Запрокинув руки за голову, я смотрел на проплывающие надо мной серые облака, лежа на плоской крыше одной из многочисленных высоток третьего уровня. От земли меня отделяла не одна сотня этажей, столько же метров, а выше меня, по проложенным по воздуху линиям носились скоростные поезда аэроэкспресса и пролетали редкие вертолеты, последние из ночных охотников. В целом ночка выдалась довольно горячей, сейчас же, рано утром, в семь, в такое странное для меня время бодрствования – иногда, конечно, я и сутками засиживал за клавишами -, все участники устроенной облавы разбредались по своим домам, либо возвращались в организацию, либо нервно глотали успокоительное. Сумасшедшая недогулянка подходила к концу, а я только скалился в небо, при виде вертушек перебираясь под укрытие выхода на крышу, без особых проблем прячась там до поры до времени.
За последние несколько часов темноты я успел десяток раз вновь почувствовать будоражащее все нутро чувство опасности, шекочущий пятки порыв бежать, играющий градусами в крови вырабатываемый адреналин и общий подъем настроения. Что бы кто ни думал из моих коллег не по профессии, но по образу жизни, а я обожал опасность. Конечно, как и каждая крыса, я боялся, до холода и пустоты в животе боялся снайперов, обученных собак, занимающихся травлей ‘грызунов’, которые способны одним укусом меткой пули прервать биение темно-алого сердца и работу великолепных мозгов. Сколько гениев полегло таким образом? Никто никогда не узнает точное количество, но о самых знаменитых хакерах, в конце концов пойманных, ходят легенды. Только вот настоящих мастеров не знает никто, ибо они действуют так, что их и не выследишь. Не могу сказать: к сожалению или увы и ах, но меня вряд ли можно было отнести к их числу, хотя это и было бы лестно, но – нет. Облава была устроена с главной целью: поймать меня. И это льстило. Блять, да это чертовски, просто дьявольски льстило! Только все закончилось неудачей для псов правительства.
Усмехнувшись теребящему белые лохматые волосы ветру, подхожу к краю крыши и сажусь на каменный бортик, бросая взгляд вниз, смотря на далекую землю с высоты птичьего полета. Там ездят машины, такие маленькие и совсем почти незаметные, похожие на невзрачные точки люди, где-то там возвращаются в организацию выполнившие сегодня ночью грязную шумную работу снайперы в униформе и с винтовками наперевес… Достав из нагрудного кармана электронное отслеживающее устройство, одним движением колеса управления разблокировав его, с удовлетворением отмечаю, что красная точка на экране с панорамой города передвигается медленно, но верно по направлению к логову своего начальства, в целости и сохранности. Возможно, с трофеем из имен убитых хакеров в своем охотничьем списке. Только вот одно имя: Trash - так и остается гореть жирными черными буквами на белых листах у каждого из второй группы оперативников. Там еще есть парочка особенно выискиваемых вундеркиндов, но я не знал: живы ли ребята. Дело в том, что на сегодня пришлось отключить ноутбук, а также телефон, так как была врублена чертова Ищейка, засекающая не просто каждый звонок и идентифицирующая номер, местонахождение и чуть ли не личность того, кто звонит, но чутко реагирующая на одно лишь включение телефона в сеть. Поэтому я не мог узнать у Dess’a и Stely, выбрались ли они живыми из этой заварушки, хотя все шансы и были: я их предупредил после того, как ко мне приперся Ночь и хмуро заявил, что сегодня снайперы будут развлекаться. Строя дурака, я, тем не менее, не упустил свой шанс и подцепил к нему мелкого жучка, потом оставалось только подхватить все нужное, особенно информацию, настроить наушник на связь и отслеживать каждый шаг моего партнера, производимый в компании с его бывшим наставником. Правительство, однако, настроилось серьезно прижать чей-то белый хвост стальной мышеловкой, но никто не мог и предположить одну вещь. Этот самый бледный крыс спит с, живет с и любит – вот блин, дожил – одного из самых элитных снайперов, действующего всегда соло. А еще День точно знает то, что Ночь любит его. Просто по Черному это видно, а слова излишни. Я сам скорее скажу всему миру, что я и есть тот самый, выискиваемый всеми, начиная с недовольных грабежами компаний и заканчивая военными силами, Trash, таким образом совершая идиотское самоубийство, чем скажу ему, что люблю его.
Семь утра. Шум крутящихся лопастей вертолета. И я поправляю рюкзак, поднимаясь на ноги.
