маленькая повесть
1. В РУКАХ БАГАЖ, В ГЛАЗАХ ВОСТОРГ
После долгого и нудного оформления в аэропорту (печенья, булочек, кофе – сколько угодно, – что значит, к себе домой приехала, да еще и деньги дали!), Софочка было направилась за своим багажом, но Веня крепко взял ее за руку:
- Куда вы?
- Как куда? За своими вещами!
- Так пойдем вместе, там ведь и мой багаж! И вообще, разве мы не должны теперь всюду вместе? – Веня робко смотрел на пунцовеющие Софочкины щеки, но твердо стоял на своей позиции. – Софа, - ласково сказал он, - все евреи отзывчивые. Евреи помогают друг другу.
- Конечно, помогают. Но… своим!
- Вы что, расистка? Почему же вы за меня замуж пошли?
Софочка презрительно смотрела на него. Идиот или прикидывается?
Веня заплатил ей пять тысяч долларов за то, чтобы она вышла за него замуж. Чтобы взяла его с собой в Израиль. Свою однокомнатную, почти в центре Саратова, продал за пять с половиной, хотя мог бы взять все восемь. Да где ему! Неудавшийся художник, почти постоянно пребывающий в безработном состоянии, по мнению Софочки – совершенно никчемная личность. Но у Софочки и таких денег не было. Ехать в другую страну без денег страшно. Неизвестно, что там и как. Потому и взяла Веника в «мужья». Временно, разумеется. Теперь надо от него отделаться побыстрее и ехать к троюродной сестре – она обещала найти к их приезду недорогую квартиру. А куда же Левочка подевался?..
Софочка высвободила у Вени свою руку и беспокойно оглянулась. Она искала глазами рыжую голову, но, как всегда, смотрела не туда. Надо было глаза опустить. Рыжий Левочка сидел на корточках среди чужих сумок и чемоданов, а напротив него в такой же позе присел мальчик в черной шляпе и черном костюмчике, из-под шляпы свисали на румяные щеки черные локончики. Карие Софочкины глаза в изумлении округлились, а нижняя толстая губка отвисла.
- Левочка! - взвизгнула она. - Чему ты учишь этого хорошего мальчика?
Негодяй, ты хочешь испортить этого чудного мальчика?
Негодяй немножко смутился, а чудный мальчик недоуменно посмотрел на Софочку большими сливовыми глазами и поправил шляпу.
- Дай сюда эти мерзкие штучки! И забудь о них навсегда! Под небом Израиля никто не играет в «стаканчики»!
Рыжий Левочка собрал с грязного пола три цветных пластмассовых стаканчика – успел взять на столе, где кофе пили, – нехотя встал и протянул Софочке. Под ее ожидающим взглядом отдал и маленький стеклянный кубик. «Стаканчики» – излюбленная среди мальчишек игра в том дворе, где родился и пребывал в «тяжелом галуте» Левочка, пока его не посадили в самолет.
Софочка с омерзением на лице бросила стаканчики в урну, туда же полетел и стеклянный кубик, жалобно звякнув о металлический бок. Левочка внимательно посмотрел на урну. Когда он оглянулся, чудного мальчика уже не было. Его волокли за руки родители – так же одетый в черную шляпу и черный длинный лапсердак папа и в темную юбку до пят мама, – даже не подозревающие о той жуткой угрозе разврата, которая на мгновение повисла над головой их правильного и умненького сыночка. Сыночек упирался и оглядывался на рыжего Левочку, но Левочка ничем не мог ему помочь.
- Ты приехал сюда, чтобы портить детей Израиля? - прошипела Софочка и тоже поволокла Левочку за собой. Веня не отставал от них.
Пересчитывая свои баулы, Софочка отодвигала ногой две коричневые Венины сумки, а он потихоньку двигал их, тоже ногой, обратно, поближе к ее вещам.
- Наши пути здесь должны разойтись, - сухо сказала Софочка.
- Дорогая Софа, - мягко возразил Веня и потрепал рыжие вихры Левочки,- посмотрите сюда…
Веня держал перед Софочкой раскрытую темносинюю книжечку.
- Ну и что? - спросила Софочка, разглядывая два цветных фото на соседних страничках. - Качеством не блещет.
Софочка уже давно не нравилась себе на фотографиях, а эта и вовсе была отвратной. А Венино фото ее не интересовало.
- Это наш документ. Общий. - Со значением сказал Веня, захлопнул книжечку и положил во внутренний карман потертого, серенького в клеточку пиджачка – самое лучшее, что нашлось у Вени в дорогу. - И мы всё теперь должны делать вместе. Всё! - подчеркнул он.
Софочка задумалась. Вытерла платочком взмокший лоб. Да, всего не предусмотришь. Откуда она могла знать? Так радовалась, что освободится, наконец, от вечного нытья старшей сестры, безумно завидовавшей Софочке, потому что сама не могла уехать – была привязана к больным полуинвалидным родителям мужа, а папа и мама, увы, не дожили до счастливых перемен, ушли в лучший мир. И вот, избавившись от всего этого – ссор, тесноты, нравоучений и постоянного беспорядка в общей квартире, Софочка уже в самолете мечтала о спокойной богатой жизни с Левочкой и мужем – тем мужем, которого она себе непременно найдет, в этом у Софочки сомнений не было – с ее-то большими выразительными глазами, пухлым ртом, тонкой (почти) талией, а уж волосы – у кого еще бывают такие густые черные волнистые волосы – чисто еврейская порода. Правда, слегка выступающие верхние зубы и широкие бедра – тоже признак еврейской породы, так она и летит туда, где все евреи, а не в какую-нибудь другую страну! А что там, в этом тоскливом галуте, у нее не получилось с личной жизнью, так это не ее вина. Просто ей не повезло, – Моня вдруг умер два года назад, а все другие порядочные евреи уже давно в Израиле. И все разбогатели. Она непременно должна найти себе подходящего, пусть даже вдовца.
Об Израиле у Софочки были весьма смутные представления. А точнее сказать – никаких определенных сведений. Кто-то что-то сказал, кто-то кому-то написал. Но Софочка точно поняла, что там всегда тепло, фруктов, меда и молока, и другой всякой еды изобилие, а главное – там все евреи. Правда, именно последний факт ее слегка смущал. Радовал, конечно, а как же, но... Софочка никогда не видела много евреев сразу. В синагогу (единственную в их городе) по субботам они с Моней не ходили, Моня сказал – ходить надо пешком, а это далеко. Софочка подозревала, что не в расстоянии дело, а просто Моня побаивается – на работе узнают и не будет продвижения по службе. Он таки и дослужился до заведующего большим складом. Софочка теперь будет ходить в синагогу – а как же. Там все ходят, и она пойдет. Надо соблюдать традиции своего народа, раз уж ты живешь со своим народом.
Новая жизнь рисовалась Софочке в ярких красках, подсвеченных солнцем, фруктами и мечтами о личном благоустройстве. Хватит мучиться в одиночку, и Левочке необходима мужская рука, чтобы не вырос шлимазлом.
И вот – здрасьте! Этот никчемный Веник так прилип к ней… Общий паспорт – кто бы знал! Придется потерпеть. Потом, попозже, развестись. Узнать надо, как это здесь делается…
Софочка смотрела в окошко такси – надо же, бесплатно везут! – какие красивые улицы! А дома! А пальмы!
- Левочка! Какая красота!
Левочка спал, положив рыжую голову на колени Вене.
