Ну, и как их воспитывать

Евгений Неизвестный
1. БЛИЗНЕЦЫ

Перед Георгием Ивановичем сидел плотный, розовощекий бутуз, неполных пяти лет от роду. Он «наворачивал» блинчики с творогом за обе щеки так, как будто перед этим неделю не ел. Нет, не чувство голода руководило этим юным созданием. Здесь, у деда, он пребывал в ощущении полной безопасности от строгих родительских санкций, а потому мог себе позволить насладиться вкусной едой, приготовленной для него бабушкой.
Георгий Иванович, с нескрываемым обожанием, рассматривал внука Борьку. Но на душе у деда было тревожно.

Час назад, предварительно созвонившись с отцом, старшая дочь доставила внука к деду - для проведения воспитательной работы «среди подрастающего поколения». Усаживая внука за стол, Георгий Иванович знал, что на ближайшие пол часа, ему гарантирована передышка от возни с этим «Вождем краснокожих». Теперь он сможет спокойно обдумать воспитательные меры.

Из краткого, сбивчивого рассказа дочери проистекало следующее.
В конце лета, завершая ремонт квартиры, Борькины родители установили новые алюминиевые радиаторы отопления взамен старинных, чугунных.
Вчера, с началом отопительного сезона, в родительскую квартиру нанесли визит сантехники.
Будучи от природы наблюдательным и любознательным, Борька неотрывно наблюдал за сантехниками. Мастера, используя маленький специальный ключ, через специальный же клапан, выпускали из радиаторов воздух. В современных алюминиевых радиаторах такой клапан теперь предусмотрен.
Воздух изумительно и таинственно шипел. В радиаторах забавно булькало. Потрогав радиатор, можно было легко убедиться, что он начинает нагреваться. Закончив свою работу и поблагодарив хозяйку за предложенное им материальное вознаграждение, сантехники удалились.
Озадаченный Борька обошел все радиаторы в квартире, и убедился, что они тоже нагреваются. К вечеру в квартире стало тепло и уютно.
Утром, обойдя радиаторы, Борька обнаружил, что они опять холодные. Он немедленно доложил об этом безобразии матери. Мать спешила в магазин.  Отмахнувшись от сына, она не сочла нужным ему объяснять, что вчера был пробный пуск системы, а тепло дадут через пару дней.
По мнению Георгия Ивановича, в этом была ее роковая ошибка.

Уйдя в магазин, она оставила Бориса одного в квартире лишь на один час. Немного поразмышляв, этот хозяйственный мужичок забрался в кладовку и добыл отцовский инструмент. Подобрав подходящий по размеру гаечный ключ, Борька попытался в большой комнате открыть клапан радиатора и выпустить воздух. По малолетию своему наш мастер не разумел, что он не клапан приоткрывает для выхода воздуха, а отворачивает клапан целиком.
Борька усердно пыхтел и налегал на гаечный ключ всем весом своего тела. Клапан поддался и, легко (это тебе не заржавевший чугун), стал откручиваться. Под напором воды клапан вырвался. Вода потоком хлынула в комнату. Борькино счастье было в том, что в радиаторе под давлением был не кипяток, а холодная вода. На этом, надо отметить, Борькино счастье и закончилось.

Вода мощным, диаметром в пол-дюйма потоком, стала заливать паркет. А вместе с ним  – обои, гардины, ковер, соседние комнаты. И, заодно -  соседей. Перепуганный и весь мокрый, наш искатель приключений укрылся на кухне, взобравшись с ногами на стул.

Что такое пятнадцать минут в жизни молодого, возрастом неполных пяти лет, человека? Вечность или мгновение? Это как посмотреть! В течении пятнадцати минут, длящихся вечно, Борька с ужасом наблюдал, как вода перетекает из комнат и покрывает пол кухни. Но пускать кораблики ему, почему-то, не хотелось! Он осознавал, что произошло нечто непоправимое. Степень непоправимости оценить Борька не мог. Откуда ему было знать современные расценки на ремонт соседской и своей квартиры?

На Борькино счастье, с возгласами удивления, преодолевая бурное течение, на кухне появилась мама. Бросив на стол сумки, она устремилась в комнату и, быстро сориентировавшись, завернула шаровые краны, установленные перед радиаторами.
Бегая по квартире мама собирала совком и тряпками воду. По ходу, у насупившегося отпрыска, она выясняла, что же здесь произошло. Соседи, она знала точно, были на работе. Поэтому величину нанесенного им ущерба предстояло выяснить только вечером.
Более-менее собрав воду, мама созвонилась со своим отцом, и, оставив на себя вечерние разборки «полетов» с мужем и соседями, от греха подальше, увезла Борьку к деду.

