Глава восемнадцатая. Заключительная

Николай Николаевич Николаев
         «Так вам и надо!» –  это была любимая присказка преподавателя Гасилова.  Где бы он ни был – в магазине, полки которого ломились под товаром с непомерными ценами или на замусоренной остановке общественного транспорта, останавливался ли он в замызганном и заплёванном подъезде – всегда сердито хмурил свои лохматые, нависшие над колючими глазами брови, и если слушал ещё при этом очередного «обличителя» или «скулильщика», то говорил: «Так вам и надо!»
     Он считал, что если вас обманывают или садятся вам на шею, значит, вы этого достойны. Он сам давно усвоил этот жизненный принцип и никогда не терпел ни хамского к себе отношения, ни пренебрежения, ни обмана.
     Если вы ничего этого не замечаете, то и говорить тут не о чем – вы просто пень. Если вы замечаете и миритесь с этим – значит, вам это нравится, значит – вам это нужно! Так вот он любил рассуждать, этот старый, тёртый калач. Да, ему-то легко было так говорить! Обманывают-то, как правило, мягких и добрых людей, с уже всепрощающим взглядом. Но не таких как он – худых, высоких и злых.  Сам он на своём веку успел сменить не одно поприще. Женщины с ним не приживались – уж слишком он любил логику даже в простых житейских ситуациях. К концу своей жизни он стал одиноким, воинственным и непримиримым стариканом.
     Вообще, по жизни, преподаватель Гасилов был довольно пессимистично настроенным человеком. В своё время он любил читать Екклесиаста из Библии и довольно часто мысленно повторял: «Всё суета сует, всё томление духа!» Но эти слова были не оправданием пассивности, а наоборот, он становился ещё активнее в жизни; просто активность свою он направлял не для строительства карьеры и не для стяжания богатства. За многие годы службы в милиции он дослужился только до майора, хотя был далеко не дурак, а из богатства нажил лишь однокомнатную «хрущёвку» на последнем пятом этаже.
     Злопыхатели, наверное, могут сказать, что его непомерная раздражительность, ворчливость и даже некоторая нетерпимость идут именно отсюда – от не совсем удачной его карьеры. Но в действительности всё обстояло далеко не так. Этот пожилой семидесятилетний мужчина по-настоящему верил – не всё то золото, что блестит. Он верил, что истинные жизненные процессы протекают невидимыми для нашего глаза. Он верил, что судьба мира решается не президентами и королями, а Силой, не доступной нашему пониманию, но проявляемой волей каждого из нас.
     Больше, чем глупцов, возомнивших себя властелинами мира, он презирал людей, считавших себя жертвой, сложивших в отчаянии свои руки. Хотя он и был пессимистом, но пессимистом, придерживающегося убеждения – каждый достоин своей участи.
     – Марианна, если ты хочешь вытащить сына из тюрьмы – а я всё-таки надеюсь, что ты этого хочешь по-настоящему – то ты должна напрячься и вспомнить те детали происшествия, о которых твоему сыну ничего неизвестно.
     – Я всё уже рассказала следователю, – Марианна не знала, чего добивается от неё преподаватель.
     – Думай ещё! – Гасилов не скрывал своего раздражения. Он, ещё работая следователем в милиции, нагляделся на этих мамаш – ни рыба, ни мясо; сами не знают, что им нужно в жизни, и сами же вечно влипают в беду, и дети их всегда, в конечном итоге, ходят в потерпевших.
     – Твоего сына осудили вместо тебя ошибочно за убийство, а ты не можешь пошевелить своими мозгами, чтобы вспомнить по настоящему, как всё произошло. Твой рассказ должен быть таким, чтобы следователь и судья поверили тебе больше, чем Ивану. А ты как заладила на следствии – «не помню…», так и талдычишь это постоянно.
     Ну-ка вспоминай! Когда прозвучал выстрел, в каком положении находился потерпевший? Стоял или лежал?
     – Лежал. Он лежал на полу. Схватил меня за ноги, повалил на пол.
     – Так. Вот теперь скажи, в какой момент прозвучал выстрел? Когда ты падала? Возможно, в падении нажала на спусковой крючок? Или же, когда ты уже лежала на полу?