2. ЭКСКУРС В НЕИНТЕРЕСНОЕ ПРОШЛОЕ
Несмотря на некоторую, странным образом сохранившуюся к тридцати двум годам наивность, Софочка считала себя бывалой и тертой женщиной. После неожиданной смерти Мони (о, каким Моня был мужем – всегда умел заработать!) ей пришлось самой добывать пропитание, и она устроилась посудомойкой и по совместительству уборщицей в маленькую кафешку –забегаловку попросту. Забежал – хлопнул стакашек, закусил пирожком, или остывшей сосиской и дальше побежал. Но некоторые засиживались подольше. Обычно, если трое. Поскольку «Бог троицу любит», то и очередная троица поначалу всегда плыла любовью и благостными улыбками, ну, а когда дело доходило до «уважения», тут-то обычно и начинались неприятности. Дружеские улыбки сменялись злобой и вроде бы, поначалу, несильными тычками, и как-то вдруг возникала драка с отчаянным мордобитием, и даже мог блеснуть откуда-то появившийся ножик. Софочка всегда с изумлением наблюдала картину столь быстрого перехода от взаимной любви и уважения к матерным выкрикам и ненависти, и вот уже один валяется на полу среди осколков тарелки и вращает подбитым глазом, а на физиономии то ли кетчуп, то ли кровь, а другой вообще лежит трупом, а третий – «победитель» - норовит шмыгнуть в дверь. Но дверь уже преграждают бдительные милиционеры, «труп» быстро оживает под их крепкими тумаками, всех героев увозят, а кто же за разбитую посуду будет платить – негодует Софочка. Заведующий кафешкой, а, в сущности, ее хозяин, уже смотрит неодобрительно на Софочку заплывшими жиром узкими восточными глазками, но она-то в чем виновата, раньше бы вызвал милиционеров, или он думает, что она, женщина, должна разнимать драчунов! Софочка прекрасно знает, о чем он думает: как бы уложить ее в своем закутке, именуемом кабинетом, на узкий дерматиновый диванчик. Но она лучше уволится и пойдет мыть посуду в другое место. Не потому, что он ей противен – это само собой, а потому что она добропорядочная женщина и себя уважает. И путь подавится своими липкими деньгами, которые пытается сунуть ей за лифчик.
Так и пришлось Софочке уволиться, а другого места не нашлось, да она и не очень искала. Так как твердо задумала уехать. И восприняла Веню с его пятью тысячами как весьма удачное свершение ее судьбы. Фиктивное посещение загса ее нисколько не смутило. Хотя надо было ждать после этого посещения еще целый год (вот уж странный закон, уж если брак фиктивный, он и через год не станет лучше качеством), но Веня сразу продал квартиру и отдал ей деньги – боялся, что она передумает и пойдет разводиться, и попросился жить к приятелю.
Иногда он приходил к Софочке, каждый раз объясняя, что случайно проходил мимо. Софочка наливала чай, доставала из шкафчика печенье. Веня стеснительно пил чай и, стараясь не хрустеть, осторожно откусывал печенье слегка кривоватыми зубами. Он радовался, если Левочка оказывался дома, они тут же пристраивались на уголке кухонного стола, и Веня рисовал смешные картинки. Появлялась Софочкина сестра, иронически косилась на «семейную идиллию» и начинала греметь у плиты кастрюлями. Веня догадывался, что пора уходить.
Визиты Вени были Софочке не интересны, но ведь не выгонишь человека. Она не очень понимала, зачем ему, русскому человеку, понадобилось уезжать, но Веня однажды, как мог, объяснил свою жизнь. Он закончил художественное училище, прикладное отделение, и всегда где-нибудь что-нибудь рисовал – там рекламы разные, витрины оформлял, ну и всё такое. Но пришли другие времена, и в новых рекламных технологиях он оказался ненужным, – объяснял Веня, глядя на Софочку грустными светлыми глазами. Они всегда у него были грустными. Но ей какое дело до его глаз. Неприкаянный мужичок. Бессемейный, что-то у него когда-то было, но не сошлось, – Софочка в подробности не вникала. Мало ли их таких – перекати-поле. Там поработают-подзаработают, перекатятся еще куда-нибудь. «Хочется чего-то нового, пожить как-то иначе, посмотреть другой мир, а то так жизнь и кончится», - сказал Веня. Ну и ладно, мужичок тихий, невредный, пусть едет, как-нибудь там устроится, ее это, в общем-то, не касается.
Софочка доллары не транжирила – там пригодятся, мыла в домах подъезды, так и протянули с Левочкой до отъезда. Но наивность и незнание разных тонкостей подвели Софочку. Оказалось, что избавиться от Веника нельзя – пока, во всяком случае. И Веня без колебаний и даже весьма настырно поселился с ними в снятой двухкомнатной квартирке. Пришлось определить ему спальное место – на узком диванчике в салоне, а Софочка с Левочкой вполне умещались на двуспальной кровати в другой комнате, еще и много места оставалось. Ох, Софка, Софка, не сумела отделаться от мужичка, корила она себя. Но не выгонишь, хоть на улице и не мороз.
3. НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Что самое главное и самое интересное в Израиле? Ну, конечно же – шук!
На второй же день, расспросив очень милую и приветливую соседку Дору, разговаривавшую на смеси русского и украинского с добавлением непонятных и еще чуждых Софочкину уху слов, и прихватив большую матерчатую полосатую сумку, она отправилась на поиски шука. На одной из улиц, по которой Софочка шествовала не спеша и глазея по сторонам, она услышала громкие крики, шум… Убивают! Или грабят кого-то, встревожилась Софочка. Но, всмотревшись на другую сторону неширокой улицы, догадалась – базар! Шук!
И Софочка погрузилась в этот шук, скоро полностью одурев от толкотни и гомона, от оглушительных выкриков и песен молодых, одинаково смуглых и глазастых продавцов. Спотыкаясь о чужие тележки, удивляясь невиданным фруктам и вздрагивая каждый раз, когда над самым ухом раздавался трубный вопль – ну и глотки луженые! – Софочка решилась. Сколько всего на прилавках – горы! Она купит только то, что хорошо знает. Главное – помидоры, огурцы и картошка, а там видно будет.
Софочка набрала в руки, сколько вместилось, огурцов, и понесла их к весам.
Молодой кудрявый продавец посмотрел на ее руки, тут один огурец выскользнул из растопыренных пальцев и упал на землю. Парень округлил и без того круглые черные глаза и рассмеялся. Поднял руку и ткнул пальцем вверх, – Софочка проследила направление и увидела над собой толстую пачку голубых прозрачных пакетиков. Пока она их рассматривала, огурцы один за другим выскальзывали из ее рук и падали на землю. Продавцу это не понравилось, он выразительно покрутил пальцем у виска. Софочка покраснела, положила оставшиеся огурцы на высившуюся перед ней гору помидоров и ушла, слыша за своей спиной гортанный клекот – смеется, подлец! Она отошла подальше от «подлеца» и, остановившись в сторонке, стала наблюдать, каким образом происходит купля-продажа. Через полчаса она вышла из шука, нагруженная разноцветными пакетами, даже персики и груши купила. Одно ее немножко расстраивало – в кошельке осталось мало денег, так, мелочь одна, серебро и желтеньких монет несколько. Кидают пакеты на весы, долдонят что-то, Софочка дает и дает деньги, а кто знает, сколько надо и правильно ли сдачу дают. Конечно, обманули. Ведь бумажка в сто шекелей была! Однако, присев на скамейку и пересчитав, она успокоилась. Серебряных монет набралось на шестьдесят шекелей. А она столько всего накупила!
Спустя несколько дней Софочка снова отправилась на шук. Веня тоже просился, но она упорно брать его не хотела, нечего изображать семью! Она шла, не спеша, по рядам, сравнивая цены на табличках. «Геверет, геверет! Русия!..» Софочка глянула – кудрявый парень весь вылез из-за горы помидоров, сверкал зубами и глазищами и призывно махал ей рукой, потом засмеялся и указал пальцем на пакеты. Софочка тоже засмеялась, подошла и стала отбирать самые красные и крепкие помидоры, складывая их в пакет – продавец сам оторвал и протянул ей. С тех пор они подружились, – если, Софочка, забывшись, проходила мимо, он кричал ей: «Геверет! Русия!» и однажды даже спросил ее имя, и теперь звал: «София! Иды суда!»
Софочка в ульпане сделала упор на числительные, и скоро начала понимать, какую цену называет продавец и сколько она должна получить сдачи.
Как-то Софочка возвращалась домой с полной тележкой – пришлось обзавестись, очень удобно, – и присела в маленьком скверике отдохнуть. Подошел подросток, черненький эфиопчик, и спросил: «Который час?»
«Эйн ли шаон», - ответила Софочка и услышала: «Так и скажи, что нет у тебя часов». Софочка воззрилась на него. Тут до нее дошло, что эфиопчик всё сказал по-русски, с самого начала. А она ответила на иврите. Даже в голову не могло придти, что эфиоп может спросить по-русски. Мальчишка расхохотался, сверкнул белыми зубами и белками и побежал по своим эфиопским делам.