И вот, не замечая задумчивого дедова взгляда, Борька сидит за столом, усиленно компенсируя утраченный обед.
Георгий Иванович, которому Бог сыновей не дал, вспоминал своих двух дочерей. В прежние годы он совершенно не предавал значения каким то там гороскопам, знакам Зодиака и астрологии вообще. Старшая дочь родилась под знаком Стрельца, а через несколько лет родилась вторая – под знаком Весов.
С годами Георгий Иванович начал с интересом почитывать да присушиваться к различным толкованиям, которые связывали поведение человека со знаком Зодиака, под которым человек родился.
И вот, что удивительно: - более чем за три десятка лет он не мог припомнить ни одного случая, чтобы приходилось разрешать какие либо проблемы в садике, школе, институте. Росли дочки, на диво, примерными, покладистыми, прилежными. Никогда не ссорились. Проблем родителям не создавали. Ну, разве что, в отрочестве, были мелкие проблемы. Дабы девушки не чувствовали себя обделенными, по сравнению с подругами, приходилось напрягаться. И использовать некоторые связи, чтобы раздобыть какие то дефицитные, модные вещи. Ну, еще с матерью дочки обсуждали какие-то дела сердечные, к разрешению которых Георгия Ивановича не привлекали. А  он и не вникал.
Не заметил он, как  выросли его дочки – Стрелец и Весы.

Борька имел счастье родиться под знаком Близнецов! Георгия Ивановича это обстоятельство настораживало. Но, до сегодняшнего дня, оснований для тревог не было. Сегодняшнее появление внука говорило деду о многом! Точнее, обстоятельства, которые предшествовали этому появлению.
- Неужели начинается? – растерянно думал дед, грустно глядя на внука, и, даже, поежился немного.

Самое время отметить, что дед, так же, как и внук, был Близнецом! Разбираясь в основах генетики, дед имел все снования предположить, что в ближайшем обозримом будущем родителей этого «Вождя краснокожих» подстерегают боооольшие проблемы.
- Деда,  я спать хочу, - поведал Борька, завершив трапезу.
- Да, да, внучек, сейчас все устроим, - встрепенулся дед, выходя из задумчивости.

Убедившись, что Борька, утомленный сегодняшним приключением, сладко заснул, Георгий Иванович начал обходить квартиру. Спички, ножи, вилки, иные острые и колющие предметы были убраны на верхние полки. Специальные заглушки для электрических розеток были извлечены из кладовки и установлены на полагающиеся места. Ящик с инструментами в кладовке был убран на самый верх. Напрягая всю свою фантазию, Георгий Иванович в третий раз обходил квартиру, соображая, что бы еще такое предусмотрительно убрать и поправить.
Он осознавал, что его, искушенная богатым жизненным опытом, фантазия ни в какое сравнение не идет с острым, пытливым, богатым на выдумки умом подрастающего Близнеца. Но исполнить свой долг воспитателя, точнее – «оберегателя», дед был обязан.
Удовлетворившись проделанной работой, Георгий Иванович устало присел в кресло и предался воспоминаниям о своем бурном детстве, предопределенным созвездием Блезницов.


2.ДЕТСТВО  ДЕДА.  СЕКСОТ.

В первые послевоенные годы отец Георгия Ивановича, или, точнее Жорки, был строен, педантично подтянут и строг. Таким он Жорке и запомнился:  форма на нем сидела идеально а портупея лишь завершала облик молодого лейтенанта. Ходить, говорить и уважать отца Жорка начал, практически, одновременно.

Но к пяти годам от роду у Жорки появились первые сомнения в любви отца. По мнению Жорки, службу отец любил больше, чем семью. Это мнение формировалось субъективно, под влиянием объективных обстоятельств. Офицерские жены, то бишь –    любимые мамы – частенько собирались в кружок за столом посудачить о своем житье, а также обменяться гарнизонными новостями. Женщины часто приходили к единому мнению: - мужья, очевидно, службу любят больше, чем семьи.

Оставим этот вывод на их совести. Но мамы совершенно не предполагали, что суетящаяся под столом, в куче ярких и добротных немецких игрушек, сопливая «субстанция» имеет уши. Детвора все слышит, запоминает, и даже анализирует, обмениваясь мнениями:
 - А вот моя мама сказала, что твой папа… Ну, и так далее.

Жорка, к своей природной наблюдательности, еще имел не по-детски острую память. Это обстоятельство сыграло с Жоркой очень плохую шутку. Когда мама привозила Жорку к любимой бабушке (это много позже Жорка понял, что его любимая бабушка приходится папе тещей), бабушка брала его на руки, тетешкала на руках и расспрашивала о его житье-бытье в далеком гарнизоне.
Жорке льстило такое внимание. Он охотно рассказывал бабушке обо всем, что слышал и видел. Любимые бабушкины вопросы были: - «А что сказал папа про бабушку?». - «А что ему ответила мама?». - «А что папа маме купил?» - «А сколько папа денежек получает?».
Такая, вот, любопытная была бабушка.
Как следствие, Жорка от папы получил непонятное ему, а потому и не обидное, прозвище «Сексот». Хуже было другое. Когда долгожданный папа появлялся в доме, то, общаясь с мамой, он предлагал:
- Подожди... Вот сейчас «Сексота» выпроводим, тогда поговорим и о зарплате, и о твоей маме….
- Вот уж воистину, естественная детская наблюдательность, не всегда используется взрослыми во благо, -  Георгий Иванович усмехнулся при этой мысли.

