Много прошло лет с тех пор, как я в последний раз работал учителем в школе, мог работать и в дальнейшем, но обстоятельства, не зависящие от меня, сделали своё дело, и я так и не смог заниматься любимейшей работой.
Я работал в институте усовершенствования учителей и вдруг Оливия Паносян, заведующая кабинетом русского языка и говорит мне:
- Ты знаешь, Саша, я взяла полставки в школе номер 16, что напротив горкома. Директор, не знаю, откуда узнал о тебе и приглашает тоже в свою школу.
Я не удивился предложению Оливии, знал и директора школы Казарян, женщину симпатичную и корректную, в летах, но имеющую вкус и такт. Была она близкой подругой первого секретаря горкома Донары Асканазовны, да и школа была образцовая. А если Казарян, которая сама преподавала русский язык и литературу, захотелось собрать в своей школе методистов русского языка, и почему-то остановила выбор на мне, надо было соглашаться.
Приехав в школу, я встретился с директором и попросил у неё два первых класса и обещал их поднять до десятого класса. Но не суждено было этому свершиться. Два года я вёл эти классы, не жалел на них сил, ибо нельзя было расслабляться, и я очень много тратил энергии на детей. Так что к началу третьего года обучения буквально за десять-пятнадцать минут дети усваивали новый урок, а остальное время мы тратили на творческие и игровые мероприятия.
Но больше всех из моих детей любил я Ованеса, мальчика неординарного, немного избалованного, единственного сына родителей. Классная руководительница ненавидела его, всячески принижала мальчика, а он и отвечал ей той же монетой, так что где-то в начале сентября второго года обучения был поставлен вопрос об исключении Ованеса из школы. Родители его обратились за помощью ко мне, я тут же побежал к классручке, но она была непреклонна: открыла классный журнал, а там одни двойки и единицы.
Я не удивился такому раскладу, ибо знал, что Ованес –мальчик с причудами, гордый и самостоятельный, и, наверно, заметив презрительное отношение к себе, принял защитную позицию, но не подчинился воле своенравной учительницы, грубой и непреклонной. Но я решил принять его сторону. Пригласил на прослушивание своих уроков директора школы, как раз за два дня до намеченного срока исключения ребёнка из школы.
За два года работы с этим классом я так натаскал своих детей, что дети мои стали виртуозами: они прекрасно умели рассказывать, составлять диалоги, решать кроссворды, играть в словесные игры. Но самым лучшим из них был Ованес, мальчик крайне любознательный и тонкий. Он очень любил меня, после уроков даже провожал по дороге домой, следил даже за тем, чтоб никакой мальчишка не обижал мою дочку, первоклашку Анушик, хотя я не давал ему никакого задания в этом направлении.
После прослушивания урока директор подошёл ко мне и понимающе сказал:
- Саша, я поняла одно, что нельзя удалять этого талантливого мальчика Ованеса из школы, только опираясь на мнение учителя армянского языка. Надо просто его перевести в другой класс и проследить за его поведением.Как это получается: на уроках русского языка он – самый лучший, а на других уроках – круглый двоечник? Надо тогда исключить из школы не мальчика , а тех учителей, которые дали мне лжеинформацию.
Конечно, Казарян ни одного учителя не исключила, но я сумел уговорить её, чтоб не трогали моего самого лучшего ученика. Хотя после этого случая некоторые учителя перестали здороваться со мной, но для Ованеса и его родителей я стал богом. Но это длилось не очень долго, всего лишь год.