Ну уж, если даже чернокожие евреи (неужто они тоже евреи – Софочка в этом несколько сомневалась) заговорили на русском, таком трудном для них языке, то неужели она менее способна, чтобы выучить иврит? Вот Левочка уже вовсю тараторит и даже помогает Софочке в домашних заданиях, но Софочка пребывает в тяжких сомнениях – не нахватался ли уже мальчик в школе плохих слов. Некому заняться ребенком и проверить его словарный запас, Веня, хотя и оказался вдруг очень способным к языку, но ленится, ходит в ульпан через раз, и стал очень занят – работает. Сидит на центральной улице на пластмассовом стульчике и рисует портреты всем желающим. Черным фломастером чирк-чирк – через несколько минут очень похожий профиль вырисовывается на белом листе. Веня и в фас может изобразить, но за фас берет дороже. Случается – кто-то недоволен (конечно, женщина) и не берет свой портрет. Веничка приносит его домой и кладет в стопочку на полке. Как-то он показал Софочке изображение очередной «отказницы».
- Симпатичная дамочка, - удивилась Софочка, - почему же ей не понравилось?
- Дамочка заявила, что у нее нет второго подбородка, и она надеется, что никогда не будет. Ты видишь, Софа, там уже третий припухает!
- Она совершенно права! Кому нужна твоя правда! Что ты суешь ее людям? Ты же не фотографию делаешь, а рисуешь. Рисовать человека надо красиво!
Веня задумался. И «отказников» стал приносить гораздо реже. Учить, учить надо мужиков, – думала Софочка, они же сущие дети! Что Веник, что Левочка – никакой разницы. Вот Моню ничему не нужно было учить, он все понимал без всяких подсказок. Так то ж Моня!
Заработанные деньги Веня пытался отдавать Софочке, но она не брала. Нечего изображать семью. «Картис» банковский и так у нее, и приходится покупать и готовить на всех троих. Не подпустит же она мужика к плите! Что он там может «наготовить»!
4. ТРУДНОСТИ ЯЗЫКА И ВОСПИТАНИЯ
Софочка пришла с занятий в ульпане встревоженная.
- Садись и учи! – она протянула Вене листок бумаги с десятком слов, написанных русскими буквами.
- Что это? – Веня взял листок.
- Плохие слова! В ульпане одна женщина дала переписать.
Веня уставился на Софочку.
- Надо знать, что ребенок говорит! И, если употребляет эти слова, надо наказывать!
- А кто наказывать будет? - поинтересовался Веня.
Софочка не ответила. Наказывать Левочку она не любила. Накричать, сколько голоса хватит – это да, но поднять на ребенка руку – никогда. Тем более, не могла доверить это Венику – вдруг он увлечется процессом.
- В угол поставлю. Я. - Решила Софочка.
Веня хмыкнул. Его самого в детстве ставили в угол. Полдетства он простоял в углу. И вот результат. Ничего не добился. Ни денег, ни чинов, ни приличного костюма.
- Детей надо не в угол ставить, а ремнем драть! - сказал Веня.
- Ты что ли драть будешь? - подбоченилась Софочка.
- Я?… - смешался Веня. - Почему это я?
- Учи! - Софочка ткнула пальцем в листок.
Веня начал громко читать непонятные слова.
- А перевод? - спросил он.
- Ну, вот же, всё тут есть…- Софочка наклонилась и стала водить пальцем – вслух она не решилась произносить такие скверные слова.
Но, кроме скверных слов, есть еще и другие, и запомнить их – это ж какую светлую голову надо иметь! А выговорить – язык сломаешь. После одного случая Софочка решила не раскрывать на улице рот, пока не выучит все слова.
Софочка как-то подошла к «суперу» и наткнулась у входа на коляску. А в коляске – такой херувимчик кудрявый! Софочка с умилением и с желанием польстить молодой, смуглой и тоже кудрявой мамаше, воскликнула:
- Гур яфе! Ах, какой гур яфе!
Мамаша вытаращила на Софочку круглые коричневые глаза. А Софочка не унималась и продолжала «гуркать». Тут мамаша замахала на Софочку руками и что-то быстро и возмущенно закричала. Конечно, Софочка не поняла ни одного слова, но обиделась и скоренько нырнула в магазин. Что уж, на ребенка нельзя взглянуть и слово ласковое сказать? Ну и обычаи!
Вернувшись домой, она заглянула к соседке Доре и поделилась своей обидой.
- Как, как ты назвала дитенка?.. О, так она тебя побить могла! Гур – это щенок, или котенок, ну, в общем, зверенок. А ребенок – тинок! Или – тинокет, если девочка. Повтори: ти-но-кет.
Софочка, конечно, расстроилась. Встретить бы эту мамашу и извиниться. Да где ее теперь найдешь. Еще и выучить надо, как правильно извиняться. А то опять можно при каком-либо случае ляпнуть что-то совсем обратное. Учиться надо! Лимдод и лимдод, как завещал Ленин.
Но Дора прервала ее самонравоучительные размышления. Ей тоже хотелось поделиться своими несчастьями.
- Слухай, Софа, мий бааль зувсим сказився, чистый мешугене стал! Шлимазл полный! Слухай, чего вин учинив!
Софочка с любопытством приготовилась слушать. О чужих бедах всегда интересно узнать, да и не без пользы для себя. Дора, используя весь свой мыслимый, а вернее, немыслимый набор из доступных ей языковых сфер, с пылкой горячностью и гневно сверкая черными глазами, рассказала, что ее Яша учудил на работе. Собирал он там складные лестнички – для квартирного ремонта или для других целей, хотя какие могут быть другие, не за книжками же наверх лазить, неужто тут у кого библиотеки дома есть, – так Яшка за смену живо повкручивал все винты и собрал целых восемь лестниц. Восемь! А другие собирали по четыре! На третий день все его заненавидели. Вразумляли: не спеши! Оплата-то почасовая, а не поштучная. А он, дурень, и на другой день собрал восемь штук и к девятой подступился. Хозяин всё приглядывался, да как наведет на других работников шороху! Так Яшке пришлось сбежать, чтобы не побили! Ну, не шлимазл ли? План перевыполнял! Думал, премию дадут, чи шо? Сейчас ходит, незнамо где – другую работу шукае! А всё клятое советское воспитание, чтоб ему ни дна ни покрышки!
Дора на минутку пригорюнилась, но тут же опять сверкнула глазами:
- Вот как найдет новую аводу, так я ему уже сказала, чтоб теперь ни-ни! Не выступай! Делай, как все! Скольки другие делают, стольки и ты! И баста! Да-а, нашим мужикам тут тяжко, чешутся руки в них! Так нехай в другом месте почешут!
Софочка согласно кивала и думала, что надо непеременно рассказать Венику, чтоб не попал, как Яша, в неприятное положение. У Веника тоже руки на работу чешутся, читает на улицах все объявления, потом висит на телефоне, но пока результата нет. Не в посудомойки же идти или за старухами ухаживать! Но про здешние нравы он должен знать заранее.
Но Веник на ее рассказ не обратил должного внимания и, похоже, для себя выводов не сделал. Он улыбнулся и сказал:
- Когда работа есть, надо ее делать, а ваньку валять – это для ленивых.
- Ну да, вот ты все переделаешь, и еще сверху, а тебе не доплатят, тогда что?
- Умный хозяин доплатит, а от дурака я и сам уйду.
Софочка спорить не стала, не привыкла она с мужчинами спорить.
5. СЧАСТЬЕ РЕБЕНКА – В КОЛЛЕКТИВЕ
Софочка отправилась в школу. Надо же, наконец, посмотреть – как учат, чему учат и почему не задают на дом уроков. Может быть, Левочка просто их не делает, что взять с восьмилетнего глупого мальчишки?
Она приоткрыла дверь и заглянула в класс. И застыла надолго с изумленным лицом. Такого она еще не видела. Дети, вместо того, чтобы прилежно сидеть за партами – да и не парты, просто столы, – занимались черт те чем. Кто жевал бутерброд, кто сидел верхом на столе спиной к доске, один мальчишка валялся на полу и радостно дрыгал ногами, а две девочки бегали туда-сюда и хохотали. Где же учительница? Наверное, у них сейчас переменка. Учительница нашлась – она стояла у окна, ела питу и запивала колой из бутылки. В синих, в обтяжку, штанах и кедах на босу ногу, со встрепанными, выкрашенными в яркофиолетовый цвет волосами, с кучкой блестящих сережек в каждом ухе…
Софочка, в ужасе прижав ладонь ко рту, отступила от двери. Но Левочка! Левочку она там не видела. Софочка посмотрела на табличку – ну да, это 1-й класс, а ей нужен 2-й.