До самого отрочества отец не видел в сыне достойного собеседника, выпроваживая сына во время серьезных разговоров с мамой.
Жорка любил и, в то же время, боялся отца. Смутные воспоминания раннего детства носили противоречивый характер, поскольку анализировались уже взрослым умом.
В редкие свободные вечера отец брал его на руки, рассказывая изумительные сказки. Отец сыну не читал книг, он пересказывал их наизусть. Притихнув и устроившись на коленях у отца, Жорка заворожено слушал сказки Пушкина и Лескова, Андерсена и Бажова. Жорке было неведомо, откуда отец столько знал сказок. Слушал самозабвенно, и засыпал.
Навсегда запомнился запах одеколона «Красная Москва», пропитавший все отцовы вещи. Навсегда запомнились бритвенные принадлежности, аккуратно разложенные в ванной комнате, вещи и форма, строго разложенные в шкафу.
Спустя многие годы, посещая однокомнатную отцову квартиру, Георгий Иванович видел все тот же порядок и бытовой казарменный аскетизм своего отца.
Но не все воспоминания носили столь радужный характер.

3. ГАРНИЗОННЫЕ  МАЛЬЧИШКИ

Действительно, Жорка редко видел отца, поскольку тот вечно пропадал на каких то маневрах. А вернувшись в часть на несколько дней, вскоре вновь отправлялся не маневры.
В раннем детстве его, в основном, воспитывала мама. Несколько позже, когда Георгий подрос, этому нашлось объяснение: - служба отцова проходила за пределами Родины, на территории побежденного в Великую Войну противника – в Германии, которая в 1949 году юридически хотя и стала ГДР, но в сознании немцев признание этого факта произошло гораздо позже. Поэтому в первые послевоенные годы все офицерские семьи жили исключительно в военных городках, обнесенных забором и надежно охраняемых.

Пока офицеры, а с ними - почти весь личный состав - решали поставленные командованием задачи, офицерские жены, не занятые работой в «Военторге», библиотеке или в гарнизонной средней школе, воспитывали своих отпрысков дошкольного и школьного возраста сами.
Дети, которые достигли школьного возраста, большую часть дня были заняты в школе, куда их отвозили на автобусе. Во второй половине дня их привозили обратно, после чего они быстро разбегались по квартирам - делать уроки.

Требования в гарнизонной школе были высокими, а классы – маленькими – по 15-20 учащихся. Дисциплина – железной, почти военной. Достаточно было учителю пожаловаться командиру части на неуспевающего ученика, как тут же следовала реакция, вплоть до привлечения к партийной ответственности нерадивого родителя.
В вопросах воспитания детей офицеры были строги с женами. Жены, в свою очередь,строги с  детьми. Младшие дети о таких школьных порядках не знали. Поэтому сильно завидовали старшим товарищам, которых каждое утро красивый автобус увозил в какую то далекую, и потому прекрасную, загадочную школу, где учат читать, писать. И,  даже, рисовать по настоящему.

Поскольку детский садик в городке отсутствовал, то держать целый день ребенка, особенно мальчишку, в квартире не было никакой возможности. Ближе к обеду ватага сорванцов, в возрасте от четырех и до шести лет, уже носилась по городку, в поисках развлечений и приключений.

Младшим детям в городке почти все разрешалось и прощалось. Офицерских детей знали всех в лицо, да и не могло тут быть других, посторонних, детей. Часовые, стоящие на охране таких интересных и ужасно привлекательных для пацанов объектов, как гаражи, танковый парк, танкодром, понтонные эллинги и стрелковый тир, снисходительно отворачивались. Они, как бы,  не замечали ватагу мальчишек, проникших на объект.

Заботливо подсаженные крепкими руками механика, мальчишки забирались в самый настоящий танк. Крутили рукоятки, поворачивая башню. Дергали за рычаги и смотрели в перископы. Самозабвенно крутили «баранку» в кабине могучего ЗиСа или с удовольствием щелкали спусковым крючком незаряженного «Калашникова». К своим шести годам гарнизонные пацаны уже разбирались в устройстве оружия. Знали, чем отличается дизель от карбюраторного двигателя, как работает трансмиссия и для чего необходимо сцепление.

Снисходительность солдат объяснялась тем, что многим из них было совсем уже не по восемнадцать лет. И почти у каждого, дома, без отца, подрастали такие же мальчишки. Но солдатам, в отличие от офицеров, семья в заграничном гарнизоне не полагалась.

Пытливый детский ум получал ответ на любой вопрос о прошедшей войне, об устройстве танка, машины или противогаза.
Кстати, из отслужившей противогазной маски, умелые солдатские руки вырезали тонкую полоску отличной, эластичной резины, которая крепилась к деревянной рогульке. Это приспособление солдаты охотно дарили детворе. Рогатки получались классные и, снаряженные стальными шариками от подшипника, очень «убойные». Испытать их можно было здесь же, в настоящем тире.
Здесь было стыдно не «взять», хотя бы и понарошку, полосу препятствий, которую преодолевал каждый солдат.
Было стыдно ходить по городку оборванным и грязным, потому что кругом чистота, и во всем порядок. Газоны подстрижены а бордюры и деревья побелены. Ни соринки, ни окурка на тротуаре.
Было стыдно не знать устройства танка или автомата и чем трассирующая пуля отличается от бронебойной.
Стыдно было не уметь, к шести годам, самостоятельно, по буквам, прочитать присягу на транспаранте у штаба. Или инструкцию, висящую на стене стрелкового тира.

