Ограбление

Мне нужно было срочно снять 150 тысяч рублей. Не хватало, чтобы заплатить страховку за автомобиль. Говорили же мне переехать в более благополучный район! Но мне-то казалось, что и старые Таганские дома — это совсем неплохо.

Конечно, я не раз снимал в сбербанке и такие, и большие суммы. Но в тот раз у меня была простуда, высокая температура, и меня даже слегка покачивало от головной боли. Но платить нужно срочно, где сразу занять такую сумму?  Я не стал садится за руль — здесь и пройти-то, всего-ничего.

Я встал в довольно длинную очередь, и уже здесь почувствовал, что за мной наблюдают. Нет, это не бред, конечно, хотя состояние было плохое — одна из бабушек даже хотела пропустить меня вперед.

И я как-то забыл про внимательные глаза, изучавшие мой бланк во время заполнения. «Наверно, это мне показалось из-за моего состояния, — подумал я, — Просто показалось».

Но на обратном пути я все-таки слегка придерживал свой бумажник одной рукой в правом кармане брюк.

Скажите, а как пройти к Театру на Таганке? — неожиданно спросила меня очень молодая, неплохо одетая и довольно привлекательная особа.

Не знаю, — хотел ответить я. Нет, в обычном состоянии, я бы не стал отказываться от приключения с этой симпатичной шлюшкой (а по немилосердно вымазанным яркой помадой губам, по блудливым симпатичным глазкам, по модной, но какой-то измятой, и будто даже грязноватой одёжке видно было, что эта девица — очень свободных нравов).

Я засунул руку поглубже в карман, и захватил рукой весь бумажник. В это время откуда-то сзади прямо по брюкам, и по моей руке полоснуло лезвие. Я понял, что это именно лезвие, когда увидел кровь, хлеставшую из прорезанных на моей руке вен. «Помогите!» — хотел закричать я, но голос не слушался.

«Помогите!» — позвал я снова. Но вышло очень тихо и неубедительно. Девица уже пропала. Я далеко не сразу вытащил раненую руку из кармана. Именно поэтому бумажник пока оставался на своем месте.

Я замотал руку платком (кровь продолжала течь), я прямо чувствовал, как слабею. Но здесь в переулке никто не обращал на меня внимания, никто не собирался прийти ко мне на помощь. Поэтому я решил идти домой — и сразу сказать вахтеру, чтобы она вызвала мне скорую помощь. Здесь и идти-то — всего пять минут. Они больше ко мне не сунутся.

Я переложил бумажник в другой карман, и как можно быстрее пошел, почти побежал по направлению к своему дому. Кровь лилась немилосердно — и потому я поднял правую руку вверх. Кровь теплой струйкой затекала за рукав и сначала ощущалась под мышкой — а потом я почувствовал кровь где-то у пояса, и даже ниже.

Я быстро набрал код своего подъезда... Вахтерши не было на месте. Они вечно ходили — то по магазинам, то, якобы по нужде. Непонятно, за что мы им платим!

Я думал, кровавый след на лестнице сразу привлечет внимание соседей. Но кровь стала литься меньше. Хотя меня шатало от слабости из стороны в сторону, как пьяного. Старый лифт все-таки работал сегодня. Это с ним случается далеко не всякий раз. Нет, на третий этаж можно подняться и пешком. Но потолки здесь высокие, еще с прежних времен — и лестничные марши длинные, слишком длинные для моего ослабшего организма.

Я услышал, что кто-то еще вошёл за мной в подъезд — и хотел подождать его у квартиры. Может быть, позвать на помощь. Я чувствовал, что в любую секунду рискую потерять сознание.

Но шаги как-то застыли, растаяли на первом этаже. Может это вахтер?
Тетя Таня, — позвал я грозным, и на удивление сильным голосом, — Тетя Таня! Вызовите мне скорую. — Последнюю фразу я договорил уже понимая, что это, видимо, была не тетя Таня.

Я оставил дверь своей квартиры приоткрытой, на случай, если я потеряю сознание. И отправился в квартиру за телефоном. Скорая не набиралась. Точнее, сначала там было все время занято — а затем меня начали переключать с одного оператора на другого, пока я не потерял терпение.

Я взял сотовый — и подошел к двери. У двери стоял плюгавенький плохо одетый человечек с букетом роскошных роз. Почувствовав неладное, я попытался захлопнуть дверь перед его носом, — но он вставил свой ботинок в дверную щель, прежде, чем я успел захлопнуть дверь. При этом он лепетал что-то о службе доставки цветов.

