Поступила заявка на энергию обмана и вырождения. Количество 250 нанов. Шевелитесь, работайте. Бары АлаМандер волнуются.
Любаша никогда до сегодняшнего дня не видела Соню. Агафья, родная сестра её матери, осталась жить в Нежине. Мама Любаши в молодости влюбилась в солдатика из Краснодара, что служил в воинской части в Нежине. Поехала после его демобилизации на Кубань. Поженились, жили хорошо. У них родилось трое детей, из которых выжила одна Любаша. Давно она ездила с мамой на её родину, полюбила свою тётю Агафью за её кроткий нрав, всепрощение и рассудительный ум. Когда пришла телеграмма от Агафьи, Любаша даже раздумывать не стала. Её всегда тянуло к родне, хотелось иметь братьев или сестёр, хотя бы двоюродных.
«Сонечка такая красивая девочка, не повезло бедняжке. Ну, ничего, это жизнь, в ней всяко бывает». Так размышляла Любаша, пока заканчивала домашние хлопоты. Все спали после обеда. У Любаши появилось время сесть и хорошенько поразмыслить. Любаша любила думать о чём-нибудь отвлечённом. Сегодня у неё появилось желание провести остаток дня в спокойствии, в бездеятельности. Осмыслить происходящее, привести в равновесие чувства, возникшие в дороге и на новом месте. Надо подумать и спросить себя - люблю ли я своих родных настолько, что смогу прожить в этом доме долго? Так думала Любаша. И кого я люблю, и умею ли любить вообще? Когда она задавала себе такой вопрос, в области сердца возникал призрачный внутренний сигнал. Одних людей она вспоминала с радостью. При воспоминании о других людях возникало ощущение нестабильности, желание, чтобы это знакомство быстрее закончилось, недовольство и раздражение. Когда она думала об отце Павлика, хотя никогда его не видела и ничего о нём ей Агафья не сказала, возникало недоверие, ожидание и смятение.
Когда Любаша думала о себе самой, у неё возникало противоречивое чувство ненужности никому. При мысли о Соне Любаша чувствовала, что с этой девочкой случится нечто такое необычное, чудесное, сказочное. А затем наваливалось ощущение боли, травмы, неприятностей.
О Соне Любаша могла думать легко. Всё - таки они одной крови, одного рода. Сонина река жизни говорила, что в ней лежат подводные камни поступков её предков. Кровь шептала какому-то незнакомому человеку: ты, крестьянский выродок, посмотри на свои скулы, посмотри на руки и размер ступни. Может быть это шло от её и Сониного прадеда Хрисанфа? Всё его потомство вымерло в детском возрасте. Витя заболел сразу тремя болезнями и умер в больнице за четыре дня. Было ему шесть лет. В это время Коля пошёл гулять в сад и провалился в яму вниз головой. Вечером пошёл сильный снег. Нашли Колю весной, когда снег расстаял. Ему было всего пять лет. Их сестра родилась со всеми признаками вырождения. Умственная отсталость на её лице выглядела впечатляюще. Только она и осталась в живых и прожила до старости. Ни рода от неё, ни плода. Все вымерли, одна дурочка старая вечно сидела у ворот на скамейке да крутила листочек в руках, всегда улыбалась непонятно чему.
Пока все дети были живы, и Любаша иногда играла с ними, она заметила, что дети постоянно строили дворцы. Да и все родственники по маминой линии пытались строить дворцы. Казалось, что они родились с этим желанием дворца в своей наполовину крестьянской крови. Они всякими правдами и неправдами брали по два, а то и три соседних участка, строили себе дома в глубине участков, далеко от дороги, в то время, как все обычные селяне строили дома ближе к дороге, впритык к забору. За домами у всех селян шелестели огороды, в которых они проводили большую часть своей жизни, преимущественно головой вниз. У двоюродных, да и у самой Любаши, перед домом были зелёные лужайки. Особенно заботился об этом Хрисанф. Он высаживал деревья вдоль своего участка так, чтобы они закрывали его от всего мира.