Народ не знал о существовании телевизора, но почти каждый вечер в гарнизонном клубе демонстрировались фильмы. Вход был свободным. И все первые ряды занимались детворой, которая самозабвенно смотрела «Чапаева» и «Трактористов», «Истребители» и «Два товарища», беря пример с их героев и напевая слова:
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят…

Поколение подростков, выросшее в те годы за высоким забором, но в условиях гарнизонной вольницы, отличалось от своих «гражданских» сверстников на родине. Вырастая без отцов, но при полной свободе, они не были подвержены влиянию улицы и не ведали кодекса чести «подворотни». Здесь их, улицы и «подворотни», просто не было.
Для офицеров и членов их семей выход за пределы городка хотя и был вольным, но не желательным. Если ватага мальчишек и делала рейд за пределы городка, то на улицах поселка обязательно натыкалась на компанию немецких сверстников. Знакомство начиналось с предложения: - Русиш швайн, дранг нахт хауз!
Поскольку русские мальчишки, в ближайшем обозримом будущем, домой не собирались, и уж тем более - не считали себя свиньями, то далее события могли развиться по одному из двух сценариев.

Первый. Из карманов извлекались те самые рогатки и демонстративно снаряжались шариками от подшипника. Противник совершенно не владел таким видом оружия «варваров» с востока, но быстро догадывался о последствиях его применения. Немецкая сторона дипломатично отказывалась от ранее сделанного предложения. И…  стороны мирно расходились, обмениваясь сердитыми взглядами.

Второй. При наличии в компании одного - двух рослых подростков, лет двенадцати, немецкая сторона храбро бросалась в бой. Завязывалась рукопашная потасовка, в которой дети отвечали за неведомые им грехи отцов. После несколько минут обмена тумаками, пыхтения и сопения первичный запал пропадал. Начиналось своеобразное братание. Происходил обмен сувенирами (гильзы от патронов – на значки, рогатки и шарики – на игрушки и т.д.). Стороны взаимно совершенствовались в разговорном языке. Русская сторона приглашалась в приусадебный сад, где росли обалденные яблоки и груши. Немецкая сторона, к сожалению, не могла быть приглашена в городок. Но так возникала детская интернациональная дружба, препятствовать которой взрослые не могли.

Много позже, когда в Германии, Венгрии, Польше стало тихо и спокойно, и когда разрыв в развитии экономик и в уровне жизни населения наших стран стал очевидным, воинская служба в группах войск стала считаться  очень престижной, безопасной и желанной. Поколение офицеров – фронтовиков сменилось поколением штабных офицеров и юных выпускников военных училищ. Считалось великой удачей молодому офицеру, с выпускной скамьи, попасть на службу в любую группу войск заграницей.
Так было. До Афганистана… , - тут Георгий Иванович спохватился, что в своих воспоминаниях о детстве забрел «не туда».

Пусть отец не мог ему, подрастающему мальчишке, достаточно уделить отцовского внимания. Но, вольно или невольно, он подарил сыну удивительное и яркое детство, запомнившееся немецкими костюмчиками и ботиночками, аккуратными немецкими городками и домиками с красной черепичной крышей. Чистенькими немецкими улицами и уютными гаштетами, где любили скоротать время, за кружкой пива, их, не обремененные бытом коммуналок, мамы.
Ах, если бы воспоминания Георгия Ивановича не омрачались воспоминаниями другого свойства.

4. ДВА ДНЯ ИЗ ЖИЗНИ ЖОРКИ

4.1. ПРОСТУПОК  ПЕРВЫЙ

Пятилетний Георгий отца любил, но боялся страшно. Горячая любовь отца к сыну нивелировалась необъяснимой жестокостью наказаний, порой неадекватной проступку. Каждое из этих жестоких наказаний оставило свой неизгладимый след в памяти ребенка. Память, граничащая с неосознанным страхом. Лишь многие десятилетия спустя эти страх и ненависть незаметно трансформировалась в понимание и уважение.
Очевидным объяснением этой трансформации есть разница в восприятии происходящего детским и, впоследствии, уже  взрослым умом.
Первое, непонятное Жорке и потому оставившее рубец в его детской памяти, наказание последовало за таким детским проступком.

По строевому уставу тех лет офицеры были вооружены саблями и кортиками, полагавшимися к парадной форме. Сабли, слава богу, дома у отца не было. А кортик хранился в шкафу.
Красивые латунные оковки, крестовина и, отделанная под слоновую кость, рукоять – все это непреодолимо притягивали мальчишку. Нажав специальную кнопочку, без усилия, можно было извлечь клинок из деревянных, обтянутых черной кожей, ножен. Стальной, с голубоватым отливом, обоюдоострый клинок был настоящим, не игрушечным. Мама не одобряла игру сына с кортиком. Но и не запрещала ему гордо вышагивать строевым шагом по комнате с кортиком на боку. Ах, если б она могла предвидеть, чем это закончится.

По Жоркиному разумению всякое холодное оружие должно быть надлежащим образом смазано. Поскольку в доме иной смазки не нашлось, то подошло растительное масло. Клинок был обильно смазан подсолнечным маслом и заправлен в деревянные ножны. После процедуры ухода за оружием Жорка положил его на место, в шкаф.
Прошел месяц или полтора. Буял зеленью и ароматами поздний апрель, потеснивший сырую и малоснежную немецкую зиму. В военном городке ощущалось необычайное оживление и многолюдность, проистекающая из отсутствия маневров и подготовки к майским торжествам.

