Глава пятая. Очная ставка

Николай Николаевич Николаев
               
   
     При первом знакомстве полковник Морозов невольно вызывал у людей улыбку. Это был настоящий русский дед Мороз: высокий, грузный, с красным лицом и еще более красным носом. Его внешность и такая говорящая фамилия невольно заставляли мысленно обряжать командира войсковой части в сказочный кафтан, вручать в руки волшебный посох и вывешивать ему на плечо увесистый мешок с подарками.
   
     Однако Морозов давно уже превратился из кадрового офицера в бизнесмена, делающего для себя деньги на том, что было вверено государством под его охрану и попечение, и был далёк, очень далёк от того, чтобы раздавать подарки. Полковник не раздавал, он собирал. Сначала по крохам, а когда развалился Советский Союз, и настали благоприятные времена для бизнеса, стал урывать и по крупному.

    В девяностые годы, после визита в некогда сверхсекретную часть американских гостей, командир получил новую задачу – снять с боевого дежурства ракеты и как можно быстрее, используя выделенные для этой программы американские доллары, направить оружие на утилизацию.

     Виски, вытеснившие из кабинетного бара полковника водку, комфортабельный джип, заменивший уазик – причем не один, а целых два «Хаммера»: на одном возили полковника, а на другом его дочка, бедная, моталась как заведённая между военным городком и ресторанами соседнего Города – навсегда похоронили остатки его офицерской чести. Для него теперь самым главным было, чтобы в финансовой отчетности сошлись все цифры.
 
     Полковник был напуган смертью прапорщика. Он понимал, что этим убийством будет заниматься военная прокуратура, и следователь, понятное дело, проверит все версии убийства, все мотивы. И, естественно, досконально будет изучена личность прапорщика, а значит, попутно копнут и его хозяйственную деятельность.
 
     Полковник опасался, что дотошными следователями будут вскрыты все махинации с утилизацией ракетных узлов. Прапорщик Коломиец, естественно, ни о чём не догадывался, полковник использовал его, что называется, втёмную. Но стоит аналитикам проанализировать серьезно складские активы – тогда полковнику несдобровать. Поэтому было очень важно сейчас отвести от себя подозрения. 
 
     Самостоятельно, без помощи подполковника Грачёва, в чьем непосредственном подчинении был погибший прапорщик, он это сделать не мог.

     Полковник лихорадочно прокручивал в своей памяти те узелочки, за которые следствие могло зацепиться и распутать все его афёры.

     «Надо было остановиться и уходить!» – думал он с запоздалым сожалением и в волнении мерил шагами кабинет. Он уже давно не мечтал стать генералом, а его мечта стать долларовым миллионером осуществилась. Теперь его новой мечтой было желание замести следы и выйти из этой истории сухим.

    «Думай, товарищ полковник, думай! – приказывал себе полковник. И, кажется, он придумал комбинацию. У него созрел план – максимально впутать Василия Петровича в движение документации по ракетным узлам. Было бы неплохо, если этот подполковник подпишет задним числом несколько договоров и накладных для прапорщика Коломийца. Вот поэтому-то полковник Морозов быстро отпустил с утреннего совещания всех офицеров, оставив в своем кабинете только подполковника Грачёва, начальника материальной части.

     – Василий Петрович, такое дело, надо срочно провести ревизию всей материально-технической части. 
      
     – Своими силами или сторонних специалистов привлечь?

     – Бог с тобой! Своими, конечно, своими! Если что-то будет не стыковываться – перво-наперво, доложить мне!

     И уже как бы вдогонку полковник добавил:

     – И вот что, Василий Петрович, тут бедолага Коломиец в своё время по моему устному распоряжению сделал несколько отправлений в адрес одного Научно-производственного объединения. Но понимаешь, так и не успели всё это оформить как надо, – полковник деликатно прокашлялся. – Ты подпиши их от своего имени. Сейчас это ещё можно будет сделать. Сам посуди, если промедлим – потом всё это на нас и зависнет.

     Полковник выложил на стол перед Василием Петровичем несколько документов.

     – Да, и ещё, Василий Петрович, – оторвал он подполковника от чтения бумаг.– Ты не мешкай, сейчас же займись этой Марианной. Надо ей помочь. Созвонись с адвокатами, возьми машину, поезжай, если надо, в Город – своих людей мы не должны бросать.

     – Разумеется, – согласился Василий Петрович.

     После его ухода полковник спрятал в сейф подписанные документы. От удачно прокрученной операции ему захотелось выпить, и он потянулся в бар за бутылкой виски; теперь доберись прокуратура до его финансовых махинаций, козёл отпущения найден – шайка в составе Коломийца и этого подполковника!