Агафья рассказывала Любаше, что её в этом дворе не сильно праздновали, потому что она была больше похожа на Ксению. Но всё - таки Агафью во двор допускали, потому что в её глазах играло чудо глаз Филиппа – этой непостижимой, хранящейся глубоко внутри, мечты, любви, надежды и основы всего существования филевских полукровок, их позора, несчастья и взлёта. Когда дети оставались одни, они играли всегда в одну игру: строили то ли замок, то ли дворец. Из всего, что попадалось под руку: обломков игрушек, дощечек, палочек, листьев, цветов, комков грязи, льда зимой, обрывков одежды. Из всякого рода мусора дети строили подобие дворца, своего родового гнезда, о котором им шептала кровь, куда они страстно хотели вернуться, но не могли, потому, что не знали, где это и по какому праву они могли туда попасть. Кто они? Они даже не знали фамилии своего прародителя, только слышали шепот его крови в своих венах, что диктовал им неприемлемые для их сословия, желания. Родители, бабушки и дедушки никогда не говорили между собой об этом родстве. Только однажды все взбудоражились, когда одному из них, потомков Фильки, он сам написал письмо и предложил поехать с ним навсегда за границу, жить во Франции. Написал он по одной причине: ни сыновей, ни внуков у Фильки не было, дочери состарились, а потомок был отчаянно похож на Филиппа. Но родня никуда не отпустила. Так они все и продолжали жить. Работали в колхозе, вечерами пели в тесном домашнем кругу, рассказывали друг другу свои стихотворения, которые сочиняли не понятно как и для чего. Всех Филькиных филевских потомков отличала с одной стороны мечтательность, поэтический склад характера, любовь к музыке и всему красивому, а с другой стороны крестьянский оптимизм и телосложение. Тяга по весне копаться в огороде, хоронить в земле семена, тыкать в плохо вскопанные грядки бледные корни помидорной рассады, чтобы дождаться лета, когда потянет на романтику, к морю, под белый зонтик. Потом вернуться, сидеть в кресле напротив огорода, смотреть, как он всё больше зарастает сорняками. Вспоминать эпизоды запретной летней любви и наблюдать, как погибают под солнцем не политые и не прополотые никем, помидоры и огурцы. И так каждый год, год за годом, всю жизнь, кровь незаконно рожденных катила свой невообразимый коктейль, дурманящий голову разными сумасбродными желаниями. Катила и катит до сих пор, как на колёсах. Потому, что в центре всего этого безумия с места на место кочует цыганский табор, что примешался со стороны одной из жён потомков Фильки. Вот такой коктейль как раз и нравился вахтёрам ПортАла.
Они допивали на смене коктейль из предательства, обмана и невинности. Вахтёрам во время дежурства пить не разрешалось. Вся энергия человеческих эмоций пересылалась на базу в виде пучков сжатой информации. Счётчики активно считали трафик закачки, и нельзя было обмануть ни на мегабар. Но вахтёры научились взламывать почтовые качалки универсальным кодом, потихоньку тырили состояние и списывали потери трафика на снижение скорости, устаревшее оборудование шлюза, слишком большое количество вновь подключённых и не продвинутых потребителей и так далее.
Вахтёры заметили, что у каждого человека, из эмоций которого скачивали коктейль, свои жизненые интересы, установки, намерения, свои взгляды, мнения, сомнения, причуды и приколы. Собственно, свой отличительный вкус. Поэтому они потеряли интерес качать с масс и переключились на индивидуалов. Каждый подобрал себе индивидуальный вкусик и шпынял своего донора без устали. Вынуждал его к повышению или занижению самооценки, изменение требований к себе и другим, подталкивал к совершению действий по удовлетворению желаний, которые казались человеку не его собственными, чужеродными, мешали жить. Они, эти желания, как голодный волк, неустанно дёргали внутри и толкали: давай, давай, иди, сделай это. Иногда так и хочется нарисовать эти неосознанные, идущие изнутри потребности, в виде уродцев, что родились безо рта. На его месте у кого ухо, у кого глаз, у кого мозги набекрень. Уродцы голодные кричат, их надо накормить, заткнуть их крик, но ротики не сформированы. Смотреть на это страшно, но взгляда не оторвать. Они – поднадзорные. Чтобы они жили, гуманисты вливают им через капельницы питательный раствор в виде всякого рода утолителей желаний. Поэтому вахтёры имеют возможность наблюдать, что происходит, какие чувства они испытывают, в какой форме их выражают.
