И на то были причины, не старость, косившая косой времени всех здоровых и чахлых, даже вечных не обходя стороной, а судьба бездомных нищих, не имевших рода и племени, но пока ещё живых, веривших в своё не бессмысленное существование. И находясь в роли балласта, будучи став бесполезным паразитом мешающим жить, она лежала тихо без единого звука днём и с волчьей тоской ночью, напоминая здоровым и чахлым, что их тоже подгоняет коса косившая руками временем. И ругались они, набирая телефон и стуча по стенам подушками, ворочались на кровати, одинаково, здоровые и чахлые. И не понятно лишь, почему они, читая молитвы, говорили аминь, а не, чур, меня.
То был день обычный, как и все рабочие дни середины недели. В обычном городе, в сером дворе вашего дома, по братской могиле павших листьев мельтешили ноги пары мужичков, таскавших всякое барахло из грузовика в квартиру. Они носили вещи, которые призваны принести комфорт в жизнь человека. В отсутствии этих вещей, и здоровые и чахлые чувствовали себя беззащитно голыми.
Кажется, моросил дождик, хотя было довольно чистое небо, сам не поверишь, пока капля не упадёт на нос.
- Вишь как стараются. Бабка помереть не успела, а родственники уже квартиру продали, теперь вот с новыми соседями жить будем.
- Давно пора разбавить, а то одни стариковские рожи, детей со двора, словно ветром сдуло, давно ли качели пьяными да бестолковыми использовались, а так тут хоть ребятня бегать будет. Эх.
- Ну и то правда, может разберутся с собакой, а то спать ведь не в моготу, скоро всю пенсию на лекарство потрачу. А так кажись тишь да гладь.
- С собакой? Да ты что её же ещё вчера к господушке отправили. Не уж что сегодня тоже тебе мешала.
- Да скулил вроде как кто-то, не выспалась я.
- Да у тебя от старости уже видения появились, вот тебе крест, её вчера убили и труп забрали. Пусто там, одна моя манная каша в миске.
- Не может быть, вдруг приведение? А что у собак тоже душа должна быть, то бишь не совсем тупое животное.
- Ну, это боженке виднее, ишь как мельтешат, бабка умереть не успела а родственники уже квартиру продали.
- И вправду, самим-то им, что тут не жить бы? Ну, ты это, ты расскажи, как было-то.
- А что там рассказывать, пошла я как обычно, манной каши ей положить.
И на то были причины. Камни героизма не лежали около неё. Не в стае, но ренегатом что у них, у собак обычно не принято, она умирала одна. Плохо уходить без музыки и поэтому, ночью чувствуя себя свободной, будучи беззащитно голой перед любой опасности она в удовольствие напоминала им живым и здоровым, очень умным людям что тут, под их ними телами над телами листьев прослойка её судьбы. И на вой откликались другие собаки. И город наполнялся жутким воем.
Неизменная тарелка каши всегда появлялась утром перед её мордой, безусловно, эта была манна небесная, ведь с гнилыми зубами и больными ногами она не могла самостоятельно добывать пищу. Шершавым языком она слизывала последние крошки, белки глаз, наплоенные красными венами, жаждали добавки, и она приходила, каждый день, через день.
Очень лохматая, но местами облезлая, было видно, как по её морде ползали блохи, ей было безразлично, ему было безразлично, такому, же лохматому и местами облезлому, с кровавыми ранами на боку и выпирающими рёбрами он не был похож на принца. Она не могла ходить, и на то были причины, лишь ждала его, и он приходил, иногда с добычей.
Минуты - кисель бесконечны, но шум гравия и шелест травы, знакомый запах и тяжёлое дыхание, кость пала около её лица. Дрогнули уши, появилась собачья радость, виляние хвоста. Он лизал её, покусывал, тёрся, пытался толкать. Она лишь смотрела, на него как на бога и на то были причины. Когда первая радость встречи уходила, он ложился рядом, пытаясь согреть её своим теплом. Она лишь смотрела на него.
Ей нравился этот камень в его глазах, одновременное желание жажды жизни и понимание невозможности, умиротворённость и ненависть к этой умиротворенности. Он был полон жизни.
Так прошёл день и наступил вечер, кажется, что невидимая рука времени сама, указательным пальцем передвинула стрелки на тёмное время суток. На лавочке уже никто не сидел и никто не таскал вещи в вновь купленную квартиру. Тихо пело дерево о мёртвых сыновьях, ему помогал в этом ветер.
Она выла одна и не ждала сочувствия, и на то были причины. Его не было, он на охоте. В районе новая стая собак, и на это тоже были причины. Ему станет тяжелее, но он справится, он полон жизни.
Кому не нравится вой? Тому, кто не привык, кто сильный и здоровый, кто имел власть и деньги, но в её собачьем мире она не думала об этом, и выла, выла каждый раз как в последний раз.
Кто-то умер, и его сразу забыли, квартиру продали и теперь пара крепких мужичков, вновь перетаскивали вещи. За их трудом, а человек любит смотреть на чужой труд, наблюдали. Безразлично, но с интересом, словно на какое-то чудо, две пары глаз зрачками ходили по белковому горизонту.
- Вот так вот её и не стало.
- Но кто тогда целый месяц воет каждую ночь?
- А я почём знаю? Привидение может.
- Моя соседка тоже так считала, а теперь её не стало.
- Эх, помню с ней вот ровно месяц назад так же сидели, а теперь умереть не успела, а квартиру родственники уже продали.
- Нормально уйти не дадут, торопят словно. Ты это манку то носишь?
- Ношу.
- И правильно, носи, носи, подкармливай, привидение тоже кушать любит.
И на то были причины, теперь он приходил каждую ночь на пустое место, где не было костей её. И запах унёс ветер, который всё ещё пел грустные песни вместе с деревьями, но память, память хранила тот взгляд, который видел камни в его глазах. Он начинал первый и не сразу, но через минуту другую, улица, район, город, наполнялись жутким собачьим воем. Было в этом что-то страшно-древнее.
Ни раз, пытались, ставит облавы, он не приходил в эти ночи, отсутствие манны небесной знаком опасности было. Полны тоски движения его, он жалкий пёс без роду, поэтому лишь так легко, он находил дорогу. И вой под гром, под снег, под ливни, ему который полон жизни, не безразлично было это. Он помнил её, он помнил всё.
И на то были причины, что бы каждую ночь звучал жуткий вой.