У меня на трюмо, среди кремов и теней, у вазы с нежными цветами, в маленькой резной шкатулке живет совсем крошечная, с мизинец, фея. Моя феечка.
У нее там, в шкатулке, свой собственный мир, тонкий, светлый и совершенно непонятный. Я порой наблюдаю за ней и старательно пытаюсь надышаться этим непонятным, почти неуловимым миром воздуха и солнечного света.
А у нее глаза просвечивают на солнце, такие прозрачно-яркие, такие… как будто рев машин, стук гвоздящих кого-то шпилек, медово-темные взгляды эгоистичных и красивых, пятна копоти на синем небе (вот бы отмыть его) – как будто все это совсем ее не коснулось, разбилось о кокон ее упрямой веры. Нет, не упрямой – упрямиться глупо, а просто очень… непотопляемой.
Она так тонко высечена из молочной, теплой белизны чего бы то ни было, что кажется невесомой и нездешней.
Она смеется заразительно, негромко, иногда – в кулачок, иногда – закинув голову вверх…
Она любит солнце и синее небо, и море, и снег, и сухой ветер, и… она очень много чего любит.
Только ничего она не делает. Любит, смотрит, слушает. И – все.
А еще, Клер, нету ее. И черт с ней.