Они понаблюдали за Любашиными мыслями, измерили степень ценности её воспоминаний, решили, что это может быть интересная вкусовая добавка, как лимончик в чай или мороженное в кофе. Быстренько включили оборудование и стянули энергию мыслей и чувств в свой незаконный, левый, лично для себя устроенный приёмный контур. Любаша почувствовала, что смертельно устала от этого думания, и пошла спать.
автор Надежда Николаева
вот перевод
Une commande pour une ;nergie de mensonge et de la d;g;n;ration est arriv;e. Quantit; 250 nans. Bougez, travaillez. Les bars d’Alma der s’inqui;tent.
Lubacha n’avait jamais vu Sonia jusqu’; aujourd’hui. Agafia, la s;ur de sa m;re, avait rest; vivre ; Negin. La m;re de Lubacha pendant sa jeunesse ;tait tomb;e amoureuse de soldat de Krasnodar qui faisait son service militaire dans le r;giment ; Negin. Apr;s sa d;mobilisation elle lui suivait ; Kuban. Ils s’;taient mari;s et vivaient bien. Ils avaient eu trois enfants mais une seule Lubacha avait surv;cu. Il y a tr;s longtemps Lubacha allait avec sa m;re dans sa ville natale. Elle aimait bien la tente Agafia surtout pour son doux caract;re, sa mis;ricorde et son esprit raisonnable. Quand un t;l;gramme d’Agafia est arriv;, Lubacha ne se donnait m;me pas la peine de r;fl;chir. Elle d;sirait toujours de revenir dans sa patrie, avoir les fr;res ou les s;urs, au moins les cousines.
Sonia ;tait une tr;s belle fille, mais la pauvre, elle n’avait pas eu de la chance. Eh bien, c’est la vie, ce n’;tait rien, dans la vie tout ;tait possible. Pensant ainsi, Lubacha finissait les t;ches domestiques. Tout le monde dormait cet apr;s midi. Lubacha avait un peu du temps pour s’asseoir et bien r;fl;chir. Lubacha aimait de penser ; propos de quelque chose d;tourn;e. Aujourd’hui elle avait l’envie de passer sa journ;e dans le calme et dans l’inactivit;. Elle voulait comprendre le pr;sent, mettre en ;quilibre ses sentiments apparus pendant le voyage et ; la nouvelle place. Il fallait faire un point pour savoir une r;ponse ; la question : « Est-ce qu’elle aimait assez ses proches pour vivre dans cette maison longtemps ? »C’;tait ainsi que Lubacha r;fl;chissait. Qui j’aime et si je sais aimer en g;n;ral ? Quand elle posa ces questions ; elle-m;me dans le domaine de son c;ur le signal illusoire int;rieur apparaissait. Il y avait des gens auxquels elle pensait avec la joie, mais ses pens;es ; propos des autres gens provoquaient la sensation de l’instabilit; et l’envie que cette connaissance s'ach;ve au plus vite, et ; m;me temps elle ressentait le m;contentement et l’irritation. Quand elle pensait du p;re de Pavlik, bien qu’elle ne l’ait jamais vu et qu’Agafia n’ait racont; rien sur lui, elle ressentait la m;fiance, l’attente et la confusion.
Quand Lubacha pensait de soi-m;me, chez elle apparaissait la sensation contradictoire d’inutilit; ; personne. En pensant ; Sonia elle pressentait qu’; cette fille arrivera quelque chose tellement extraordinaire, merveilleuse, f;erique. Mais puis les sensations de la douleur, de la blessure, des ennuis apparaissaient.