     Марианна задумалась. Её очень сильно раздражал этот старик. Она злилась на него – что он понимает в том, как она любит своего сына! У самого-то, наверное, детей и не было!
     – Ну? Выстрел прозвучал, когда ты падала или когда уже лежала на полу?
     – Когда лежала.
     – Пистолет у тебя был в руках?
     Марианна вспоминала.
     – Нет, он выпал у меня из рук к моменту выстрела.
     Преподаватель усмехнулся:
     – Ну, вот видишь. Всё ты, оказывается, помнишь. А что у нас Иван утверждает? Он говорит, что стрелял сверху вниз, когда Коломиец пытался подняться с пола. Надо проводить криминалистическую экспертизу. Она-то и покажет, чьи показания о механизме причинения ранения на теле потерпевшего соответствуют истине.
     "Если она ничего не напутала, – думал преподаватель, то именно криминалистическая экспертиза и поставит точку в этом споре – кто тут говорит правду!"
     По ходатайству преподавателя была проведена криминалистическая экспертиза. Мнение экспертов было однозначным. Ранение потерпевшему могло быть причинено в результате выстрела, произведенного на одной плоскости с телом Коломийца. Оно не могло быть причинено выстрелом, произведенным сверху вниз, как это следовало из показаний Ивана. Таким образом, стало очевидным, что показания Ивана не соответствуют обстоятельствам дела. Показания же Марианны этим заключением полностью подтверждаются.
     Гасилов обратился к прокурору с ходатайством о прекращении уголовного преследования в отношении Ивана, а с учётом мнения экспертов – и прекращении уголовного дела в целом.
               
                ***
     Повторное рассмотрение уголовного дела происходило уже в обычном, а не в выездном, как это было ранее, режиме. Поэтому на суд в Город приехали только родственники прапорщика Коломийца – жена, дети и престарелая мать. С другой стороны – явились Марианна, Саша и его преподаватель Гасилов.
     В суде Гасилов сразу подошел к государственному обвинителю. На этот раз им был не лейтенант Хуснутдинов, а майор Левченко. Ранее Гасилов встречался уже с военным прокурором, представил ему в письменном виде своё обстоятельное, на девяти листах, заключение специалиста по уголовному праву, кандидата юридических наук. В своем заключении Гасилов просил прекратить уголовное преследование в отношении Ивана, а уголовное дело прекратить за отсутствием события преступления.   
     Гасилов считал, что здесь имеет место несчастный случай. Вины, писал Гасилов, ни в форме умысла, ни в форме неосторожности в данном случае ни у кого нет. Свою позицию преподаватель подкреплял заключением криминалистической экспертизы. Криминалисты пришли к выводу, что пистолет, из которого был произведен выстрел, был в неисправном состоянии. В связи с этим при падении и ударе о твердую поверхность был возможен самопроизвольный выстрел.
     Саша был так же спокоен как его преподаватель и даже весел.
     – Он всё железно обосновал, – говорил Саша Марианне. – А тут ещё криминалистическая экспертиза. Она просто бьёт наповал!   
     Он снова вернулся к Гасилову и уже не отходил от него. Иногда Гасилов обращался к нему и тогда Саша доставал из своей папки какой-то документ и передавал его преподавателю.
     Марианне передалось их настроение. Она вспомнила секретаря и судью в гражданском процессе. Они также были весело и дружелюбно настроены, когда стало очевидным, что решение будет в её пользу.
     Появились конвоиры.
     – Освободите коридор! – закричала женщина-конвоир, красивая полная грузинка, с сержантскими погонами.
     – Освободите коридор! Дальше, дальше проходите! – махнула она рукой Марианне и всем сидевшим в коридоре людям.
     Оглянувшись, Марианна успела заметить Ивана, окруженного несколькими конвоирами. Лицо у него было бледным, руки заведены назад и закованы в наручники. Минут через десять пригласили в зал судебных заседаний и всех остальных.
     Марианна сразу же подошла к железной клетке, в которой, уже без наручников, стоял Иван. Он держался за железные прутья и улыбался Марианне.
     – Здравствуй, мама! – сказал он ей.
     –  Здравствуй, сынок! Как ты?
     Женщина-конвоир, хмуря свои красивые черные брови, легким движением руки отстранила Марианну от клетки.