Но и во 2-м классе происходило то же самое. Только учительница другая – толстая, в короткой белой юбке и желтой майке. Её Левочка сидел за последним столом и что-то рисовал, высунув в усердии кончик языка. Надо же, какой хороший у нее ребенок, не то, что эти оболтусы. Орут, бегают и все что-то жуют.
Софочка решительно шагнула в класс. Учительница с готовностью и неописуемой радостью на лице двинулась к ней.
- Шалом! Ат шель ми има?
То есть, чья ты мама – это Софочка сразу поняла.
Софочка указала пальцем на Левочку. Учительница еще больше обрадовалась и вдруг перешла на русский, ломаный, правда, но всё же более понятный для Софочки.
Оказалось, что Левочка меод (очень) хороший мальчик, всегда веселый, ведь главное что? – чтобы дети были веселыми, контактными, дружились, кол-лек-ти-визьм! – по слогам выговорила учительница и рассмеялась. Она подошла к Левочке и вытащила его из-под стола, куда он залез, как только увидел Софочку. Взяв с его стола листок, она, не заглянув в него, понесла торжественно Софочке. «Малчик лубит рисоват!» – сообщила она радостно. Софочка глянула и похолодела. На листке была нарисована женщина – бесформенная, в короткой юбке, с толстыми ногами-столбиками и спиральками волос на голове – вылитая учительница, но до пояса она была голая – с тщательно вырисованными кружками и точками посередине. Софочка поспешно сложила листок пополам и любезно кивала – учительница продолжала свой искренний монолог о коллективизме.
- А математика? А письмо? - робко заикнулась Софочка, но ее вопрос прошелестел мимо. Учительница только слегка приподняла черные бровки и, не отвлекаясь на пустое, пела свою песню. Ребенок, который усвоил значение коллектива, будет в жизни счастлив, кен, кен! – сияла крупными белыми зубами учительница, но тут визг и топот отвлек внимание обеих. Коллективизм вовсю развивался в углу класса: две девочки, черненькая и рыженькая, визжали и таскали друг дружку за волосы. А Левочка сидел за своим столом и опять что-то рисовал.
Софочка вернулась домой потрясенная. Левочка вполне может вырасти неучем! Даже должен! Но отзывчивая на чужие неприятности Дора, у которой было трое разновозрастных шлимазлов (к ним причислялся и муж), ее успокоила и всё объяснила. Дети растут здесь свободно, никакого принуждения, в младших классах всюду творится то же самое. Зато в старших классах дети берутся за ум, начинают учиться, родители нанимают репетиторов и – всё в порядке! Софочка была потрясена еще раз. Откуда у Левочки появится ум, если он сейчас не наберется его, и откуда у нее будут деньги на репетиторов!
Она поделилась своим возмущением с Веней, он сочувственно ее выслушал, немного подумал и сказал:
- Хочешь, я буду с ним заниматься? У меня по математике была четверка. Надо глянуть в его учебники.
Конечно, Софочка захотела. Ребенок должен получить образование!
Левочку таки поставили в угол. За то, что рисовал учительницу в «неприличном виде», за то, что накануне припозднился вечером и не думает, что мать волнуется, за то, что… Набралось много «плохих поступков, которые не делают другие (подразумевалось – хорошие) мальчики», и Софочка поставила его в единственный свободный угол в салоне. На пятнадцать минут – больше не получилось, пора было обедать. Не может же ребенок ходить, нет, стоять голодный, и так ребра просвечивают. Потом постоит, думала Софочка, собирая на стол в кухне тарелки и прислушиваясь к звукам в салоне. Не вытерпела, прошла по узкому коридорчику и заглянула… Левочка с очень грустным лицом стоял, опустив долу глазки, а Веня ему что-то тихо говорил. Левочка поднял рыжие ресницы, усиленно моргнул, выжимая слезу, но слеза не выжалась, и он только утвердительно кивнул головой, видимо, не согласиться с Вениными словами не было никакой возможности. Софочка тоже заморгала, но слеза так же не выжалась, и она вернулась к тарелкам. Через минуту крикнула:
- Обедать! - и добавила потише: - Всем.
Левочка, против привычки, ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусочек, чему до сих пор безуспешно учила его Софочка, всё съел и даже вытер, не спеша, хлебом тарелку и задумчиво теперь жевал этот хлеб, с большим интересом разглядывая на тарелке цветочки. Видимо, с надеждой ждал амнистии.
Веня, давно покончив с обедом, возился в коридорчике – с утра задумал делать шкафчик для обуви, всё уже было припасено, на улице чего только не валяется, даже диваны выбрасывают совсем целые, а уж дощечек всяких – завались. Веня поглядел, как Левочка неуверенными медленными шажками направляется в салон к ненавистному углу и сказал:
- Ну-ка, Лева, иди помогай, я один тут не справлюсь.
Левочка так и кинулся на зов, словно мечтал об этом шкафчике долгие годы.
К вечеру, объединенными усилиями, шкафчик был готов, внесен в салон, пристроен возле двери и поделен по полочкам. Левочка с удовлетворением раскладывал на своей полочке сандалии и кроссовки и косился на мать. «Хороший шкафчик», - сдержанно похвалила Софочка, и Левочка запылал всей своей рыжиной – веснушками, ресницами и голубыми глазами в рыжих точечках. С довольным видом он прошелся по комнате.
- Мама, а давай, поставим его в этот угол, здесь ему будет удо6но. А то у дверей некрасиво.
О, хитрое еврейское дитя!
6. ЛОВИСЬ РЫБКА – МАЛЕНЬКАЯ И МАЛЕНЬКАЯ
Веня умудрился где-то вывихнуть палец и не мог рисовать. Он заскучал. Часика два в день он занимался с Левочкой, потом отпускал довольного окончанием мучений ребенка во двор, а сам с грустным лицом слонялся по комнате. Софочке это не нравилось – еще депрессия начнется, только и говорят вокруг и пишут в газетах про эту депрессию. В Союзе никто о ней понятия не имел.
Чтобы не оставлять Веню скучать одного, Софочка взяла его с собой на шук. Но там он куда-то делся. Исчез человек, как провалился. Софочка бегала с тяжелыми пакетами по рынку (тележку не взяла, рассчитывая на Веню), расталкивая неповоротливые чужие спины, зацепила ногой чью-то тележку так, что та грохнулась и пришлось бежать, унося ноги от гнева хозяйки, и тут, наконец, она увидела Веню. Он стоял возле маленького бассейна с живыми карпами и жадно их разглядывал. Софочка обрадовалась – нашелся! И сама удивилась этой радости. Став за спиной Вени, стукнула себя кулачком по лбу, приводя мыслящее устройство в надлежащее состояние. Софка, Софка, чего это ты? Куда он денется? Кому он нужен? …А что это за фифа рядом с ним стоит?
Возле Вени, что-то слишком близко, стояла маленькая полная и аккуратная дамочка и тоже глядела на рыб. Она что-то сказала Вене, он кивнул. У Софочки внутри ворохнулось недовольство.
- Веничка, - ласково пропела Софочка, вдруг сама не узнавая своего голоса. – Что ты здесь стоишь? Или рыбки хочешь? Так я вчера купила к Песаху двух карпов…
Дамочка оглянулась на Софочку, повернулась и ушла. Софочка проводила ее недружелюбным взглядом – ноги-то, ноги, выровняла бы их сначала, а походка – корова и только! Ходят тут, прилипчивые…
Веня потупил глаза и уперся в свои пыльные сандалии. Софочка тоже посмотрела вниз. Совсем разваливаются сандалии. Надо купить новые… А что еще?.. Новые брюки или уж сразу парадный костюм?! Конечно, он занимается с Левочкой, и посуду моет, но это еще не повод… Разбаловать мужика – проще простого, он и возомнит что-нибудь… Софочка вспомнила прилипчивую дамочку и сказала:
- Веничка, пойдем домой… Я уже всё купила.
Она сунула Вене пакеты.
- Ты не знаешь, где тут рыбу ловят? - спросил Веня. - Я бы удочку купил…
- Я думаю, что в пустыне. Ты что, раньше рыболовом был?
Веня воодушевился и всю дорогу рассказывал о наживках, удочках, блеснах и прочей дребедени. Софочка слушала невнимательно. Веня сник, опять поскучнел, и до вечерних новостей по телевизору промолчал, сидел в кресле в углу, листал русско-ивритский словарь и что-то шепотом заучивал.