Lubacha pouvait facilement penser ; Sonia. Elle et Sonia avaient le m;me sang, venaient de m;me famille. La rivi;re h;r;ditaire de Sonia racontait que les pierres au fond venaient des mauvais actes de ses anc;tres. Le sang chuchotait ; propos d’une personne inconnue : « Toi, un paysan d;g;n;r;, regardes tes pommettes, regardes tes mains et la taille de tes pieds. » Peut-;tre cela venait d’elle et d’arri;re grand-p;re de Sonia Khrissanf ? Tous ces descendants sont morts en ;tant des enfants. Vitia tomba malade de trois maladies ; la foi et mort ; l’h;pital en quatre jours. Il avait six ans. ; cette ;poque Kolia partit se promener dans le jardin et bascula dans le trou la t;te en bas. Ce soir-l; la neige forte tomba. Kolia ;tait retrouv; en printemps, quand la neige avait fondu. Il n’avait que cinq ans. Leur s;ur ;tait n;e avec tous les signes de la d;g;n;ration. La d;ficience mentale sur son visage ;tait impressionnante. Mais seulement elle restait vivante et vivait jusqu’; la vieillesse. Tous avaient disparu et une seule vieille sotte ;tait ;ternellement assise pr;s de la porte sur le banc en tournant la feuillette dans ses mains et en souriant ; la chose incompr;hensible. Quand tous les enfants ;taient vivants Lubacha parfois jouait avec eux. Elle avait remarqu; que tous les enfants construisaient les palais. Mais tous les membres de famille de sa m;re tentaient de b;tir les palais. Il semblait qu’ils ;taient n;s avec ce d;sir du palais dans les veines avec ; moiti; le sang paysan. Par toutes les fa;ons honn;tes et mal honn;tes ils avaient appropri; deux ou m;me trois terrains o; ils avaient b;ti les maisons au fond des terrains, loin des routes, tandis que les paysans ordinaires avaient construit leurs maisons pr;s de la route, col;es ; la cl;ture. Derri;re les maisons chez les autres paysans froufroutaient les potages et ils passaient la grande partie de la vie principalement la t;te en bas. Chez les cousins des Lubacha devant la maison on voyait des pelouses vertes. Khrinssaf avait souci; beaucoup de cela. Il plantait les arbres le long du terrain de mani;re qu’ils le ferme de tout le monde. Agrafia racontait ; Lubacha qu’elle n’;tait pas bien accept;e dans cette cour car elle ressemblait plus ; Ksenia. Mais finalement Agafia ;tait admise ; la cour ; cause de ces yeux, dans lesquels jouait le miracle des yeux de Philippe, o; vivaient les r;ves, l’amour, l’espoir et les bases de l’existence de demi-sang, leur honte, leur malheur et leur survol. Quand les enfants restaient seuls, ils jouaient toujours ; un seul jeu : ils construisaient soit le ch;teau, soit le palais. Ils utilisaient tout ce que leur ;tait tomb; sous les mains : des fragments des jouets, les planchettes, les baguettes, les feuilles, les couleurs, les paquets de boue, la glace en hiver, les morceaux des v;tements. Les enfants rassemblaient toute genre d’ordures pour r;aliser leur palais, leur nid familial ; quel chuchotait leur sang, o; ils voulaient revenir passionn;ment mais ne pouvaient pas car ils ne connaissaient pas o; cela se trouve et selon quel droit ils pouvaient arriver l;-bas. Qui sont eux ? Ils ne connaissaient pas le nom de son a;eul, ils entendaient seulement le chuchotement de son sang dans les veines qui dictait le d;sir inacceptable ; leur tiers-;tait. Les parents, les grands-m;res et les grands-p;res ne parlaient jamais de ce lien parent;. Mais une seule fois ils ;taient tous excit;s quand un d’eux le descendent de Filka avait re;u la lettre de Filka lui-m;me, o; il l’avait propos; de vivre en ;tranger, en France avec lui. Filka avait ;crit selon une seule cause : il n’avait ni fils, ni petits fils, ses filles avaient vieilli, mais ce descendant ressemblait farouchement ; Filka. Mais sa famille ne l’avait laiss; partir nulle part. Ainsi ils continu;rent ; vivre. Ils travaill;rent dans le kolkhoze, et le soir ils chant;rent dans le cercle ;troit domestique, racont;rent l’un ; l’autres les po;mes qui composaient personne ne savait pourquoi. Tous les descendants de Filka distinguaient d’une part le caract;re r;veur, po;tique, l’amour de la musique et de tout beau, et d’autre part l’optimisme et la constitution paysanne. L’envie au printemps fouiller le potager, mettre dans la terre des semences, ficher aux plates-bandes mal b;ch;es les racines p;les des plants de tomates pour attendre l’;t; quand reviendra l’envie du romantisme et puis regarder comment le les potagers se couvrent plus en plus par les mauvaises herbes. Se rappeler les ;pisodes de l’amour d;fendu d’;t; et observer comment les tomates et les concombres p;rissent sous le soleil non arros;s et non sarcl;s. Et ainsi chaque ann;e, d’ann;e en ann;e, toute la vie, le sang des b;tards roulait le cocktail inimaginable ;tourdissant la t;te de diff;rents d;sirs fous. Ce sang roulait et roule, comme sur les roues. Parce qu’au centre de toute cette folie erre d’une place ; l’autre comme le campement de tziganes, que s’est m;l; du c;t; d’une des femmes des descendants de Filka. Voici tout juste un tel cocktail plaisait aux gardiens de Portail.