Дело в том, что у меня, как и в большинстве московских старых квартир, две входных двери. Внешняя, железная, которую я тогда старался захлопнуть — и внутренняя, чуть больших, чем обычно, размеров. Я знал, что если во внешней двери повернуть замок на все четыре оборота — то мощный язык иностранного замка выдвигался столь далеко, что зацеплял косяк внутренней двери.

Таким образом я и закрыл дверь. Теперь плюгавенький мог просунуть свою ногу гораздо дальше. Я собирался вызвать милицию по сотовому — но обнаружил, что телефон разряжен. Тогда мне пришлось отойти от двери, чтобы взять аппарат, для обыкновенной, не сотовой линии.

Я схватил свой домашний радиоаппарат без шнура — и поспешил назад. В это время плюгавенький уже просунул свою маленькую ручонку в дверную щель и открывал мой замок.
Рядом с дверью стоял топор — черт его знает зачем. Может когда-то он служил для рубки мяса или еще чего-то, не помню. Я схватил этот топор — и с силой рубанул по ноге плюгавого.

После этого он как-то быстро выдернул свою ножку, а я попытался закрыть дверь. Я жал на дверь со своей стороны — кто-то вовсю давил на дверь снаружи. Плюгавенький с поврежденной ногой скулил где-то рядом.

Я почувствовал, что больше не могу, что теряю сознание. Кажется, мне удалось захлопнуть дверь. Сил у меня было совсем немного. Плюгавого я ранил сильно. Что же они все здесь такие плюгавые?

Не знаю, очнулся я через минуту, или через час. Но за дверью кто-то продолжал копошиться. Замок был закрыт.

Я посмотрел, в глазок — и увидел перед собой ту самую девушку, которая задала мне вопрос на улице и еще какого-то здорового парня, который, видимо, подбирал ключи к моей двери.

Я услышал, просто услышал, как замок поворачивается и открывается. Со своей стороны я попробовал снова закрыть его. Получилось! Я защелкнул замок на стопор и услышал за дверью: «Оклемался, гад!» Это говорила та самая девушка. И в тоже мгновенье я вспомнил, кто наблюдал за мной во время заполнения бланка. Это был плюгавый человечишка с букетом. Конечно, тогда он был еще без букета. Именно этот косой острожный взгляд маленьких черных глаз я и почувствовал на себе ещё в сбербанке.

Но тогда я как-то не принял его во внимание. Он был настолько жалок, что представление об опасности как-то не сочеталось с ним.

Теперь нужно было найти зарядное устройство для сотового телефона. И успеть, успеть до того, как бандитам удастся вновь открыть мою дверь. Я снова пошел в комнаты — и начал перерывать и раскидывать всё в поисках зарядного устройства. Помню, как спрятал деньги и вновь потерял сознание.

Очнувшись, я опять услышал возню за дверью. Кажется, уже темнело. Неужели никому из соседей не пришло в голову, что рядом с моей дверью возятся бандиты? Тогда я решил выложить деньги на самом видном месте перед дверью — а самому спрятаться подальше. Осуществил я это или нет?

Я вспомнил, что зарядное устройство я мог забыть в машине, шнур домашнего телефона, видимо, был перерезан бандитами где-то у щитка.

Тогда я достал толстый фломастер — и большую пачку бумаги. Сначала я написал свой адрес. Сознание все время мутилось и иногда уходило от меня. После адреса я приписал очень криво: «Ко мне в дом ломятся бандиты. Я ранен. Прошу помощи». Затем я бросил этот листок с балкона.

Листок подхватило ветром, он улетал все дальше и дальше, мои надежды таяли. Голос ослаб, я едва стоял на ногах, у меня не получалось обратить на себя внимание прохожих.

Через какое-то время я вновь вернулся к двери. Как раз в этот миг дверь была вскрыта бандитами. Я сумел подойти к двери, только когда какая-то маленькая ручка (видимо, девушки) пролезла в щель и попыталась освободить цепочку — последнюю преграду бандитов на пути в мою квартиру.

У меня темнело в глазах — но я сумел вновь поднять топор и довольно сильно рубануть по руке.

Такого визга, такого верещания я не слышал, наверно, никогда в жизни! Дальнейшее я не помню, так как упал на пол и окончательно потерял сознание.

Я очнулся, когда меня укладывали на носилки. Как я понял, бандиты все-таки побывали у меня. Хотя, когда пришли милиционеры, вызванные соседями в ответ на верещание девушки, цепочка оставалась все еще закрытой.

Я закрыл цепочку или не я? — допытывались у меня следователи, когда я еще не мог как следует открывать глаза. Конечно же я, кто же еще? Только вот когда?
Этого я не помнил. Бандитов поймали из-за наполовину отрубленной руки девушки, она обратилась в Склиф. За ними числилось еще много чего. Но мои деньги так и не нашли. Может их и менты тиснули, а вовсе не бандиты?