После Песаха (карп получился у Софочки превосходный) Веня попросил у Софочки немного денег. Поскольку просил он в первый раз, она без звука дала тридцать шекелей, подумав, положила сверху еще пять: «на пиво». И ушла на работу. Уже три месяца Софочка прирабатывала «по-черному» – убирала у одинокой интеллигентной старушки, готовила ей, а та платила, не слишком скупясь. Но такая хорошая работа попалась Софочке не сразу. Убирала она сначала у польской еврейки. Худющая, истончившаяся до сухого морщинистого стебля, она ходила следом за Софочкой, что-то бормотала на смеси польско-русско-идише, показывала поблекший синеватый номер на руке и твердила про Освенцим. Ладно бы только ходила и твердила, так она устроила Софочке «свой Освенцим» – так Софочка сказала Вене. Софочка ежедневно ползала по мокрому полу и мыла плитки – по два рядочка, потом надо было менять воду и мыть следующие два рядочка, а хозяйка стояла над ней или, устав, садилась на стул и бдительно наблюдала процесс, то и дело тыча недовольным пальцем в пятнышки. Так пятнышки-то не от грязи, плитки такие –рябенькие. Но разве докажешь! И куча разных салфеточек – каждую неделю их стирать и раглаживать тщательно утюгом, опять же под наблюдающим недреманным слезящимся оком. А платила «освенцимка», с трудом выпуская из дрожащих пальцев каждый шекель, хотя пенсия у нее была приличная.
И Софочка сбежала. Дора – добрая душа – нашла ей другую старушку, и с этой Софочка сразу поладила.
Вернувшись от своей «хозяйки» через два часа, Софочка не увидела в квартире Веничку. Телевизор молчал, радио «Рэка» тоже не вещало. Левочка, конечно, во дворах шманяется с дружками, но этот-то где… В кухне нет, в туалете нет… Моется?.. Дверь в ванную сразу поддалась. Софочка увидела неподвижную Веничкину спину. Он сидел на табуретке, наклонив голову над ванной, и не шевелился. Софочка осторожно, не дыша, заглянула через его плечо… В ванне было много «дорогой» воды. В воде что-то искрилось и трепыхалось. Головастики, что ли?.. Рыбки! Много маленьких юрких рыбок сновали туда-сюда, вдоль ванны и поперек, резвились, всплывали, шевелили плавничками и снова уходили вглубь… Софочка зачарованно следила за ними, совершенно не понимая, что происходит. Вдруг она заметила, что над водой свисает короткая удочка, а в середине ванны красуется голубой поплавок. Поплавок вздрогнул и заплясал. «Клюет!» – изумилась Софочка. Про себя, конечно. Она тихо-тихо прикрыла дверь и на цыпочках отошла. Воды, воды сколько набрал! – негодовала Софочка. Платить-то кто будет? Свихнулся Веничка. Если вот сейчас «Маген-Давид» вызвать, точно заберут. Софочка попыталась представить Веничку в психушке, наголо обритого, с вытаращенным бессмысленным взглядом и поежилась. Да нет, не свихнулся он, конечно. Видно, тоска заела.
Софочка вернулась в ванную и, словно видела подобную картину много раз, спокойно позвала Веничку помочь почистить картошку. Веничка смущенно посмотрел на нее и согласно кивнул.
Рыбки жили в ванной несколько дней. Пока Веничка с Левочкой не выловили их всех на удочку с насаженными на крючок хлебными шариками. Пойманных Левочка отдавал соседскому толстому серому коту, тот хрустел ими и потом с вожделением облизывался. Когда рыбки кончились, Софочка мыла этой водой пол, сливала в унитаз, так что большого убытка не случилось. Веничку она не ругала, только часто поглядывала на него. А он вдруг повеселел, словно, наконец, утолил свою страсть. Но Софочка подумала, что это ненадолго. Или еще рыбок купит, или другое придумает. Что-то давно он рисовать не ходит… Ну и пусть, чем красоток капризных рисовать, лучше дома дело найти, вон стульчик Левочкин совсем развалился.
Стульчик Веничка починил быстро, Софочка даже удивилась. Да, Веничка то и дело заставлял ее удивляться.
7. ИУДЕЙСКИЕ РАЗБОРКИ
Следующее увлечение Венички не стоило Софочке ни гроша. Веничка стал играть в домино. До обеда он пропадал в парке неподалеку от дома. Возвращался голодный, с веселым блеском в глазах. Софочка принюхивалась – не пахнет. А для Софочки основа жизни – трезвость. Моня тоже не пил. Только на Первое Мая или на Песах. Исключительно красное вино – говорил, для здоровья полезно. Ах, Моня-Моня… Здесь красного вина всяких сортов, и так дешево…
Софочка сходила все же в парк – прогуляться. Посмотрела издали на компашку из пяти мужиков за большим деревянным столом. Четверо играют, а один смотрит. Сидят, стучат по столу, весело вскрикивают. Рядом с Веничкой носатый Шимон из соседнего подъезда… Шимон тоже не работает, всё жалуется на болезни, а жена пашет на двух работах. У Софочки с Веней еще «корзина» идет, а когда закончится, надо денежную работу искать…
Софочка на другой день встретила на улице носатого Шимона и сказала:
- Какой стол там у вас хороший, в парке… Для вас, доминошников, что ли, специально сделали?
- Ага, для нас. Веник твой сделал. Натаскал досок и построил. Руки у твоего мужа, что надо!
А потом что-то случилось. Веничка пришел из парка хмурый и на другой день сидел дома. На следующий день тоже. Софочка пыталась подступиться и так и этак – Веничка не поддавался. Наконец, сдался.
- Не подхожу я им, - упершись в экран телевизора, где девицы в цветастых сарафанах плавно водили хороводы, нехотя сказал он.
- Как это? Почему?
- Рылом не вышел. Рыло у меня другое…
- Какое? - настороженно спросила Софочка.
- Какое-какое… Русское!
- Ну и что?
- А то… Сказал один… Чего мол я сюда явился… и по какому праву, понаехали тут всякие гои… Ну, и еще кое-что…
- Подрались?
- Почти. Разняли нас. Но я туда больше не пойду.
- А как зовут его?
- Моисей. А тебе зачем?
Софочка очень хорошо поняла Веничкину обиду. Надо принимать меры.
Ох, Софка, Софка, и чего это ты так разволновалась, поругивала она себя по пути в парк. Софочка подошла к столу и разглядывала мужчин. Шимон здесь… а больше никого она не знает.
- А кто будет из вас Михаил? - любезно спросила она.
Один поднял голову и, держа в руке костяшку, вопросительно глянул на Софочку. Недоуменно шевельнул черными бровями.
- Это ты, значит, Михаил? Там Михаил – здесь Моисей. Там Семен – здесь Шимон. Там ни в Бога, ни в черта не верили, а здесь в синагогу бегаете. Там яички красили, а здесь мацу кушаете. Теперь – евреи! Вы все – эмигранцы-побежанцы! И всё. И нечего строить из себя еврейских праведников! Ишь ты, русские им не подходят, такие да сякие! А вы кто? Иудеями себя возомнили? Обрезание уже сделали или как? А там вы кто такие были, небось, паспорта свои не любили показывать? И где ваша дружба народов, про которую с детского сада вам талдычили? А стол этот кто вам сделал? Вениамин, муж мой! И он, между прочим, не заявляет, что раньше профессором был или директором, как вы – все в начальниках были! Неужто? А Веничка руками всю жизнь работал – вот! – Софочка хлопнула ладонями по столу так, что черные с белыми горошинами костяшки подскочили. Она обвела глазами изумленные лица. - Чего расселись-то? Доминошники! Там ничего хорошего не построили, и тут ничего не делаете!
- А чего тут делать-то, - примирительно сказал один. - Работы нет…
- Как чего? Пустыню осваивать. На ваш век хватит.
Мужчины рассмеялись. Они с любопытством смотрели на Софочку и перешептывались.
- А чего же твой Вениамин не осваивает? - спросил носатый Шимон.
- Будет, будет. Вот в себя немного придет после перемены климата, и будет работать. Он на все руки мастер, дома не засидится.
Хорошо так, дружелюбно поговорили. Софочку даже играть пригласили, но она отказалась: - Я в карты могу, в дурачка, а эту игру я не понимаю.