Ils achevaient de boire le cocktail de la trahison, de mensonge et de l’innocence. Aux gardiens pendant le service n’;tait pas permis de boire. Toute l’;nergie des ;motions humaines ;tait renvoy;e sur la base en forme des pinceaux de l’information serr;e. Les compteurs calculaient activement le trafic d’augmentation et on ne les pouvait pas tromper m;me sur un m;gabar. Mais gardiens avait appris ; forcer les fauteuils ; bascule postaux par le code universel, en piquent tout doucement l’;tat et les pertes du trafic sur la r;duction de la vitesse, sur l’;quipement vieilli de l’;cluse, sur la quantit; trop ;lev;e de nouveau consommateurs connect;s et non inform;s et cetera. Les gardiens avaient remarqu;s que chez chaque personne, les ;motions ; qui ;tait transf;r; dans le cocktail, cette personne- l; avait ses int;r;ts dans la vie, ses orientations, ses regards, ses opinions, ses doutes, ses caprices et ses rigolades. Au propre, elle avait ses go;ts distinctifs. C’;tait pourquoi les gardiens avaient perdu l’int;r;t de prendre l’;nergie des masses et s’;tait attach; ; un seul individu. Chacun choisissait ; lui-m;me le petit go;t individuel et harcelait son donneur infatigablement. Il l’obligeait ; l’augmentation ou la minimisation du jugement port; sur soi-m;me, au changement des exigences vers soi et vers les autres, en poussant vers l’accomplissement des actions de la satisfaction des d;sirs qui semblaient appartenir ; quelqu’un d’autre, et d;rangeaient de vivre. Ils, ces d;sirs, comme le loup affam;, tiraient infatigablement de l’int;rieur et poussaient : « donne, donne, vas-y, fais ;a. » parfois on veut dessiner ces inconscients, des besoins venants de l’int;rieur en forme des avortons qui ;tait n;s sans bouche. A la place de la bouche souvent se trouve une oreille, ou un ;il ou le cerveau de travers. Ces avortons ont faim, ils crient, il faut les nourrir. Leur bouche crie en n’;tant pas form;. C’est terrible de regarder, mais il est impossible de d;tacher le regard. Ils sont les personnes en surveillance. Pour qu’ils vivent, les humanistes versent ; l’aide du perfuseur la solution nutritive en toute forme des satisfacteurs des d;sirs. C’est pourquoi les gardiens ont la possibilit; d’observer ce que se passent, quels sentiments ils ;prouvent, sous quelle forme les expriment. Ils ont observ; les pens;es de Lubacha, ont mesur; le degr; de la valeur de ses souvenirs, ont d;cid; que ce peut ;tre un suppl;ment int;ressant gustatif, comme un citron dans un th; ou la glace dans le caf;. Rapidement ils ont allum; des appareils et ont serr; l’;nergie des pens;es et des sentiments dans leur contour de la r;ception ill;gale, gauche, adopt; uniquement pour eux-m;mes. Lubacha avait ressentit la fatigue mortelle apr;s ces r;flexions et elle ;tait all;e dormir.