Гарнизон чистенький, весь «с иголочки», украшенный первомайскими транспарантами, готовился к торжественному параду. Как правило, проход техники не проводился. Но каждый полк, входивший в состав дивизии, выставлял для прохождения торжественным маршем роту, которая тщательно готовилась и репетировала.
 На огромном плацу украшалась трибуна, возле которой в день парада собиралось все «цивильное» население городка. Для детворы это был двойной праздник – возможность не только вблизи посмотреть парад (это вам не Красная площадь, пропуск не нужен и место находилось всем желающим), но и, с замиранием гордого сердца, проводить глазами своего родителя, четко чеканящего шаг во главе колонны рядом с полковым знаменем.

Иван Григорьевич, Жоркин отец, числился в части одним из лучших строевиков, выигрывавшим строевые смотры. Невысокого роста, но подтянутый и весь какой то четкий, всегда с поднятым подбородком и развернутыми плечами – он бы рожден для строевой службы. Даже в гражданском костюме в нем сразу же угадывался строевой офицер. Жорка не раз слышал комплименты других мам, высказанных  в адрес своего отца.
Иван Григорьевич в день парада встал рано. Тщательно подготовил и надел парадную форму. Обул зеркального блеска сапоги. К парадному ремню приладил кортик. У зеркала поправил фуражку. Завершался этот ладный ансамбль белыми перчатками. Жорка восхищенно наблюдал за происходящим, интуитивно ощущая значимость события. Отец потрепал по щеке Жорку и сказал жене, чтобы не задерживались, иначе лучшие места у трибуны могут занять. Отец спешил. Ему предстояло выводить парадную роту своего полка.
Торжественное выступление и обход построения закончились. Чеканя шаг, под ритмичный марш военного оркестра, к трибуне приближалась первая парадная рота. На трибуне генералы и столичные гости взяли под- козырек. Публика у трибуны восхищенно замерла, детвора притихла.
Ведущий колонну офицер (а это был Жоркин отец), поравнявшись с трибуной, должен был отсалютовать, резким движением оголив клинок кортика, висевшего на боку. Сделав несколько судорожных попыток извлечь из ножен кортик, офицер с побелевшим лицом вскинул руку к козырьку фуражки и так провел колонну перед генералами. Генералы недоуменно переглядывались. Понимающая в ритуале публика у трибуны оживилась, посмеиваясь и обмениваясь шуточками.
Так Иван Григорьевич, впервые за свою строевую службу, потерпел необъяснимое фиаско. А начальство требовало пояснений произошедшему на параде конфузу.

В оружейной мастерской, с большим трудом, только лишь полностью разобрав кортик, смогли отделить клинок от ножен. Бывалый мастер, почесывая затылок, не мог пояснить, почему клинок намертво приклеился к ножнам.
Ответ на так неожиданно возникшие вопросы Иван Григорьевич получил только вечером. Проведя допрос с пристрастием своего отпрыска, он выяснил следующее: оказывается, клинок был заботливо смазан подсолнечным маслом! Откуда ж Жорке было знать, что растительное масло и олифа - это почти одно и тоже?

Праздничный вечер был безвозвратно испорчен. Жорка был жестоко бит офицерским ремнем по мягким местам и посажен под домашний арест. Тогда же Жорка впервые увидел, как отец ударил маму. За что? Жорка этого не понял, но стал не только бояться, но и, впервые, тихо ненавидеть отца.
На следующий день Иван Григорьевич подал начальству пояснения произошедшего на параде с кортиком. История с подсолнечным маслом быстро стала достоянием всего гарнизона. Смеялись все, но не Григорий Иванович. Выговор за ненадлежащее хранение личного холодного оружия он все-таки получил.

4.2 ПРОСТУПОК ВТОРОЙ

Ах, если бы этим все и ограничилось! Вольная детская душа не терпит несправедливых ограничений и рвется на свободу. Судьба - злодейка решила дать возможность испытать отношения отца и сына на прочность до конца, поскольку в эти майские дни приключениям было суждено наворачиваться, как снежный ком.

На следующий день Жорка был заперт один в квартире. Прерывая несправедливое, по его разумению, наказание, он выбрался на волю через кухонное окно.
Под кухонным окном второго этажа находилась покрытое шифером крыльцо. Это была так называемая «База - Ю».
За непонятным названием «База-Ю» скрывалось весьма прозаичное, но очень специальное подразделение секретного отдела воинской части. При этом весь городок знал, что туда предварительно доставляются письма, отправляемые по полевой почте. Там их перечитывают (как говорили взрослые – «перлюстрируют»).
Неся службу за пределами родины, военные с пониманием относились к необходимости существования этого подразделения. У входа «Базы –Ю» всегда стоял часовой. Жорка об этом знал.

- Дяденька солдат, а помогите мне спрыгнуть – обратился Жорка к часовому.
Часовой, нисколько не удивившись, принял на руки сползавшего с крыши мальчишку. Хлопнул его по попке и …  - послал прочь от поста. Ну не будет же он вызывать начальника караула из-за офицерского отпрыска. Что Жорке и требовалось.