     И всё-таки, по правде говоря, на душе у него было неспокойно.

     Между тем, Василий Петрович сразу после совещания направился в дежурную часть, надеясь получить более полную информацию о происшествии.

     Но Марианны там уже не было.

                ***

     Марианна рано утром, без пятнадцати восемь, у капитана Евсеева смена ещё не закончилось, уже была в дежурной части. Она принесла для сына горячие котлеты, свежий белый хлеб и обжигающий кофе в термосе.

     Евсеев тут же отнёс всё это в изолятор, а затем, снова появившись в дежурке, сказал:

     – Марианна, пять минут! Только быстро!

     Марианна спустилась за дежурным в изолятор. Евсеев открыл дверь камеры и впустил Марианну. Она обняла заспанного сына, уже сидевшего за столом перед тарелкой с котлетами.

     – Сынок, ты что это вздумал? А? Не смей себя оговаривать! Слышишь? Не смей!

     Она снова обняла сына и, заплакав, пошла за, уже торопившим её, Евсеевым.
   
     – Григорий Павлович! Отправьте меня в город! Помогите!

     Марианне не хотелось злоупотреблять добрым к ней отношением капитана, но ей не терпелось внести ясность в уголовное дело, с тем, чтобы Ивана скорее освободили.

     Евсеев быстро нашел для нее машину, и к девяти часам, благо обошлось без уличных пробок, она уже была в военной прокуратуре, перед дверями кабинета следователя  Натальченко.

     Следователь собирался уже уезжать и в коридоре, на ходу, застегивая свой плащ, пояснил ей, что теперь он к делу никакого отношения не имеет. Он вчера только дежурил, поэтому материалы передал для дальнейшего распределения прокурору. Было видно, следователь выспался и отдохнул. И даже нос его уже не казался таким длинным. Но в глазах, по-прежнему, были только равнодушие и пустота.

     Марианна просидела  затем полдня в приемной прокурора, но когда прокурор пришел, она услышала от него, что сидеть здесь нечего, надо возвращаться домой и ждать повестку, поскольку он сам еще материала не видел; а когда увидит, тогда, стало быть, и решит, кто из следователей будет этим заниматься. Тут же прокурор захватил из приёмной какого-то подполковника и увёл его в свой кабинет, не дав Марианне шанса проявить свою настырность.

    Сидевший рядом с Марианной Коломиец, довольно успешно придававший себе карикатурно серьёзный вид послушного ожидальщика, не выдержал и, зажав рот рукой, прыснул со смеху. Марианна покинула прокуратуру вся разбитая.
               
                ***
     Из военной прокуратуры она поехала обратно, в военный городок, к Василию Петровичу.  У неё стало просыпаться опасение, что всё кончится плохо. Это неприятное чувство маленьким ленивым червячком всегда жило в её душе, только она легкомысленно забывала о нём в сонной и монотонной череде дней.

     Сейчас со всё нарастающей тревогой она готова уже была поверить, что совсем скоро ей предстоит встать перед ужасом потери сына.

     Василий Петрович с нетерпением ждал её в своём кабинете. Он попытался, насколько это возможно, получить от дежурного максимально полную информацию о происшествии. Звонил и прокурору. У него сложилось впечатление после разговора с прокурором, что если дело останется в военной прокуратуре, а не будет передано в территориальную, то будет больше возможности помочь Марианне. Они хотя и прокуроры, думал Василий Петрович, но военные прокуроры; с ними проще будет найти общий язык, чем с гражданскими.

     Когда Марианна появилась у него в кабинете, то не смогла сдержаться и заплакала. Плакала и не в силах была остановиться. Хмурый, он ходил по кабинету. Остановился, возле нее, сидевшей за столом, положил мягко ладонь ей на голову, погладил. Затем вернулся на свое место и стал набирать номер телефона.

     – Подполковник Грачёв. Могу я поговорить с Николаем Васильевичем? Николай Васильевич, подполковник Грачёв…

     Пока начальник говорил, она стала понемногу успокаиваться. Его уверенный голос, его решительность стали вселять в неё надежду. Всё ещё образуется, всё ещё будет хорошо! Она всхлипывала, утирала платочком слезы и всё слушала его голос, слушала и готова была так сидеть здесь вечно, тихо и незаметно, и слушать его. Говорит с генералом, а голос по-прежнему уверенный, спокойный, полный достоинства.

     – Вот что мы сейчас сделаем, Маша. Поедем в Город и найдем тебе адвоката. Без адвоката здесь не обойтись.

     – Зачем мне адвокат? – встрепенулась Марианна, и поправила. – Ване!

     Через час они уже были в Городе. В прокуратуре им дали адреса нескольких юридических консультаций. Из этого списка они выбрали консультацию в центре города.

     –Если они сумели арендовать помещение в центре, значит, дела у них идут успешно, – обосновал свой выбор Василий Петрович.

     Встретил их дежурный адвокат Рукавишников. Кроме него в консультации никого не было. Адвокат сидел за столом строгий, нарядный, как менеджер в дорогом автосалоне, и молодой-молодой!

     Он внимательно выслушал Василия Петровича, без энтузиазма изложившего суть дела. Задал несколько вопросов Марианне и стал обрисовывать Василию  Петровичу своё видение ситуации.

     – А сколько будут стоить Ваши услуги? – перебила его Марианна.

     – Двадцать тысяч рублей. Это вместе с ведением дела в суде, – коротко ответил молодой человек. И тут же сам оценил свою скромность: – Это совсем недорого.

     Марианна стала ловить взгляд Василия Петровича. Адвокат ей понравился. Хотя и молодой, но, по всему видно, старательный. И, в общем-то, по-божески просит. Она кое-что слышала об адвокатских гонорарах.

     Василий Петрович, не реагируя на кивки Марианны, поблагодарил адвоката и, пообещав подумать, увел Марианну из консультации.

     – Нет, не подойдет, – сказал он. – Молодой уж больно. Да и гонорар просит маленький. Сразу видно, новичок в своем деле. Мало берет денег – и ответственности, значит, столько же.

     Они объехали еще несколько консультаций. Встречались адвокаты довольно компетентные и гонорар запрашивали солидный, стало быть – им есть что ценить. Но вот на вопрос Василия Петровича, дают ли они гарантию успешного исхода дела, как один отвечали: «Нет». А один адвокат, по фамилии Диванов, им довольно откровенно пояснил:

     – Что же вы хотите? Знаний адвоката или чтобы он с вашими деньгами пошел к судье и подкупил его? А? Если знаний – то я вам вполне реальную цену назвал.

     После небольшой паузы, обиженное выражение на его лице сменилось доверительным:

     – Если вам нужно другое – то надо говорить отдельно. Но тогда расценки будут ещё выше. Скажу вам по секрету – только судья принимает решение по делу, а не адвокат!

     Когда они, несколько шокированные сомнительным предложением адвоката, ушли, Василий Петрович, прежде чем сесть в машину, задумался:

     – А ведь адвокат правильно говорит. Уж если платить деньги – то за результат.

     И вот, после того, как Василий Петрович и Марианна объехали ещё с десяток консультаций и адвокатских контор, они, кажется, нашли для Вани адвоката. Контора располагалась напротив районного суда.

     – Да, я возьмусь защищать. Не смогу гарантировать полное прекращение дела, но то, что ваш сын окажется на свободе – это я сделаю, – пообещал им адвокат Горохов, с подвижными, как у артиста, чертами лица и в отлично подобранном костюме. На столе, перед ним, лежал раскрытым портфель из дорогой кожи.

     – Сколько? – коротко спросил Василий Петрович, как будто он каждый день торговался по таким делам.

     На какие-то мгновения сердце у Марианны прямо растаяло. Ей стало хорошо-хорошо! Адвокат сказал «ваш сын», как будто, Ваня, действительно, сынок её и Василия Петровича! Словно они муж и жена!

     –  Пятнадцать тысяч долларов, – тихо сказал адвокат.

     Лицо у Василия Петровича вытянулось, и он помрачнел:

     – Дорого.

     – Ну, вы, надеюсь, понимаете, как эти деньги будут работать, на что они пойдут? Мне-то из этих денег, практически, ничего не достанется.

     – Мы согласны! – вдруг сказала Марианна. Ей было радостно сказать именно так: «Мы». Не «Я», а «Мы».

     И поймав недоуменный взгляд Василия Петровича, она пояснила:

     – У меня есть такие деньги!

                ***
     Два года назад в военном городке разрешили приватизацию. Марианна, поддавшись общему настроению, так же приватизировала свою двухкомнатную квартиру.

     Тогда она и узнала, что обладает недвижимостью, стоимостью пятнадцать тысяч долларов.

     Поэтому, когда адвокат Горохов назвал эту сумму, она сразу поняла – это судьба!

     Василий Петрович, когда они возвращались в военный городок, велел ей выбросить из головы всякие мысли о продаже квартиры, но она с грустью подумала, что при всем его хорошем к ней отношении, Ваня для него чужой. У него своя дочь, что ему ее Ваня? Все равно она не сможет жить в своих апартаментах, если с сыном в тюрьме что-нибудь случится. Она была благодарна Василию Петровичу за его участие и трезво при этом понимала, она одна со своей бедой, и рассчитывать придется только на свои силы.

     Василий Петрович дал ей отпуск за свой счет, и на следующий день она уже снова была в военной прокуратуре. Её направили к следователю Воробьеву, молодому человеку, совершенно лишенного военной выправки. Капитанские погоны на его форменной рубашке никак не хотели спокойно лежать на покатых плечах, и всё норовили своими глазками-звездочками заглянуть в протокол – что же это там такое их хозяин накропал?   

     Следователь подробно допросил её и велел ждать в коридоре, пока не выведут сына.

     – Будем проводить очную ставку, – сказал он Марианне; как ей показалось, следователь, ни разу даже, не оторвался от протокола и не поглядел на нее.

     Увидев Ваню, вводимого в коридор в сопровождении двух солдат, она не удержалась и вскочила с места. Сын был бледен, держал руки за спиной и теперь уже постоянно тряс своей головой, глядя в пол.

     – Ваня! – воскликнула она, когда он поравнялся с ней, и бросилась обнимать его.

     – Мама!– сказал он, прижав её к себе, и виновато улыбнулся. При этом он был как спросонья. Она знала, что когда он начинает о чем-то задумываться, он всегда такой, словно не выспавшийся, заторможенный.

     – Что ж ты Ваня делаешь?! – немного успокоившись, воскликнула она. – Что же ты оговариваешь себя?! Говори сейчас у следователя только правду! Слышишь? Только правду!

     Из кабинета выглянул следователь Воробьев.

     – Проходите, проходите! – хмуро и раздраженно сказал он и сердито посмотрел на конвоиров.

     Когда они расселись в кабинете, следователь предоставил им дежурного адвоката и еще раз напомнил Марианне, чтобы она поторопилась с выбором своего защитника.

     И стал задавать вопросы.

     Марианна так разволновалась, что не понимала, о чем следователь спрашивает. Перед ее глазами стали плавать какие-то разноцветные круги, и она, сжав голову руками, опустила ее низко-низко.

     Следователь вышел из-за стола и зачем-то стал толкать ей в рот стакан с водой. Она принужденно, стуча зубами о стекло, сделала маленький глоток – пить  совершенно не хотелось – и отстранила рукой стакан, поблагодарив следователя.

     – С вами всё в порядке? Участвовать в очной ставке можете? – спросил адвокат.

     Она кивнула головой, следователь вернулся на место и продолжил очную ставку.

     Обессиленная эмоциональным напряжением, она отвечала  на вопросы следователя очень кратко и односложно. А когда следователь позволил ей задать вопросы сыну, она только и смогла, что заплакать и сквозь слёзы, чувствуя, что с ней вот-вот случится истерика, повторяла:

     – Ваня! Ваня! Зачем же ты оговариваешь себя?!

     Сын, было видно, крайне расстроился. Губы у него дрожали.

     – Мама! – сказал он, когда солдаты уводили его, – не переживай! Всё будет хорошо! – и он успел ещё махнуть рукой, пока конвоиры не захлопнули за собой дверь кабинета.

     – Что же теперь будет? – спросила она сквозь слезы следователя.

     – Что теперь будет? – повторил следователь. – Я не вижу, чтобы к убийству был причастен кто-то из военнослужащих. Вы можете ходатайствовать о передаче дела в территориальную прокуратуру. Но сразу могу вам сказать, в связи с особым режимом военного городка, дело останется у нас…

     Марианна слушала его, слушала и никак не могла найти слова, которые позволили бы этой, в общем-то, простой жизненной ситуации быть увиденной этими людьми в погонах такой, какая она есть на самом деле.

     –Это я его убила… – опять повторила она безнадежно, зная, что ее все равно никто не слушает. Адвокат и следователь уже переговаривались негромко между собой о других делах.

     – Вы можете идти, – повернулся к ней следователь. 
 
     – Надо будет, я вас вызову.

     Следователь уже после первого года своей службы понял, что в следствии существует некая общая закономерность, универсальный принцип, какой есть, к примеру, и в литературе. Только если в литературе без усложнения ситуации, без сгущения красок не получится художественного произведения, то в следствии наоборот. Без упрощения не получить дела. Если не упростишь ситуацию, не округлишь её, не обрубишь разные сложные ответвления, завуалировав нюансы – то никогда дела не закончишь и не направишь его в суд.

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/05/01/306