Дневник.
Страница 138.
«Сижу на ледяном кафеле, забившись под стол и прислонившись лбом к холодной стене. Смешно даже. Было бы, если бы так не раскалывалась голова, а все тело не била мелкая дрожь, не дающая даже глотнуть воды, сводящая судорогами пальцы… И это если учесть мой обычный почерк… Я уже не запоминаю, что вижу. Сны находят себя и в реальности. Одно слово – и снова кровавой паутиной перед глазами проносятся эти картины… Зачем? Все равно я не увижу ни одну из них в этой жизни. Не знаю, происходит это лишь в моей психике или все реально… Так же реально, как и… Надо же. Получив более невероятную силу, начинаешь верить в то, что получил раньше. А по ночам стало тише. Обходимся без воплей. С прежней улыбкой перерезать себе горло. Перед зеркалом. Раз за разом. И бессилие даже не столько от обрывающейся каждую ночь жизни, сколько от невыносимости живой улыбки. На жизнь стало уже давно плевать. Как-то проигравшись и получив срок до тридцати девяти, перестаешь думать о своей сохранности.
И комментатор. Экскурсовод. «Персональный ангел-хранитель»… стоит рядом. «Какие высокопарные речи, какие титулы…» и ведь видит, что буквы уже не различить – только кардиограмма голых эмоций, вылитых на первый попавшийся лист бумаги. И видит следы. Следы… Это уже не ногти. Поломанные, растрескавшиеся когти еще каких-то полчаса назад оставляли борозды на грязном кафеле. И в беспамятстве сбитые в кровь руки. Никогда, никогда больше, клянусь…
Хотя сколько раз уже клялся. Лишь бы перестал уже видеть эти варианты… К гулу, роящимся, точно пылающим на сковороде мыслям, затянувшемуся в покрытый острейшими шипами кокон сердцу, участившимся обморокам и простому помутнению в глазах можно привыкнуть. Я уже привык. Но скрывать происходящее становится все труднее с каждым днем. И мне страшно. Не подпускаю никого, даже тех, кто нужен, оберегаю от себя всех, хотя опасен только для себя… И ведь понимаю, но ничего не могу сделать. Устал. Никогда больше…
Игра выходит за рамки откровенно бездарного и насквозь пропитанного штампами сценария. Третьей стороной в битву вступает импровизация. «Это ведь было уже. Помнишь? Миллениума эдак три назад». Да. Ты прав. Помню. За мной наблюдают. И что видят? Обычного свихнувшегося с ненормальной улыбкой и нервным тиком, захлебывающегося собственным истерическим смехом и что-то конвульсивно выводящего на мятом листке бумаги едва пишущей ручкой. Смешно даже. Было бы, если бы не так раскалывалась голова, а все тело не била… Да. Все верно.
Дописать. Дойти до точки и отпустить себя. Исчезнув сначала ото всех… И прежде всего – от себя. Какая разница, он все равно сильнее, и без него я не протяну и года. А без меня еще есть шанс. Сделать все, о чем мечтал я, стать тем, кем мне не стать никогда… А здесь развернулся тотализатор. Альб говорит, что если не сдамся – озолочу какого-то старика… Один к тысячам. Жаль. Я уже сломался. Хотя… Так или иначе, это будет читать тот, кто должен прочесть именно это. А поэтому – да. Я сдался. И закончив наводить бесполезный марафет, раскрою все карты и приступлю к последнему.
Только бы успеть. Передать Ей все, что должен, и закончить начатое. Спасти тех, кого даже не знаю, дописать то, о чем еще не подозреваю, но как пойму – буду наготове. И неважно, сколько еще времени это займет. Я сдался, слышишь?
Забавно. Больше всего это напоминает классическую записку в духе «Если вы читаете это, значит я уже…». Нет. В том случае все будет ярче. Было бы, вернее, конечно. Было бы ярче, красочнее. И больше крови. И драматизма. Зря, что ли каждый день я веду свою игру, только открыв глаза надевая зеркальную маску. Взгляни на меня. Внимательно смотри. Увидишь то, что хочешь видеть. Идеал. Себя. Каждый из нас для себя бог… Даже если усердно занимается самокритикой, вопрос лишь о слоях лжи. А ведь из девяти кругов… Хотя бы один, да окажется правдой.
А еще я все чаще их вижу. Блики ламп очень странно складываются в людей, и они… ходят рядом. Меняют перегоревшие лампочки в подъезде, курят на лестничной клетке, смеются, говорят. Другие – в метро. Третьи – на улице… Не знаю кто, это еще предстоит выяснить… Или расспросить. Мне необходимо в Ленинград. В то место, которое столько раз видел, но даже не знаю где оно. Но найду. Это уже известно. Прописано. Найду, клянусь.
Пожалуй, добавлю, что эмоции продолжают умирать. И чувства. Все. Даже животные инстинкты. И что хуже всего – мне это нравится. Но от этого страдают те, боль которым причинять я не хотел и не хочу. А значит – маски. И ежедневная игра. Каждую минуту, секунду, ведь… Я никогда не бываю один. Да… И кому как не тебе знать это. А я уже спокоен. Смешно даже. Вот теперь уже и правда смешно.
Что стало с теми мирами?
Я не знаю. И не говори мне, что это ложь. Все вышло из-под контроля. Вышел из-под контроля я сам. Да, Альб прав, конечно. Но, неужели, переписывая жизнь, я стирал уже созданное? И сколько их уже на моей совести, душе? Людей, городов, стран, цивилизаций, вселенных. Какая разница, ведь мне не жить там… А если жить? Альтернативное будущее упирается в точку невозвращения, а что за ней – это уже вопрос. Давно он меня волнует, уж и не вспомнить сколько. Лет, может, с восьми. А дневников более раннего возраста просто не осталось. Наверное, был умнее и сжег. Не так халтурно, как это лето.
Если вы читаете это, значит я уже…
А, может, и правда. Я не знаю. Но кровь вроде еще теплая. Не забыть сжечь. Это все неважно. А завтра продолжать игру.
Живу. Люблю. Дышу. Творю.
Шаг.
P.S. Я правда люблю ее. Но какого же дьявола такая защита… Невероятно прочная стена. Никогда прежде не видел ничего подобного. Просто не вижу… Кто, кто она? И почему именно я. Уже ничего не понимаю, но ведь пойму же? И почему… Почему ты все молчишь… Когда так нужен… Ничего. Мы прорвемся. Обещаю.