     – Не подходите.
     – Ну, как ты, Ваня? – в груди у Марианны защемило.
     – Да всё нормально, мама! Всё хорошо!
     – Как в камере? Не обижают?
     – Нет-нет! Всё нормально! Кормят тоже хорошо, – добавил Ваня.
     Но вид у него был явно нездоровый. Эта его бледность, да ещё какие-то язвочки на лице!
     Марианна вспомнила, во время свидания, сидевший рядом с ними парень в спортивном костюме и тапочках на босу ногу выговаривал своей матери:
    – Ну что ты мне принесла? А? Я тебя русским языком просил – спортивные штаны без лампасов. А ты мне что притащила? Я что, по-твоему – генерал? Или мент? Меня же этими лампасами удавят в хате! Ты подумала это своей головой или нет? Я  тебя просил карамель принести разных видов, а ты что приволокла? Навалила всё одного сорта!
     От этого воспоминания у неё еще больше заболело сердце за сына. Всё ему хорошо! Ничего ему не надо!
     Что затем произошло, оно толком и не поняла.
     Едва только процесс начался, а судья, не спеша, буднично и можно сказать, полусонно, установил личности участников процесса, как государственный обвинитель встал и заявил, что прокуратура отказывается от выдвинутых обвинений и просит уголовное дело по факту убийства Коломийца прекратить.
     Томительно потянулось время перерыва, объявленного судьёй. Наконец, судья вышел из совещательной комнаты, и тогда Марианна поняла, что такое гробовое молчание. 
     Оказывается, бывает такое, что люди могут совсем не дышать. Ни конвоиры, ни присутствующие в зале родственники потерпевшего, никто не дышал, не шевелился. В абсолютной тишине судья объявил о своем решении дело прекратить.
     – Меру пресечения подсудимому отменить, освободив его из-под стражи в зале суда, – добавил он и посмотрел на конвоиров.
     Незамедлительно один из конвоиров открыл клетку и пригласил Ваню к выходу.
     Марианна поспешила к сыну, и они обнялись. Гасилов и Саша Евсеев стояли неподалёку и, чтобы как-то скрыть своё волнение, деловито обменивались мнениями.
                ***
     Когда Иван вернулся домой, Василия Петровича у Марианны уже не было.                Накануне он собрал вещи и перебрался обратно к жене. 
     После недавнего отъезда своей дочери Василий Петрович забрал Наталью из больницы и, оставив её одну с сиделкой, жил с Марианной.  Когда он уезжал в своё время в Афганистан, Наталья говорила ему: «Что ты думаешь? Вернёшься калекой – я буду сидеть у твоей кровати? Никогда!»
     После долгих, тяжёлых раздумий Василий Петрович понял, что не может оставить жену. Во всяком случае, пока она в таком положении. Поэтому он и вернулся к Наталье.
     Марианне бы радоваться возвращению сына, но она сидела за столом и плакала.
    – Ты что плачешь, мама? Василий Петрович ушёл от тебя?
     Марианна кивнула, не убирая ладони от лица.
     –  Не плачь, не стоит, – сказал Иван и погладил мать по голове.
     Он вышел на улицу и счастливый пошёл в гараж. Там его, блаженного и нищего духом, ждали его любимые моторы.
     Ну, а бывший полковник Морозов отбывает наказание в виде длительного срока лишения свободы в колонии строго режима. После первого беспокойного года отсидки на него снизошло какое-то умиротворение и спокойствие, то ли от того, что он лишился доступа к алкоголю, то ли потому, что он научился довольно ловко сколачивать деревянные ящики для яблок. Эта была уже не просто тара для фруктов, это было произведение искусства! Для тех, конечно, кто хоть что-то понимает в этом.
     Адвокат же, Горохов, исчез. Случается иногда такое с некоторыми из адвокатов. В связи с его безвестным исчезновением возбуждено уголовное дело по факту убийства. Первоначально предполагали, что он просто скрылся, прихватив деньги одного из клиентов. Но в дальнейшем было установлено, что он подобрался слишком близко к одному из мафиозных депутатов и, видимо, не совсем пришёлся ко двору. Теперь, скорее всего, лежит где-нибудь в лесу, неглубоко в земле. Узковатым оказалось этому проныре игольное ушко!