Жорка решил укрыться от наказания в самом дальнем углу городка, где находился автопарк. Там был знакомый дяденька – Водитель, у которого дома подрастал такой же сорванец. Водитель любил посадить Жорку на колени в кабине своего огромного ЗиС-151, и пояснять ему, для чего нужны все эти педали, рычаги и ручки. Иногда Водитель заводил мотор и начинал двигаться по парку, нажимая педали. А Жорка, с замирающим сердцем, сидел у него на коленях, и, крутя «баранку», сам управлял могучим трехосным грузовиком! Это было незабываемое ощущение.

В этот, роковой для обоих день, Жорка без проблем добрался до автопарка и нашел знакомого Водителя, занятого ремонтом машины. Усатый Водитель хмуро ответил на Жоркино приветствие, выглянув из-под поднятого капота. Затем оживился, обрадовавшись юному помощнику. Он усадил Жорку в кабину и проинструктировал, какую штуковину дергать по его команде. Сам Водитель улегся под машиной и начал подавать команды:
- Нажимай….!  Отпускай!  Нажимай…..!  Отпускай!

Через десять минут Жорке это наскучило и он стал рассматривать приборную панель. К великой своей радости он обнаружил ключ, торчавший в замке зажигания. Жорка уже знал, что если ключ повернуть, то оживут все эти стрелочки на приборах и загорятся разноцветные лампочки. Без «задней мысли» мальчишка повернул ключ. Стрелки вздрогнули и поползли по шкалам. Лампочки загорелись. Больше ничего не происходило, и мальчишке снова стало скучно.

Жорка немного сполз по сидению и дотянулся до педали стартера. Водитель его не раз учил, что на педаль стартера надо нажимать носком, и,  одновременно пяткой, нажимать на педаль газа. Жорка, вспомнив инструкцию, так и сделал. Мальчишка не задумался ни на секунду над тем обстоятельством, что ключ-то уже повернут в замке зажигания. И это притом, что машина уже стоит на первой передаче!  Мотор взревел, огромная машина вздрогнула и.... покатилась!
История умалчивает, каким чудом Водитель успел выскочить из пространства между передним и задними мостами грузовика. Но через секунду он уже был в кабине (благо дело – дверца кабины была открыта) и выхватил ключ из замка зажигания. Ему понадобилось немало усилий, что бы оторвать перепуганного мальчишку от рулевого колеса.

Далее – картина достойная увековечивания: - по просторам военного городка мчится в комбинезоне разъяренный Водитель. А за ним, весь в слезах, влекомый за руку, едва поспевает мальчишка, повторяющий заклинание, известное подросткам всего мира:
 - Дяденька, я больше не будууу.. у..у…у !
Ах, эти мальчишки. В момент стресса они искренне верят в то, что больше не будут! Ах, эти взрослые. Они, почему-то, никогда мальчишкам не верят!

По армейским законам всякого нарушителя установленного порядка надлежало сдать дежурному по части, доложив о происшествии. Через несколько минут эта живописная группа прибыла в кабинет дежурного по части. Водитель по форме докладывал о пришествии дежурному и предлагал принять под охрану и, по возможности, изолировать от общества «это ходячее приключение». Жорка стоял молча, потупив глаза долу. Присутствующие смеялись, поздравляя незадачливого Водителя, оставившего ключ в замке зажигания, с удачным завершением этого ЧП. У Жорки отлегло от сердца. Он поднял глаза, и ... похолодел! Его глаза наткнулись на мрачный, молчаливый, ничего хорошего не обещавший, взгляд дежурного по части. Дежурным по части был его отец!

Картина повторилась. Отец молча увлекал за руку Жорку. Тот едва поспевал за отцом, осознавая, что молчание отца ничего хорошего не сулит.
«Ворвавшись» домой, отец зажал голову сына между колен, и, оголив ему зад, начал люто хлестать тонким страховочным ремешком.
Было непонятно и обидно. Обидно не потому, что очень больно. А потому, что ранее отец ему пояснял, что вот этим самым кожаным ремешком пристегивается пистолет к портупее, дабы в пылу боя офицер, даже будучи раненым, не потерял пистолет.
Но вот, что бы так использовать этот ремешок? Стегать ребенка по голой попе…?

Много лет спустя, Жорка (то есть, простите - Георгий Иванович), получая в ружейном парке свой личный пистолет, всегда подолгу рассматривал такой же ремешок, прежде чем его пристегнуть. Под удивленным взглядом дежурного по ружейному парку, вздохнув, он задумчиво пристегивал ремешок к своему оружию. Разве объяснишь дежурному, что память человеческая – цепкая штука?

Экзекуция была недолгой, но лютой. Жорка мужественно терпел, старался не орать, что бы не пугать и без того испуганную, и ничего не понимающую мать.  Отец, прежде чем уйти, пообещал после дежурства разобраться со всеми нарушителями домашнего ареста. Он четко намекнул и Жорке и маме, что это только аванс, а наказание будет позже. Приказав маме Жорку до вечера не кормить, отец удалился.

Удивленной маме Жорка рассказал о пришествии в автопарке, включая и то, как он выбрался через окно на кухне. Между делом, Жорка поинтересовался у мамы, что такое за штука - этот самый "аванс"?
Мама пояснила, что имел ввиду папа, говоря про "аванс".
Выслушав сына, она пожалела Жорку, накормила и закрыла в комнате. Предусмотрительно закрыв входную дверь на ключ, она положила ключ в карман передника. Занявшись готовкой ужина, мама полагала, что контролирует территорию кухни и окно. Наивная. Она думала, что спрятав ключ, избавилась от проблем.