Бандиты бы не успели обчистить квартиру так быстро. Скорее всего они бросились бежать сразу после того, как девица заорала на весь подъезд... А почему я не мог заорать также громко? Что мне-то мешало?

Хотя теперь я вспоминаю, что и я пытался кричать. Громче наверно не мог. Может это не мужской способ самозащиты? Еще я когда-то все-таки сумел написать новый, еще более корявый призыв о помощи на листке бумаги. Я положил этот листок в ксерокс — и размножил его экземплярах в ста.

Я сумел выбросить эту пачку на улицу. Только вот как и когда это было — я уже вспомнить не могу. Помню только, что весь двор был засыпан моими бумажками.

Потом меня вызывали на опознание. У девушки осталась одна рука — и обрубок на месте другой руки; взгляд ее потух, ее почти нельзя было узнать, она совершенно сникла, подурнела и была будто неживая. В Склиф она пришла слишком поздно, почти через сутки, когда ее рука уже чуть ли не гнила. Так что сама виновата.

Прихрамывающий недомерок был ее отцом, многократно сидевшим в тюрьме за мошенничество. Здоровый детина был женихом или гражданским мужем девушки. Возможно, по совместительству также и сутенером. Но нормальной проституцией девушка почти не занималась. В основном она грабила клиентов вместе со своим «женишком». Бритвой по руке меня якобы резанул какой-то карманник, который временно подрядился работать с ними в сберкассах. Этого карманника так и не нашли. Хотя вроде была его фотография на сотовом телефоне девицы.

До меня у них было много удачных ограблений при помощи именно этого карманника. Каждое новое ограбление они проводили после тщательной подготовки. И лишь на этот раз им сразу попался я — выглядевший больным и довольно беспомощным.

Они всегда доводили свое дело до конца. Здоровяк, которого звали Пашей, нередко просто бил по кумполу клиентов в подъезде, если карманнику не удавалось вынуть деньжата незаметно. Кроме того, и девица и ее женишок баловались герычем. А от наркомов, обычно никакого признания добиться нельзя, если, конечно, не прихватить их во время ломки, и не пообещать дать им немного наркотика.

На маленькие суммы они не зарились, поэтому на их счету была всего одна пенсионерка, снявшая для своего внука сорок тысяч рублей. Остальными пострадавшими были довольно солидные клиенты, почти всегда мужчины.

Ни одного своего преступления (кроме моего случая) они не признавали. И меня им очень хотелось засудить за нанесение им телесных повреждений. Мне даже пришлось подмазать кое-кого, чтобы выбить эту дурь из их голов. И, главное, доказать что-то кроме моего случая, было весьма проблематично. Все видели и помнят девушку, задававшую им вопросы, отвлекавшую их внимание. А опознать Пашку, ее хахаля, не мог никто. Да и как опознаешь, когда тебе сзади настучали по макушке, и ты не видел того, кто это сделал?

Мне только непонятно, как этот сутенер умудрился открыть мой, довольно хитрый, замок? И, если уж он домушник — то таким вроде западло быть еще и сутенером?

Моя соседка из квартиры напротив в то время, оказывается, была дома. Какого черта она не вызвала милицию — я не понимаю. Говорят, я когда-то немного повздорил с ней. Но милицию-то, она могла бы и вызвать! Хотя эта соседка — содержантка. Квартирку снимает ей её папик. Видимо, ей не хотелось светиться.

Но менты закрыли ее на денек — и она мигом рассказала им все. Кажется, в деле участвовал еще один человек. Наверно, он и был домушником, он и вскрывал замок на моей двери. Но менты не стали копать — им и непойманного карманника хватало с головой.

***

И вот через пару недель должен состояться суд. Я давно оплатил страховку, но недавно я обнаружил свой старый кошелек со всеми деньгами. Значит теперь и воры — вроде не воры? И меня могут чуть ли не судить за членовредительство? Попробуй докажи кому, что я защищал свою жизнь. Я был уверен, что бандиты убьют меня, если им удастся ворваться в мою квартиру. Может, они и убили бы. Может, они и убивали кого-то — и именно поэтому не хотят ничего рассказывать о своих других преступлениях? Но в деле-то нет никаких материалов про их убийства...

Разве что докажешь? Наверно, мне лучше молчать про кошелек. Нету — значит украли. В квартире все раскидано — значит рылись и искали ценности. Разве я обязан говорить, что это я все раскидал в поисках зарядного устройства? Нет, наверно, лучше помалкивать. Пусть будет, как будет. Я-то и в самом деле думал, что меня убивают.