Веничка опять стал ходить в парк – за ним пришел Моисей и позвал. Сказал:
- Ну, мало ли что, между своими, бывает… Пива лишку выпил, и понесло…
8. НАКАМИРА – ИДЕАЛЬНАЯ СЕМЬЯ
В дверь позвонили. Софочка, как обычно, не заглядывая в глазок, открыла. Две девушки – маленькие, аккуратненько одетые, с хорошенькими, то ли китайскими, то ли японскими личиками, – радостно заулыбались, сложили руки лодочками и, кланяясь, быстро залопотали – кажется, на иврите. Софочка ровно ничего не поняла и сказала, что лучше бы «русит». «По-русски! Мы немножко по-русски!» – просияли девушки и показали какой-то проспект. Там было по-русски написано про идеальную семью, про воспитание идеальных детей, пунктов было много, Софочка не вникала, девушки так радостно сияли круглыми личиками и узкими глазками, объясняли – «семейная акция!», ничего не оставалось, как пригласить их войти.
- Где муж? Муж? - оглядывались они. Софочка развела руками: «Ушел».
- Фото есть, фото? Фотография? - дружно зачирикали девушки.
- Фото?… Кажется, есть. - Софочка порылась в тумбочке и достала маленькое цветное фото Вени, из оставшихся после фотографирования в аэропорту.
- О! О! Красивый! Как у нас, как в Япан!
Что там такого красивого. И вовсе он на японца не похож. Ну, если им так кажется.
На какой-то бумаге она расписалась, написала в графе свой номер телефона – наверное, для отчета перед начальством им нужно.
Девушки, щебеча на русском, иврите и японском, положили фотокарточку на стол, накрыли ее куском прозрачной пленки, достали из сумки бутылочку с соком и маленький стаканчик, и предложили Софочке выпить. Она пила немного терпкий и горьковатый сок, они радостно наблюдали, потом вылили несколько оставшихся капель на пленку.
- И он тоже! - пояснили они и захлопали в ладоши. - Мишпаха това! Мишпаха яфа! - кричали они, смеясь.
Софочка была рада, что Вени нет, как бы он на всё это посмотрел…
Девушки смочили водой (у них в сумке была и бутылочка с водой) руки себе и Софочке и попросили повторять за ними. Софочка, смеясь, шлепала себя мокрыми ладонями по щекам, по голове, повторяла слова на незнакомом языке, и все дружно захлопали в ладоши. Софочке было ужасно забавно, японочки так увлекли ее своим шаманством… но вдруг она почувствовала резкое головокружение, в глазах потемнело, она пошатнулась и последнее, что Софочка ощутила – как ее, ласково что-то приговаривая, подхватывают и аккуратно укладывают на пол…
Софочка очнулась. Увидела где-то далеко над собой белый потолок. Потолок медленно приблизился и остановился на привычном расстоянии. Почему она лежит на полу… Как болит голова и немного подташнивает. Софочка села, но быстро встала и побежала в туалет. Ее стошнило, и стало полегче. Софочка вернулась в комнату… Что же это такое? Разбросанные вещи, выдвинутые ящики… Головная боль немного отступила, и тут мысли сразу прояснились. Девушки! Японки! Завертели, задурили, напоили чем-то… Боже мой! Какая же она дурочка! Документы, документы где?.. Софочка в ужасе перебирала вытряхнутое на пол имущество. Документы валялись под стулом. Уф-ф! А банковский «картис» и карточку с номером счета она всегда держала в укромном месте в кухне, негодяйки туда не добрались. Кошелек в сумке, конечно, оказался пуст. Там было двести шекелей – потеря, но можно пережить. Софочка потрогала уши – сережки золотые на месте. Не заметили под волосами. А вот колечка с бирюзой на пальце нет… Жалко, Моня подарил перед свадьбой.
Злясь и обзывая себя разными словами, Софочка стала наводить порядок. Она бы поплакала, но ей было так стыдно за свою глупую доверчивость, и она так злилась на себя, что слезы, на миг подступив к глазам, сразу высохли. Только бы Веник не явился сейчас. Ну, а если явится, она скажет – генеральная уборка. Что-то еще беспокоило её… А… а доллары? Пять тысяч?! Софочка бросилась опять в кухню, дрожащими руками достала из подвесного шкафчика металлическую яркую банку с надписью «Кафе» и открыла… Манная крупа желтела ровненько и нетронуто. Все, даже Левочка, терпеть не могли манную кашу, поэтому она и купила манку – никто не тронет. Софочка все же просунула внутрь палец и нащупала сверточек. На месте! Доллары на учебу Левочке, на университет. В Израиле всё денег стоит, больших денег. Софочка так обрадовалась, что теперь у нее покатились градом слезы. Вытирая их, она вернулась в комнату. А что это за бумага на столе… А, тот текст, что они сунули ей, когда вошли. Разные красивые слова про идеальную семью и воспитание идеальных детей. Под текстом было напечатано буквами покрупнее: «Председатель Семейной Федерации за всемирный мир» и синими чернилами четкая подпись – ТАКАЕ НАКАМИРА, а ниже японские иероглифы… Да, эти мерзавки что-то говорили про этот листок, мол, можно в рамочку и повесить на стенку. Ага, и самой рядом повеситься – наглядный урок другим «идеальным семьям». Ой, а она еще где-то у них расписалась и телефон свой дала… Идиотка! Теперь ни к телефону не подойдет, ни дверь никому не откроет!
В дверь позвонили. Софочка застыла. Звонок повторился. Софочка с замершим сердцем тихо подошла и посмотрела в глазок. Веничка… Она готова была броситься ему на шею и всласть наплакаться. Ну что бы ему раньше придти, когда эти ужасные японки только вошли.
Софочка открыла дверь.
- Где ты пропал? Уже обед готов давно… А я тут уборку затеяла…
9. БОЛЬШАЯ ДРАКА ЗА МАЛЕНЬКУЮ СТРАНУ
В пятницу, с утра, Софочка с Веней надумали пойти в каньон – торговый центр. Вернее, это Софочка надумала и решила взять с собой Веника. Чтобы опять не накупить лишнего, ерунды какой-нибудь. А то как-то ходила она туда одна, так чего только не притащила домой. Веня рассматривал и удивлялся.
- А это зачем? - повертел он в руках причудливую маленькую вешалку с двумя «позолоченными» крючочками. - У нас же есть.
- Понравилась…
Теперь Софочка не понимала, зачем она польстилась, ей даже неудобно стало. И к чему она купила эти фарфоровые подставки для яиц, они яйца всмятку не едят. Лучше бы подсвечники купила, уж очень красивые были. Таки нет, дорого показалось.
Вешалку Веня прибил в спальне за дверью, чтобы халат каждый раз в шкаф не вешать, пояснил он, и Софочка успокоилась.
Они уже приближались к каньону, но Софочка вдруг присела на скамейку – ремешок на босоножке расстегнулся. Пока она возилась с ремешком, Веничка стоял рядом и смотрел на образовавшуюся толпу перед входом в каньон. Софочка встала, но они не успели и шагу сделать, как впереди, в нескольких метрах от них, в самой толпе что-то грохнуло, повалил дым, и из этого дыма стали с криками выскакивать люди, некоторые выбегали и сразу падали…
Софочка тоже закричала, попятилась назад и рухнула на скамейку, с ужасом глядя на страшную картину… Завыли полицейские и санитарные сирены, появились носилки, мужчины в голубых форменных рубашках суетились и оттесняли любопытных, перед скамейкой собрался стенающий народ, а Софочка сидела за спинами людей в полной прострации.
- Софа… Софочка, - Веня взял ее дрожащую руку, - пойдем отсюда. - Не плачь, Софа…
Он всю дорогу держал ее крепко за руку, а дома заставил выпить вина, и выпил сам.
- Веня, - с плачем сказала Софочка, - если бы не моя босоножка, мы бы тоже туда успели… А Левочка…- она еще громче зарыдала, - Левочка… остался бы оди-ин… пришел бы из школы, а нас не-е-т…
- Ну, Софочка, успокойся… Нам повезло, а другим… Что за страна, то там теракт, то тут…
- Так ты уезжай, - вытирая слезы, сказала Софочка, - зачем тебе тут… - она не договорила.
- Вот придумала! С чего это я уеду! Не дождешься, - улыбнулся он и погладил Софочку по голове. Софочка притихла.
