Все радости благополучного моего детства и неблагополучной юности перемежались
постоянными падениями – ни в каком не переносном смысле.
Откуда мне было знать маленькой, с азартом включающейся во всякие « казаки - разбойники», что игры с бегом вовсе не для меня, - «асtion» эмоционально превалировал над физическими возможностями. И потому каждое падение, заставляющее отставать от стаи, было таким унизительным, таким беспомощным...
Я сдирала в кровь ладошки и коленки, дважды ломала переносицу, но – не сдавалась. И какие-то бега мне иногда даже удавались.
Откуда мне было знать, что длинные тонкие мои ноги оказались такими слабыми, голова - то звала вперед, – на подвиги...
И каким счастьем было то, что выросла у моря, научилась плавать в 4 года - благодаря папе, и хоть немного окрепла, ещё не понимая, что на суше, как у русалочки, все и всегда будет намного труднее.
Не только выстаивать на ногах, но и просто - жить...
Иногда и в мой южный город приходила зима, и тогда каждая ледяная накатанная плешь в снегу становилась катастрофой, если не была замеченной вовремя.
Но что такое настоящее падение – с размаху, на бегу, я ощутила только в Москве. Не перечесть, сколько ушибов перенесли мои бедра и копчик...
Но самым страшным оказался не лед. А кафельно - плиточный спуск в
подвальной институтской раздевалке.
Дело было на 5 курсе. К этому времени знаний накопилось достаточно, - в том числе и по моей будущей профессии.
А потому, когда я грохнулась на крестец всей массой, да с невероятным ускорением, да на скользкую поверхность этой самой кафельной горки...,- то, после короткого замыкания сознания болевым шоком, первой мыслью просвистело в голове, – вот это тебе уже даром не пройдет...
Неврологическо - ортопедический диагноз нарисовался с невероятной четкостью.
Да, - возникла мысль, - сейчас ты оклемаешься, но в каком-то далеком возрасте у тебя будут большие неприятности..., - мысль была мгновенной, но подробной в своей нерадостной клинической картине.
... Кто-то из студентов поднял меня, подхватив с обеих сторон, и поволок на рентген, - идти сама я не могла, боль была совершенно невыносимой.
Перелома вроде не было... Но два месяца сидеть я не могла, дома и в институте я принимала так называемое коленно-локтевое положение, – так записывала лекции, так читала.
И благополучно забыла обо всем со временем...
У меня счастливая привычка – забывать физическую боль и все неудобства, с ней связанные. Боль души остается и терзает всегда, а вот эта – нет.
До сих пор такое соотношение в памяти.
После этого тоже много чего случалось...
Я ухитрялась найти даже по весне маленькое блюдце не растаявшей поутру лужицы, чтобы поскользнуться и грохнуться.
Однажды утром я таким образом умудрилась навернуться по дороге на работу, но тут же об этом забыла...Когда моя медсестра не поняла, от чего это у меня кривится физиономия, я, потерев бедро, вспомнила, что рухнула на него пару часов назад.
И когда она, поборов мое сопротивление, задрала мне юбку, сквозь колготки мы увидели нечто невообразимое – от тазобедренного сустава до колена синела чернота (или чернела синева)...
Меня всегда радовал мой высокий болевой порог, - из-за него я даже к стоматологу шла бесстрашно. Видимо потому и о боли, даже сильной, забывалось довольно быстро. До поры до времени....
А ещё одно падение вообще было уморительным, – я просто вывалилась в сугроб на своей остановке, поскользнувшись на ступеньке троллейбуса. Тут все было чудесно! И сугроб и моя большая шуба из хоря меня спасли от очередных повреждений.
Ой, эта шуба... Никогда мне не забыть об её странной судьбе.
Она была с капюшоном, и размера на два больше, чем мне было надо, но я всегда любила простор..., к тому же она была радостно - рыжего окраса, и только штрихи черного оттеняли эту красоту, а потому я влюбилась в неё по уши с первого взгляда...
Купили мы её с дочкой на Ленинградке в один из средне- 90–х годов, и я радовалась ей несколько лет. Пока не наступил миллениум, и не пришел новый властитель.
Мне трудно сказать, почему у меня он почти сразу вызвал тогда ассоциацию с хорьком...
И шуба стала мне не мила. Не сразу, но раздражение против неё накапливалось день ото дня... Она мне уже не только не «шла», но стала неудобна,- то сползала назад, то путалась в ногах... Короче, тот комфорт, тепло и уют, которым прежде она меня обволакавала, куда-то улетучились.
И через год я продала её по дешевке своей коллеге, – крупной, рослой девушке, которой она пришлась впору, и у которой никаких таких ассоциаций не возникало.
...Как-то в один дождливый ноябрьский день пришлось мне до работы во вторую смену поехать по делу в непривычном направлении по непривычному маршруту.
Само это дело обернулось наилучшим образом, и, радостная, поехала я до метро на трамвае.
Трамвай оказался стареньким, с узкими высокими ступеньками, ну и..., сходя по ним, мокрым от дождя, я тут же почти отвесно слетела на асфальт.
Я бы и забыла, быть может, об этом эпизоде, но это была та ещё картинка : не успела я отползти от места падения, как рядом со мной плюхнулся пьяный мужик, вылетев на скорости с тех же рифлено-железных трамвайных ступенек.
Стоящая рядом простая "добрая женщина", желающая влезть по этим самым ступенькам в трамвай, только и сказала равнодушно - брезгливым тоном: - "ишь, как посыпались"...
И мне оставалось только позавидовать пьянице, который быстро поднялся и, пошатываясь, исчез за уходящим трамваем, а я все никак не могла встать из-за боли в лодыжке. Никто и не думал помочь...
Ну и встала как-то сама и, каким-то невероятным усилием воли доковыляв до метро, проехалась в нём, дошла до работы,- до своего кабинета, села за стол и начала прием больных.
А распухшую к тому времени лодыжку медсестра нашей поликлиники, забравшись под этот стол, обкладывала грелками со льдом... Вечером меня отвезли домой, потому как снова надеть на эту ногу мой сапожок не было никакой возможности, да и наступить на неё тоже было невозможно.
Примерно через полтора года неприятность произошла со второй лодыжкой, посерьезней, - я ухитрилась сослепу не заметить протянутой над землей проволоки, и рухнула на колени, как лошадь, не взявшая препятствие.
Эх, всего не упомнишь... И так вроде бы достаточно. Но не тут-то было...
...И возвращаясь к основной теме.
Предвидение моё студенческое сбылось.
И в куда более развернутой форме...
Нынешнее начало мая можно считать 5-летней датой начала совсем другой моей жизни.
Жизни, которую первую пару лет вообще таковой назвать было нельзя..., а потом, когда я только начала выкарабкиваться, не прибегая к нейрохирургии, случился ещё один репримант, весьма неприятный(см. Евпатор. тетради), из которого
я снова выползла, и на редкость быстро для такого рода травм, благодаря почти полному отсутствию помощи.
Если бы вы знали, как же я теперь боюсь падать...
И насколько уверена в том, что внимательный уход и опека – излишества, не приносящие добра.
А вот смех, юмор, - даже черный, – совсем наоборот...