С десяти лет я ненавидел тех, кто отобрал у меня родителей, заставив выживать одного в пустой квартире, где жил лишь я, компьютер да мой скорпион. Семейная пара Дэтт просто бродила в торговом центре в момент взрыва здания, организованного для сноса строения. Почему с людьми? Их и так много. Заодно, чтобы убрать побольше народу, расчистить место, в центре было устроено небольшое празднование, собравшее большую толпу людей. Все было вынесено на обозрение как террористический акт злоумышленников. Даже разыгран спектакль на эту тему.
С десяти лет я копил ненависть, лелея ее, я взращивал ее и всегда подпитывал негативным отношением к какому-нибудь очередному закону, выдвигаемому в этом ненормальном мире. Терра резко и стремительно становилась полностью авторитарной системой, где либеральность – это было сродни ругательству. Здесь были в чести только те, в чьих огромных клешнях с цепкими когтями была власть, а власть была у того, чей кошелек был наполнен всегда и просто неиссякаем.
Тогда меня звали Трансенд Дэтт – родители выбрали имя в честь когда-то существовавшей, огромной компании по производству электронных носителей и других гаджетов, еще на Земле, а сам же я, спустя время, улыбался над значением слова, изображающего мое имя: «превышать». Девять лет назад я был Трансом, пока не похоронил свою фамилию и имя в недрах памяти, когда стоял с опущенными на шею наушниками у могилы моих родителей, закопанных вместе наспех и без всяких обрядов, как фантики, мусор, который сметают в помойную яму. Тогда-то, в то хмурое утро, прямо как сегодняшнее, я и стал Гранджем. Весьма символично, не правда ли?
Затем я стал Трэшем, выносящим мозг не только другим, но и самому себе, просиживающим за компом сутками, забывающим поесть, попить, поспать, но зато развившим мозг и пальцы до способности мыслить и действовать в гипертрофированных масштабах со скоростью щелчков клавишей клавиатуры. Я нигде не оставлял следов, я всегда подписывался разными именами и только на паре дел, особенно крупных, по дурости во время горячных порывов, написал «Trash. День вас любит».
Я крэкер, а не хакер.
Я взломщик.
Из Сети каждый закладывает другого, стоит только поймать одного, потому я доверял лишь двоим, с которыми никогда не имел общего дела. Тут каждый знал меня под разными никами, и только пара людей, жизнь которых, как я смел надеяться, продолжалась и по данную секунду, знала, что Trash – это Grunge, он же Лейкоцит, Кровяная Клетка, Dr.Death, R@m@shk@ и куча других вымышленных имен, созданных для прикрытия альбиносной личности.
Четыре, почти пять месяцев я периодически жил, трахался с тем, кто по назначению оказался моим злейшим врагом, незаметно для самого себя привязываясь к нему.
Альфа против альфы.
Снайпер против Крысы.
Прицел в лоб и кнопка «delete».
Крыша.
- Ты на мушке, Крысеныш. – Обнаженные белоснежные клыки и темные голубые глаза.
- Одно нажатие – и тебя нет, собака. – Кривая усмешка бледных губ и кровавые рубины глаз.
Я ненавидел и ненавижу правительство, из-за которого мы живем в дерьме, из-за которого все хакеры – враги народа, хотя они просто познают систему, из-за которого умирают ни в чем, в сущности, не повинные люди, из-за приказов и пожеланий которого люди убивают друг друга.
Я ненавижу тех, кто ПРАВИТ жизнью других. Кто готов править МОЕЙ жизнью и жизнью МОЕГО Ника.
Я ненавижу. Ненавижу. Я так долго ненавидел, девять лет, что и забыл, как это – любить.
Я блефовал, не открыв ни одного досье на Ника, а в его винтовке не было пуль.
А потом мы, матерясь, рвали друг другу губы до крови, царапали кожу, оставляли синяки и вымещали собственное смущение, раздражение и злость в агрессивном сексе. Оба мы знали, на какую тропу ступили, но отдавали себе отчет в том, что, если что… Раньше я думал – предам, брошу, заложу, спасу свою жизнь, а на других плевать, но теперь кое-что изменилось, а именно – в моей вечно Белой жизни появился самый настоящий Ночь, которого, как лету не хватает солнца, так и не доставало мне.
И я злился за это на самого себя, иногда до увечий, нанося их самому себе, а для этого дома было множество колющих, режущих предметов и стены, теряя в такие моменты здравый смысл. Я знал за собой неадекватное поведение, когда мозг отрубался, потому что уставал от бесконечной работы, производимой со скоростью передачи сигналов в процессоре, и потому на утро обнаруживал избитым либо себя, либо, если он спал со мной, серьезно покусанным – Ника, одну из причин моей злобы, потому что...