- Пойду-ка я, встречу Леву. Чтобы не загулял куда-нибудь, - сказал Веничка, - а ты ляг или еще вина выпей, оно успокаивает, а мы с Левой скоро…
Веничка ушел, Софочка сидела за столом и тупо разглядывала яркую наклейку на бутылке. Как иногда же страшно бывает, и ничего не сделаешь. Одно дело слышать по радио или видеть быстрые кадры на экране, сидя на диване с чашкой чая – да, ужасно, да, жалко, и когда же это закончится, как будто война идет, а может быть, уже война? И тут – увидеть своими глазами… крики, стоны, амбулансы… Боже мой! Ты видишь сверху и всё это позволяешь? Каких-то двух минут не хватило, чтобы дойти туда – до смерти, или до покалечения. Бог, значит, спас ее и Веничку, но почему только их. Они ничем не лучше тех, что тоже пришли за покупками. Такая маленькая красивенькая страна, а ее вокруг все ненавидят, и всё взрывают и взрывают… Нигде евреям нет покоя, даже в собственной стране… Софочка несильна была в истории, но свято верила, что земля, на которую она ступила с трапа самолета – еврейская, и ей здесь предназначено жить и растить Левочку. А Веничке тоже здесь нравится. Нет, Веничка не уедет, не бросит их… Даже если она ему доллары отдаст. А вдруг надумает?.. Но что же они не идут так долго?
Софочка бросилась к окну, а там уже Веничка с Левочкой идут… Веничка положил руку Левочке на плечо и что-то говорит ему, а Левочка с серьезным лицом слушает.
10. БРОШЕННЫЙ ДОМ
Однажды вечером Софочка почувствовала боль в левом боку, ближе к спине. Сначала кололо несильно, а потом как шилом. Всю ночь она, тихо постанывая, вертелась на постели, отчего Левочка тоже стал недовольно брыкаться и что-то сквозь сон бормотать. Наутро боль не прошла, стала еще сильнее. Софочка отправила Левочку в школу и сказала Вене, что сходит ненадолго в поликлинику. Веня хотел что-то спросить, но Софочка уже повернулась спиной – докладывать, где и что у нее болит, она не собиралась.
Перед кабинетом врача все стулья были заняты больными, но долго ждать Софочке не пришлось: из кабинета пациенты выскакивали один за другим, и Софочка им завидовала, – наверное, у них уже ничего не болит. Не зря говорят: больному только от разговора с хорошим врачом становится лучше. Тем более что врач по-русски говорит (к такому и записалась!), значит – своя, олимка.
Дородная, белолицая и подбородистая, с выкрашенными желтыми волосами (а темный пробор-то виден – Софочка очень наблюдательная, и почему это здесь так любят краситься в блондинок?) врачиха протянула руку к Софочке за пластиковым синим «картисом», вставила его в прорезь компьютера и забегала по клавишам пухлыми, унизанными кольцами, пальцами. Софочка показала рукой, где у нее болит, сказала, что, кажется, у нее температура, врачиха скользнула в ее сторону взглядом и снова уткнулась в экран. Софочка стала считать кольца, но быстро сбилась, потому что на каждом пальце их было не по одному. Послышалось жужжание, сбоку на стол выполз белый лист, и врачиха протянула его Софочке: «Анализ. Кровь», - коротко сказала она.
Не очень удовлетворенная Софочка – причем анализ, когда ей так больно, – вышла из кабинета, прошла несколько шагов и пошатнулась. Молоденькая секретарша с компьютером, люди вместе со стульями – всё вдруг куда-то поехало, и мгновенно вовсе исчезло…
Очнулась она от противного воя сирены и поняла, что лежит в машине и её куда-то везут.
Софочка пробыла в больнице три дня, у нее оказалось воспаление почек, Веничка навещал ее каждый день и приносил фрукты. Софочке было больно и тоскливо, она уже с утра смотрела на распахнутые двери палаты и, когда в них возникал Веничка, она деловито давала ему указания – как сварить суп, и чтобы не забыл положить туда картошку, и нельзя кормить Левочку одними пельменями, и… и… Веня только хмыкал и согласно кивал, спрашивал, сильно ли болит, сочувственно смотрел на Софочку, потом уходил, Софочка провожала его взглядом и вздыхала: дом совсем брошенный. Она грустно рассматривала сквозь большое окно чистое голубое небо, на котором летом почти не бывает облаков, и думала о том, что Веник вряд ли сварит хороший суп, и как там Левочка без ее присмотра, и почему это Веня так быстро сегодня ушел, конечно, разве кого интересует больная женщина, женщина должна быть всегда здоровой.
Вокруг была постоянная суета, забегали и выбегали улыбчивые медсестры – то таблетку, то укол, подходили важные и недоступные врачи, задавали одни и те же вопросы, медсестра переводила, они кивали и с достоинством удалялись. К чернокожей и мелко-кудрявой молодой женщине на соседней кровати толпами ходили кудрявые родственники и гомонили возле нее часами, Софочка раздражалась и сердито задергивала зеленую занавеску между кроватями, но тогда ей казалось, что она слишком одна, и Софочка дергала занавеску обратно. А что, если она месяц здесь пролежит! – с ужасом думала Софочка.
Но, слава Богу и врачам, в Израиле лечат быстро, и на четвертый день Софочка была дома и жаждала вернуть свои бразды правления.
Как ни странно, в квартире наблюдался порядок, не было ни пыли, ни грязной посуды в раковине, а в холодильнике из глубокой миски торчала ножками вареная курица.
- И суп есть? - недоверчиво спросила Софочка. Веничка кивнул и показал на плиту – там стояла закрытая кастрюля.
- Не суп, а бульон, - поправил он и добавил: - Леве понравился.
- Спасибо, - сдержанно сказала Софочка, и Веничка скромно улыбнулся.
- Пойду, постираю, - неуверенно промолвила Софочка, - я тогда собиралась, но не успела…
- Да ладно, не беспокойся… Садись, поешь и отдыхай.
Но Софочка была упряма и направилась в ванную. Бак стиральной машины был пуст. Она постояла, разглядывая блестящую дырчатую внутренность. Нет, Моня никогда ничего такого не делал. Да она, слава Богу, и не болела. А если бы заболела, то всё равно бы встала. Она привыкла всё делать сама и считала, что иначе и быть не может.
11. КОФЕ СО СЛИВКАМИ
Софочка проснулась поздно и, еще с закрытыми глазами, стала ругать себя – опять проспала! Но она лукавила сама с собой. Потому что уже неделю она утром просыпалась позже, чем обычно. Софочка погладила подушку рядом и прислушалась. Веничка, как ни старался не шуметь на кухне, но, то чашка звякала о тарелку, то ложка стукнет по сковородке, а вчера такой грохот устроил – кастрюлька для варки яиц упала на пол, а пол ведь каменный, Софочка так и подскочила на кровати, подумала – арабы бомбят! Конечно, Левочка уже ускакал в школу, и не с куском булки в руке, а нормально позавтракав – слушается он Веничку, только глаза таращит, но без звука.
Интересно, что Веничка готовит сегодня на завтрак? Софочка потянулась всем телом и зажмурилась… почувствовала, как жар приливает к щекам. Да, она и представить себе не могла, что такое может случиться. Её сыночек Левочка вдруг перейдет спать на диванчик в салоне – и с каким удовольствием! –а Веничка…
Неделю назад они пошли вечером прогуляться. Ну, просто так – прогуляться и всё. Хотя такого у них не было заведено. Веничка сказал:
- Пойдем, Софочка, погуляем. Может быть, в кино сходим, идет новый русский фильм… Что это мы дома, да дома…
И правда, подумала Софочка, все гуляют, по городу или в парке, тем более, что Веничка в новых брюках и сандалиях, и рубашка новая, красивая – белая, в голубую клеточку.
В кино они не попали, билетов уже не было, посидели на улице в кафе, пили кофе «капуччино» и ели очень вкусные пирожные. Веничка расплатился сам.
Софочка догадывалась, откуда у него завелись деньги – два дня уходил рано, приходил уже к ужину, похоже, ремонт кому-то делал – на руках и на старых рабочих брюках следы краски.
А потом, после кафе, Веничка купил ей цветы. Ей! Цветы! Она в растерянности держала в руках букет белых хризантем, обернутый в блестящую фольгу и перевязанный алым бантом, и молчала, а Веня улыбался. И вдруг обнял Софочку за плечи и поцеловал в щеку. А кругом народ, все гуляют – пятничный вечер, шабат наступил. Вон мужчина с женщиной, тоже не молодые, оглянулись. Софочка зарделась как школьница. И опять ничего не сказала.
