– Ничего братан, – успокоил Колян Ивана, выслушав его рассказ об убийстве прапорщика. – Ты правильно сделал, что завалил этого урода. Много тебе за него не дадут. Думаю, лет пять. На одной ноге этот срок отстоишь! У нас тут почти у каждого мокруха.
Колян неспешно закурил и, бросив пачку сигарет на стол, продолжал:
– Я вот со своим Валюхой, приятелем моим, как-то решил опохмелиться. Тормознули частника на улице начдива Онуфриева, сели в машину. А там Валюха нож водиле под кадык тычет и кричит: «Гони ключи от машины!» Водила говорит: «Хорошо! Хорошо! Забирайте!» А нам-то пофиг его машина нужна. Нам деньги его были нужны. Водила остановил машину. Забирайте, лепечет, только меня не убивайте! Не ссы, говорю я ему, бабки гони! Ну, водила полез в карман и вытащил пистолет травматический. Выстрелил кенту в лицо. Валюха сейчас в реанимации лежит. И мне второй заряд прямо в лоб засадил. Только у меня калган-то, будь здоров! Я им не одну мерзкую харю расквасил в драках. Да и пуля резиновая. Срикошетила...
– Почему срикошетила? – отозвался с преувеличенным удивлением со своей кровати Балабан, арестант с наглой и заспанной ряхой. – У тебя же башка опилками под завязку забита. Не должно бы… – он с сомнением покачал головой.
– Ой-ой-ой! – тут же среагировал Колян. – Чья бы корова мычала. Я-то ладно, своим калганом пули отбиваю, а ты-то чего попусту шмалял из пушки в магазине? Готовился, говоришь, всё продумал, а дедка левого, который за памперсами приперся, завалил со страху. Ну, я понимаю, инкассатора там или мента вальнуть – нет, ветерана, случайно под руку подвернувшегося... В штаны, наверное, наделал, вот и шмалял в белый свет как в копейку!
– Он сам виноват, – проворчал Балабан, отворачиваясь к стене. –Нечего было лезть под горячую руку.
– «Сам виноват! Сам виноват!» У плохой Маньки всегда Ванька виноват.
– Так вот, – продолжил Колян свой рассказ,– пуля, значит, срикошетила, да и прямо в глаз тому водиле и прилетела! Есть ведь Бог на свете!
Колян повернулся к иконке Божьей Матери Пресвятой Богородицы, прикрепленной к его кровати в изголовье, и быстро перекрестился.
– Сейчас он тоже в реанимации. Выживет – не выживет, не знаю. Вот так вот, Ванюха! Ни за что ни про что и я на мокруху могу раскрутиться!
Кроме Балабана в камере сидел еще один мокрушник по фамилии Фефелов, которого все звали просто – Фефел, а иногда Мясник. Вместе со своими дружками Фефел-мясник залез в один небедный загородный коттедж с намерением хорошо поживиться. Они рассчитывали, что в будний день с легкостью справятся с домработницей, связав или оглушив ее, и по максимуму утащат ценные вещи. Однако в коттедже кроме домработницы оказался и сам хозяин, сорокалетний бизнесмен, владелец сети ресторанов в Городе Павлов Семен со своей женой и двумя малолетними дочками. Семенов оказал грабителям сопротивление, выстрелив из помпового ружья в одного из налётчиков.
Фефел-мясник не растерялся, из своего обреза он убил бизнесмена, ну а потом, как он сам выражался, уже «до кучи» – и всех остальных: жену и двух дочек заодно с домработницей. Местные журналисты-телевизионщики неделю смаковали это убийство, показывая в своих репортажах залитые кровью комнаты и коридоры загородного дома, разбросанные кругом окровавленные детские игрушки.
Так что вскоре задержанный Фефел-мясник, сам приятно оглушенный славой и тем общественным резонансом, который вызвало совершенное им убийство, ввалился в камеру, словно викинг после славного похода, явно рассчитывая на почтительное к себе отношение.
Легкомысленно посчитав, обведя взглядом тщедушных сидельцев, что в камере для него опасности нет, Фефелов, бросил принесенный с собой матрац на свободную кровать, а баул – на стол.