Помню мой последний урок в третьем классе «А», куда перевели Ованеса по моей просьбе. В самый последний день моего учительства. Это был второй урок. Я опросил несколько учеников, ознакомил класс с новым материалом, а Ованеса и Саргиса за слишком оживлённый разговор вызвал к доске, и как «наказание» предложил им выставить в два ряда стулья по длине коврика. А в конце на почётном возвышении учредил три шоколадки «А ну-ка отними». Мальчики должны были проползти по коврику между ножками стульев, и самый ловкий забирал премиальные шоколадки. Такое «наказание» им очень нравилось, и все дети, как игроки, так и болельщики завизжали от радости. Ованес первый добрался до шоколадок, но я забрал их у него и сказал, что он их получит в том случае, если назовёт вместе с Саргисом десять русских слов, в которых есть три «о». Мальчики с помощью класса выполнили задание. Я передал Ованесу его выигранные конфетки, но он дал одну шоколадку Саргису. Я прибавил Саргису ещё одну шоколадку и на весь класс провозгласил:
- За ловкость, хорошее знание русских слов и человечность (за то, что не слопал все конфеты, а поделился с другом) Ованес получает пятёрку с плюсом. И тут же выставил оценку в дневнике с добавлением: « Молодец, Ованес!!!»
Прозвенел звонок. Все дети вышли из класса. Через минуту Ованес опять заходит в класс и говорит:
- Александр Георгиевич, Анушик стоит у дверей и стесняется зайти в класс. Почему она так стесняется, ты же её папа? – и Ованес вопросительно посмотрел на меня.
Я погладил мальчика по голове, и мы вышли встречать дочку, которая и говорит:
- Папа, тебя вызывает в кабинет товарищ Казарян,- и её щёки покраснели от волнения и смущения.
Я обнял дочку, её подругу Анну и Ованеса, и мы все вместе направились к кабинету директора. Казарян должна была 17 декабря 1988 года участвовать на конференции учителей русского языка в Москве. Её доклад просматривал я. В этот день мы должны были согласовать последний вариант.
По дороге слышу: моя Анушик и шепчет своей подруге Анне:
- Анна, ты знаешь, мой папа и Казарян всё время сидят у неё в кабинете и что-то пишут, - мне стало смешно, а тут нас встретил и директор. Она поцеловала Анушик и говорит:
- Саша, смотри, Анушик – самая красивая девочка нашей школы. В этом году она будет Снегурочкой нашей школы с Анной вместе. Вот почему ты спас тогда её кавалера. Он всё время следит, чтоб никто не обижал дочку своего любимого учителя, - и она громко засмеялась и дала по конфетке детям.
Прозвенел звонок на третий урок. Дети уходили, а Анушик и Ованес поворачивались и махали мне рукой. Через двадцать минут после согласования текста, я вышел из школы и пешком направился на прослушивание уроков в школу № 9.
Землетрясение случилось в 11.41. Когда я прибежал в школу, многие обезумевшие родители моих детей думали, что я оставил их детей и сам убежал. Но я им объяснял, что я, как методист, занимаюсь только на первых двух уроках, и сам сейчас ищу свою Анушик. Они плакали и извинялись.
Вдруг ко мне прибежал отец Ованеса и показал дневник Ованеса с моей оценкой.Кстати, невдалеке от разваленных уже окон я нашёл и сумку своей Анушик, Наверно, дети выбросили сумки и одежды из окон второго этажа, а сами не успели спастись. Отец Ованеса целовал дневник сына и горестно кричал:
- Бог с трудом дал нам этого ребёнка и так легко отнял. Чует моё сердце, что его нет в живых. Спас ты его тогда, Александр Георгиевич, от учителей, но не спасёшь сейчас. Найди хоть свою Анушик...
Четыре часа спасал я живую Анушик, но так и не спас: она умерла по дороге в аэропорт.Тело её подруги Анны я нашёл раньше, передал её отцу, но тот не узнал свою дочку, мёртвую и обезображенную. А моего лучшего ученика Ованеса нашли в тот же день вечером с проломленным черепом.
Из моих сорока двух учеников остались в живых только пятеро, их потом поместили в отдельную группу, как самых лучших. Так я не смог довести своих учеников до десятого класса, и никогда больше не занимался учительством. А во время методических прослушиваний уроков старался обходить первые и третьи классы.