4.3. ПРОСТУПОК ТРЕТИЙ И ПОСЛЕДНИЙ

Жорка, ковыряясь в игрушках, угрюмо соображал, что если это был "аванс", то что же его ожидает вечером? Перспектива вырисовывалась мрачная и Жорка принял решение уйти из дома. Навсегда.
Вот тогда отец узнает, что бить детей ремешком от пистолета нехорошо и обидно. Он поймет, что детей надо жалеть.

Покрутившись на кухне возле матери, Жорка поинтересовался, что будет на ужин. Ослабив ее внимание, он незаметно извлек из кармана маминого передника ключ от входной двери, и - был таков.
Обнаружив пропажу мать не стала бить тревогу. Ну не пойдет же она к дежурному по части докладывать, что его сын вновь нарушил домашний арест? Да и куда мальчишка денется с территории городка?

Обдумывая план действий, Жорка взял курс на здание столовой. Было в городке такое место, где мальчишке можно надолго укрыться и, при этом, не помереть с голоду.
Военный городок располагался на территории бывшей немецкой моторизированной  части, где все было продуманно и организовано с немецкой педантичностью.
Нашим военным ничего не пришлось менять, а лишь продуманно использовать. Нашлось место и для личного состава, и для техники, и для тыловых служб. Прекрасные трехэтажные казармы, продовольственные, материальные и вещевые склады, банно-прачечный комплекс, своя электростанция, узел связи и многое другое. Все это в автономном режиме обеспечивало нужды нескольких тысяч военнослужащих.

Четырехэтажное здание пищеблока возвышалось над городком. Столовая позволяла в одну смену накормить почти весь личный состав. Сердцем пищеблока была кухня, которая располагалась в цокольном этаже.
Круглые сутки здесь кипела жизнь. Принимались и распределялись по цехам продукты. Выпекался в печах хлеб.
Из холодильников на тельфере выезжали мясные туши и катились в разделочный цех.
День и ночь кипели огромные, блестящие никелем, варочные котлы.
На больших плитах, в огромных сковородках и противнях, что-то шипело и румянилось. Бригады поваров и кухонных рабочих, в белых комбинезонах и с колпаками на голове, в три смены наполняли жизнью эту «преисподнюю», этот своеобразный кухонный конвейер.

Мальчишки, проголодавшись, частенько сюда наведывались. На них никто особо не обращал внимания. Большое количество цехов, комнат, кладовок, мастерских электрика, механика или сантехника, иных подсобных помещений, позволяло скрыться от глаз дежурного офицера и, «по-быстрячку», вкусно перекусить, получив из рук доброго пекаря свежевыпеченную булочку или котлету из рук повара.

Иное дело – залы столовых, расположенные на верхних этажах. Готовая пища и чистая посуда из «преисподни» кухни подавались наверх, в залы столовой, несколькими лифтами. Рядом располагались лифты, которыми из залов столовой в посудомоечное отделение опускалась использованная посуда.

Наверху, в потоках рассеянного белыми занавесками света, льющегося из огромных окон, рядами стояли столы. В тиши зала сновали немногочисленные дежурные в белых передниках, расставляя на столах посуду и приборы.
Зеленые фикусы, гибискусы и лимонные деревья в кадках привносили в общую картину уют и тепло.
Но туда лучше было не соваться. Пустой зал прекрасно просматривался.
Дежурный по залу немедленно выпроваживал непрошенных гостей восвояси. Иное дело – во время завтрака, обеда или ужина.
Залы наполнялись солдатами, заходящим истройными рядами почти в полной тишине.  По команде садились. По команде ели. По команде вставали и покидали залы. Вся процедура занимала чуть более получаса.
И вновь в залах оставался дежурный наряд, быстро и споро свозивший использованную посуду к лифтам.
На всех лифтах в давние времена была прикреплена табличка на немецком языке с известным словом «Ахтунг…!», и непонятными далее словами. Позже прикрепленная табличка, на русском языке поясняла, что, хотя власть и переменилась, но порядки прежние: - «Внимание! Перевозка людей запрещена».
Поэтому, при необходимости спустится вниз или подняться, все бегали по служебной лестнице. Даже на четвертый этаж поднимались пешком. Дверцы лифта находились на высоте метра от пола. Солдатики, конечно же, иногда самовольничали и экономили время, пользуясь лифтом. Это было строго наказуемо, если свидетелем становился дежурный офицер.

Иное дело – мальчишки. А где в их жизни можно было увидеть такую диковинку, как лифт? Им частенько удавалось уговорить дежурного механика. И тот, снисходительно улыбаясь, запускал пару пацанов в лифт, предупреждая по селектору, что едет живой груз. Дежурный офицер, застукав за этим занятием мальчишек, в худшем случае, журил механика. И офицерские отпрыски с миром отправлялись пешком на первый этаж, оживленно обсуждая приключение.
В этот несчастливый вечер Жорка, подкрепившись и отсидевшись весь ужин в кухонной подсобке, решил продолжить поиск приключений на свою попу.
И, таки, нашел...