Я ведь не умел любить. Не умел. Девять лет я уверял себя, что я - бесчувственный, но эмоциональный, просто машина ненависти, выполняющая нужные ей самой задачи, а когда столкнулся с тем, к кому возникло чувство привязанности, готов был выть и бросаться на стены. Мне легче было бы устранить возникшую передо мной проблему, изгрызя ее вирусом, но я не мог. Не мог. У Ника был мощный антивирус, который взломать не удавалось. И потому я кусал его, злясь больше на самого себя, чем на него. Кусал и любил. Рвал зубами плоть, окрашивая кровью, и потом с бесконечной любовью зализывал его раны, извиняясь перед своим Ночем и даже принося ему в постель кофе.
А потом он пришел и сказал, что сегодня облава, и я – главная цель.
Прыжками спускаясь по лестнице, надувая из жевательной резинки пузыри, я разминал на ходу затекшее от долгого лежания на твердой земле тело, наработавшееся сегодня за ночь на год вперед благодаря пробежкам по крышам и городу. Накатывающая массивными волнами усталость устранялась подмывающей необходимостью устроить бредовую, ударившую неожиданно в голову штуку для завершения прекрасного дня, а потому я нацепил темные очки на излишне чувствительные к дневному свету глаза и вышел на первый этаж. Хоть и День, а свет не люблю. От него больно.
До организации мне пришлось топать всего ничего, я специально, с тонким – хорошо, абсолютно грубым и идиотским – расчетом выбрал почти соседнее здание от главного средоточия зла для всех потрясающе умных и изворотливых людей, занимающихся, по мнению некоторых разожравшихся компаний и государства, преступной деятельностью. Вот кто бы говорил.
Пройти пост – было делом пары минут, благодаря идеально подделанному паспорту, обаятельному поведению и воспитанному дару убеждения.
- Халло. Можно мне увидеть Винсента Лэйна? – Опуская черные стекла очков, улыбаюсь как можно приятнее - хотя у меня никогда ничего подобного не получалось, вечно всё оскалы да оскалы – охраннику, поправляя рукой свой видавший виды рюкзак.
- Вы, собственно, кто? – Усатый дядечка недовольно оценивает непрошенного посетителя взглядом, сам ужасно сонный и желающий дождаться, наконец, окончания смены.
- Его любовник. – Не, ну а че такого-то.
Поперхнувшись и подумав, что ослышался, мужик пялится на меня, но потом сглатывает, кривится и обращается к рации. Хм, видать, гомофоб. А то даже презрел все осторожности и уже вызывает – надеюсь - Ника ко мне… Дегенерат. Жаль, таких в мире большинство. Хотя, про степень сожаления – спорный вопрос.
Мысленно восхищаясь собой, проделанной работой, вновь переживая прошедшую ночь и анализируя произошедшие события, планируя дальнейшие действия, я жду своего снайпера где-то двадцать минут. Целых томительных, убийственных и просто невыносимых двадцать минут в стеклянных пуленепробиваемых стенах огромного здания! На двадцать первую меня бесцеремонно хватают за шиворот и оттаскивают в угол.
- Ниииикки, а на нас все смотрят! – в ложном восторге пробегаюсь взглядом по разным лицам обалдевших от увиденного людей.
- Заткнись, придурок. Блять, Клетка... – он понижает голос, почти зло шепчет, прижимая меня к стене, - ты что здесь делаешь?! Совсем крышу потерял, да? Мозги отбило, пока мелькал перед носами хвостом?
Ты такой грубый, Никки. К тебе идешь с огроменной любовью, а ты рычишь в ответ… Вот всегда ты такой вредный и противный.
Конечно соображаю, Ночь. Лучше, чем кто бы то ни было.
- Тебя пришел забрать, Бабайк! Я ж обещал, а обещания я привык выполнять.
Ласково оскалившись, смотрю вверх, в голубые, усталые после беспокойной ночки глаза, но вижу в них то, что ни он, ни я никогда не сможем выразить словами. Пусть он и злится, но только самую малую часть, пусть рычит и прожигает нереально голубым взглядом, пусть я сам подыхаю от усталости и какого-никакого, а все же нервного напряжения. Пусть все это будет, никуда от этого не деться. Только вот это не так страшно, и в здании, где ты каждому – враг номер один, не так страшно находиться, когда видишь в глазах любимого человека невысказанное радостное облегчение от того, что тот, за кого волновался больше самого себя, жив и здоров, стоит напротив тебя и скалит клыки, фыркая и крепко обнимая за шею.
- Белый, ты псих, однозначно. – Хриплый голос в самое ухо.
- А я знаю!
Господи, он так вкусно и по-родному пахнет, этот мой колючка. И знаю это только я. Никто больше. Понятно?
Хрена с два он от меня уйдет.
24.04.’10