии.