Мальчик с упорством маньяка катался на велосипеде по периметру заснеженного двора. Долгополое пальто странным образом не мешало движению, черная ушанка хлопала ушами. Впечатление создавалось сильное.
- Это кто? – поинтересовался папа.
- Да новенький наш, Левка. Перешел из другой школы.
Папа проводил велосипедиста внимательным взглядом.
- Хороший парень, сразу видно, – пробормотал он, доставая ключи.
Про мальчика, недавно переехавшего в наш дом, ходили мрачные слухи. Поговаривали, что мама ежевечерне дерет его плеткой.
Левка был смазливый и добродушный, этакий молчун-черноголовик. Позже мне передали, что, войдя в класс, он оглядел наших девочек и немедленно выпалил: «Ну и страшные все тут у вас! Кроме Розки Липшиц и влюбиться не в кого…» А потом, не долго думая, направился к моей парте и бухнулся рядом со мной. В такой диспозиции мы провели шесть лет.
Каждое мое утро начиналось одинаково, с Левкиного звонка в дверь. Он вешал на плечо мою сумку со школьными причиндалами, и мы плелись на уроки.
Как-то незаметно нас стало двое, я и он. Я все время болела «астматическим компонентом» и проводила жизнь в кровати. Левка прибегал после школы, и мы в счастливой праздности убивали официально отведенное для бодрствования время. Потом звонила Левкина мама с просьбой гнать сына взашей. Сын уходить никогда не хотел. В дверях он неизменно произносил: «Ну, я пополз», – и исчезал до утра.
Левку отчего-то не любили наши мальчишки. Возможно, их раздражало его упрямое добродушие, а может, не нравилось то, что он без стеснения дружил с девочкой. Тогда это было не принято. Так или иначе, но они его постоянно тюкали – то по поводу еврейского вопроса, а то и вовсе на ровном месте. Однажды мне пришлось лезть в кишащую телесную массу, чтобы вытащить из нее своего друга. Продираясь сквозь чьи-то руки-ноги, я получила по уху, которое вдруг стало красным, горячим и увеличилось, как мне тогда показалось, в шесть раз. Левкин гонитель Андрей Билый, поняв, что под раздачу попала я, испуганно заплакал, матерясь и размазывая по лицу сопли. По дороге домой я пыталась убедить горе-непротивленца как следует отвалтузить поганых обидчиков. Все было тщетно. Левка отвечал, что «просто не умеет на них сердиться». Это было ужасно.
Сердиться он научился позже, во взрослой жизни, как и я – любить. Но об этом в другой раз.