Потом они сидели на скамейке в полутемном парке, а букет лежал рядом. Потому что Софочкины руки были заняты… Волосы на затылке у Венички были мягкие и кудрявые. «Тебе стричься пора!» - заявила Софочка, выкручиваясь из крепких объятий, ну и силища у него! Веничка недоуменно провел рукой по голове – причем тут, мол, его стрижка. Как-будто Софочка сама знала! Она встала и пригладила растрепавшиеся, как ей казалось, волосы. От помады, наверное, и следов не осталось. Раньше не красилась, с чего это ей вздумалось. Что же это такое делается? Ну, Веник, ну Веник… Дома она займет свои прежние позиции!
- Знаешь, - сказала Софочка, усевшись на скамейку на приличном расстоянии от Венички и глядя в ночное небо, - здесь звезд гораздо меньше, чем там…
- Зато они ярче… Наверное, здесь ближе к Богу.
- Ты веришь в Бога? - удивилась Софочка.
- Ну как сказать… Кто-то же привел меня сюда.
«Я привела», - хотела сказать Софочка, но промолчала. Ведь и ее кто-то, или что-то привело сюда.
- Выбери себе звезду… скорей, а то облако наплывает!
- Зачем? - засмеялась Софочка.
- Она будет твоя. Навсегда.
Пока Софочка вглядывалась и выбирала звезду, Веничка придвинулся и обнял ее за плечи, но Софочка не пошевелилась, ее вниманием целиком овладели звезды. Но облачность уже надвинулась, яркие искорки в небе исчезли, и Софочка решительно встала.
- Софочка, - сказал безмятежно Веня по дороге домой, - знаешь, чего мне хочется?
Софочка молчала. Мало ли что ему теперь хочется…
- Мне хочется иметь мотоцикл. На работу ездить, на… рыбалку…
О чем это он… Ни работы, ни рыбалки, разве опять в ванне… Софочка представила Веничку верхом на мотоцикле и расхохоталась. Веничка тоже рассмеялся. На них вдруг напал неудержимый смех, и они смеялись до самого дома над каждым сказанным пустяком.
А дома… Софочка была потрясена: Веничка сказал тихо Левочке всего несколько слов, и Левочка вмиг побежал в спальню и появился в дверях со своей подушкой и одеялом, и рожица у него была такая довольная. Пришлось доставать из бельевого шкафа для него простыню. Левочка притащил в свою новую постель свои игры и ничем другим уже не интересовался. А Софочка прошла в спальню и сидела на кровати, притихнув, как мышка.
Вошел Веничка с мокрыми после душа волосами.
- Софочка, я освободил ванную… Ты идешь?
Софочка попыталась прошмыгнуть мимо него. Больше всего ей хотелось устроить громкий скандальчик, наорать на Веника и поставить его на место. Но Левочка уже лег, может быть, и заснул…
Веничка не дал ей проскочить, обнял и прижал к себе.
- Ну, хватит упираться… В конце концов, мы с тобой женаты уже… целых полгода! Даже немного побольше…
Он стал целовать Софочку в губы, шею… Ну не устраивать же скандал посреди ночи!
Наутро Софочка старалась убедить себя, что Веничка применил нахальный и беспардонный натиск, но быстро оставила это пустое занятие. Во-первых, потому что через неплотно прикрытую дверь доносились вкусные запахи, и оказалось, что на столе в кухне ее ждал горячий, пышный, посыпанный укропом, омлет, кофе со сливками, и даже готовые бутерброды лежали на тарелочке. «Лева позавтракал и пошел гулять», - сообщил Веничка. Во-вторых, Веничка… А, может быть, это было во-первых… Моня никогда в жизни не готовил ей завтрак, и Моня никогда… Да что всё Моня и Моня!.. Он ни разу, даже Восьмого марта букетика ей не подарил, только и знал свою экономию, а уж в постели… пять минут трепыхания (всегда удивлялась – что в этом женщины могут находить хорошего), и Моня уже спит лицом к стенке, и храпит, как… как… А что такое кофе со сливками, она и понятия не имела.
Софочка вошла в кухню в розовом шелковом халатике, который еще неделю назад лежал в чемодане на самом дне – приберегался, непонятно зачем. Веничка снял фартук и пододвинул Софочке стул. Она сидела, разглядывая салат из огурцов, красного перца и помидоров, украшенный веточками петрушки, и бутерброды с ветчиной… Всё выглядело так красиво и аппетитно, и это было приготовлено не ею… Целую неделю он готовит завтраки, хотя никто его не просит.
- Веня… - сказала Софочка, глядя на блюдо с салатом, - Ты меня любишь, что ли?
Веничка, прожевав помидор, отложил вилку.
- А разве я этого не говорил?
- Нет. - Софочка мотнула головой, продолжая разглядывать салат.
Веничка смотрел на нее, и его серые глаза смеялись.
- А с чего бы я на тебе женился? Просто так, что ли?
Софочка растерялась. Она не знала, что и думать. Ведь ясно, почему они в загс ходили. Она подняла глаза и поняла, что Веня шутит, забавляется. Никогда не поймешь его, всю неделю вот так – смеется и шутит.
- Софочка, а не выпить ли нам вина? По случаю шабата, конечно. Ну и еще один повод есть…
- Какой же? - полюбопытствовала Софочка, следя, как Веничка достает бутылку, рюмки, разливает вино.
- Меня берут на работу. Постоянную, - подчеркнул Веничка. - В деревообделочный цех. Ну и… сегодня неделя, как ты стала моей женой…уже не де-юре, а де-факто… Я сначала очень боялся тебя… и даже думал, что всегда буду бояться…
Софочка слушала, затаив дыхание.
- Но потом… ты мне нравилась всё больше и больше. А когда ты меня приревновала на рынке…
- Я? - вскинулась Софочка. - Приревновала?!
- Да-да, не притворяйся, что не помнишь! Вот тогда я посмотрел на тебя иначе…
- И что? - осторожно спросила Софочка, еще сердясь на его, целиком выдуманное, предположение. Подумаешь, посмотрела вслед какой-то корове.
- Ничего… С тех пор я за тобой ухаживаю. Неужели ты не заметила?
- Врешь ты всё. Ты за мной не ухаживал.
Но Софочка опять лукавила. Веничка ведь не только чистил картошку и ходил в супермаркет за продуктами. Он беспрекословно бросался исполнять всё, что она просила – почистить, повесить, прибить, и она все время встречала его странный и слегка напряженный взгляд, а однажды он открыл дверь в спальню, а она как раз переодевалась, так Веничка вовсе не поспешил извиниться и даже несколько задержался, пока Софочка открывала рот, чтобы возмутиться. Вот так он постепенно и наглел, а теперь что уж – обратно из постели не выскочишь. Ох, Софка, пожурила она себя, врешь ты сама себе, и давно врешь.
- Ну, ладно. Наверное, я неправильно ухаживал. Ничего, я теперь наверстаю...
Веничка встал, подошел к Софочке, поднял ее и посадил к себе на колени. Она пыталась вывернуться из его рук, но силы женские так невелики…
ЭПИЛОГ, без которого никак нельзя.
--------------------------------------
Как пробежали три года, Софочка не успела и заметить. Левочка подрос и посерьезнел – ума все-таки прибавилось (спасибо Веничке), его рыжие волосы посветлели – выгорели на горячем солнце. Софочка еще немного раздалась в бедрах – жаркий климат и кофе со сливками к добру не приводят.
Веничка с Софочкой купили квартиру – в кредит, конечно, на целых двадцать пять лет, еще и Левочке останется выплачивать. Случалось у них еще много всякого – и хорошего, и не очень. Бывали даже семейные разборки, Софочка оказалась, к собственному удивлению, очень ревнивой, но Веничка на нее за это не сердился, и всё заканчивалось полным примирением: свою невиноватость Веничка обычно доказывал в самой дальней и очень уютной комнате (молоко и мед текут, как оказалось, именно в этих стенах). Софочка даже хотела родить, но ничего не получилось, и Веничка успокаивал её – есть же у них Левочка!
Каждый шабат Веничка разливает по рюмкам вино и говорит: «Лехаим»! А потом неизменно добавляет: «Ты еще не жалеешь, Софочка, что сделала со мной фиктивный брак?» Софочка обычно не отвечает. Но иногда в шутку сердится и говорит:
- Ну что ты! Я с самого начала в тебя влюбилась! А когда ты стал ловить рыбок в ванне, я была от тебя без ума!
- Да, - вздыхает Веничка, - когда же я выберусь на рыбалку, говорят, здесь есть хорошие места и клев замечательный…
-------------