– Всем привет! – и сразу начал что-то есть.
– Ты бы прежде, чем хавать, для начала доложился, кто ты и откуда и как тебя звать, корыто! – сказал ему со своей кровати Колян.
Фефелов вскинулся:
– Я – Фефелов!
– Фуфло ты, а не Фефелов! Что-же ты, фуфло, в уличной обуви в приличной хате разгуливаешь? И кто тебе сказал, что здесь шконка свободная, матрац сразу свой вонючий бросаешь!
– Ну, так и вы же тут не босиком ходите, – оправдывался Фефелов. – А на шконке никто не лежит, значит не занятая.
– Ты не видишь, баран, что мы в домашних тапочках! Здесь наш дом родной, а не проходной двор!
И указав на двери, Колян сказал:
– Оставь там свои башмаки червивые! А то, что шконка не занятая, это ещё не значит, что всякий на нее может лечь. Может быть, ты чушка зачуханенная и твое место у дальняка, рядом с унитазом! Бросаешься сразу, не доложившись!
– Ну, это, я понял всё, я ж думал, что вы и так знаете всё про меня…
Знали, уже всё знали, конечно, сидельцы про Фефелова из телевизионных новостей. С того времени, когда в камере становилось скучновато, Колян начинал разминку с Фефелова.
– Ну что, Фефел, зеленку тебе дать?
– Зачем?
– Чтобы ты лоб себе ею намазал.
– Так смертной казни же нет у нас.
– Будет. Мы решили всей хатой с коллективным письмом обратиться к президенту, чтобы отменили мораторий на смертную казнь, специально, ради таких уродов как ты…
В какой-то момент томик Иосифа Флавия целиком захватил Коляна. То и дело он делился с сокамерниками прочитанным.
– Смотрите, что эти черти-римляне придумали для пленных евреев. Мало того, что они при многотысячном скоплении зрителей в амфитеатре устраивали с их участием кровавые гладиаторские бои и травили их дикими зверями, эти весельчаки привязывали им крылья, поднимали на канатах на большую высоту над ареной и сбрасывали, мол, летите, голуби, ловите свой шанс на свободу!
Колян повернулся в сторону Фефелова.
– Ты улетел бы отсюда, а? Фефел? Если бы у тебя крылья были?
– Если бы были…, – мечтательно протянул Фефел.
– Дурень! – они же у тебя в подушке и в матраце! Только склей и лети, родимый, лети!
– А неплохой был этот парень, Ирод Агриппа, – сказал как-то Колян, захлопнув книгу. – Если бы только не отдавал приказа отрубить голову святому апостолу Иакову.
– А никакого апостола и не было,– отозвался с готовностью со своей кровати сиделец по кличке Козёл. Его угораздило попасть в тюрьму, имея фамилию Козлов. Впрочем, к нему относились хорошо, и никто не слышал в слово «козёл» обидного звучания. Козёл, уже почти выпускник университета, попался в молодежном клубе с наркотиками. Теперь ему светил немалый, как за убийство, срок за сбыт наркотиков. Сейчас он был рад блеснуть своей эрудицией.
– Как так не было? Ты что за пургу там гонишь!
– А так – не было и всё. Смотрел я как-то по ящику передачу. Говорят, и Иисуса не было. Евреи всё придумали, а точнее, переделали на свой лад легенды и притчи египетские да шумерские, где сами когда-то жили, когда были ещё кочевыми…
– Смотришь и слушаешь всякую хренотень, вот поэтому и греешь сейчас шконку здесь!
Колян протянул со своей кровати Ивану Иосифа Флавия.
– Как вошь не крутись, а гребешка не избежишь. У них там, в древнем Риме справедливости было больше. Хоть и лилась кровь рекой, зато не было сегодняшнего иезуитства. Я, наверное, сотню заявлений написал и в Генеральную прокуратуру и в суд на беспредел ментов – всё напрасно. Словно я пустое место. А этот Ирод Агриппа, когда сидел в тюрьме, написал пару писем куда-надо и сразу справедливость восторжествовала!
Продолжение:
http://www.proza.ru/2010/05/01/308