Уговорив механика, он, счастливый, скрестив ноги в позе «турецкого султана», ехал в лифте на третий этаж. Ехал вместе с контейнером для посуды. Лифт остановился, дверцы открылись. Перед лифтом стояла группа солдат, дежуривших по залу, и ..., по законам жанра - дежурный по части офицер с красной повязкой на рукаве! Это был тот случай, когда говорят:  – «Приехали»! – в буквальном смысле.
Из глубины лифта, не меняя «турецкой» позы, на дежурного по части испуганно хлопая ресницами, пялился  Жорка, якобы находившийся под «домашним арестом».
Отец, не теряя времени, тыча пальцем в глубину лифта и используя ненормативную лексику, отсчитывал присутствующим количество «нарядов вне очереди» за нарушение правил эксплуатации кухонного лифта.
Цепляться за гладкие стенки лифта  было бесполезно. Из этой кабины Жорку извлекли легко, но в обнимку с посудным контейнером.
Один из дежурных солдат получил приказ немедленно доставить домой «это исчадие ада», и передать в руки матери. И что бы она его не вздумала кормить. И уложила спать.
Дома, окончательно расстроенная, мама приняла с рук на руки свое чадо.
Не скрывая тревоги, она выслушала рассказ провожатого о происшествии, а также  переданные через него инструкции: - уложить и не кормить!

Умыв Жорку, она уложила сына спать без ужина, не решившись ослушаться отцова приказа. Мама не знала, что Жорка совсем недавно плотно поужинал в столовой. Поэтому, через некоторое время, пожалев его, принесла шоколадного зайца. Она знала, что муж с дежурства придет только утром. А к утру, возможно, все как-то уляжется. Не голодный Жорка, тем временем, уснул, положив зайца рядом на подушке.

Проснулся Жорка от сильного шума. Кричал отец, возмущенно и немедленно требуя сюда мать. Мама что-то ему объясняла.
Какая пружина, и в какой момент соскакивает у взрослых, подвергающих телесным наказаниям свое любимое дитя? В какой момент у любящего отца, пришедшего после бессонной ночи полюбоваться на прощенного, еще спящего сына, падает «планка»?
И он, не разбирая, где тело ребенка, а где руки матери, прикрывающие сына, люто хлещет кожаным ремнем, себя не помня?

Целую неделю мама носила одежду с длинными рукавами, что бы не были видны красные рубцы, оставленные широкой портупеей. Годы спустя Жорка узнал, что отец пришел с дежурства в добром расположении духа. Даже с юмором рассказывал супруге о Жоркиных похождениях за прошедшие сутки. Потом пошел посмотреть на спящего сына. И вдруг увидел на подушке и на Жоркином лице следы от растаявшего шоколадного зайца. Как..? Как они посмели ослушаться его запрет – не кормить наказного сына? Дальше произошло то, что произошло….

5. СЕГОДНЯ. КТО  ВИНОВАТ?

Борька пошевелился во сне и перевернулся на другой бок. Это отвлекло Георгия Ивановича от воспоминаний. Поправив одеяло и убедившись, что внук спит, он перешел к окну, задумчиво глядя в даль.
Георгий Иванович продолжал стоять у окна, вспоминая свое детство и своего отца. Конечно, ребенком он был «не подарок». Самого Георгия Ивановича, как отца, сия чаша минула. Дети его росли спокойно, без приключений.
Еще мальчишкой он дал себе клятву, что когда вырастет, он никогда не будет таким, как его отец, и детей бить не будет. Не довелось Георгию Ивановичу проверять на прочность свою клятву. Не давали ему повода его дети применять физическое наказание. Или он сам не находил повода?
Зато теперь у него есть внук - такой же «шебутной» Близнец.

Вспоминая отца, Георгий Иванович иногда ставил себя на его место. Искал ему оправдания. А вот как бы он сам реагировал на такие детские проказы?
Анализируя свои детские проступки взрослым, теперь уже отцовским умом, он понимал, что эти самые взрослые и были во многом  виноваты!

Взять, хотя бы, тот же кортик? А зачем, имея малолетнего сына, отец хранил кортик в общедоступном шкафу?

А почему взрослый, умудренный жизнью водитель грузовика, научивший мальчишку заводить двигатель, оставил ключ в замке зажигания?

А почему механик лифта, знающий о строжайшем запрете, все-таки пускал мальчишек в лифт, в котором перевозились продукты, в том числе и пятидесятилитровые кастрюли с только что кипевшим борщом?

А костер, который мальчишки разожгли возле бензохранилища, чуть не устроив катастрофу? Зачем взрослые оставили возле бензохранилища собранные вечером в огромную кучу ветки и листья? Эта куча, после небольшой доработки, стала так похожа на индейский вигвам! Индейцы вечером, между прочим, обязательно разводят костер у вигвама!
А почему взрослые, сливая осенью воду из открытого, с прыжковой вышкой, а потому - глубокого бассейна, не слили ее до конца? Группа пацанов, под предводительством Жорки, пришла в этот бассейн попускать кораблики. Откуда было знать мальчишкам, что съехав по скользкому, обросшему за лето зеленым мхом, уклону «лягушачьей» части бассейна, назад они уже не смогут выбраться. Возможно – никогда!
Дружно барахтаясь, цепляясь друг за друга, они стали тонуть, поскольку до дна бассейна ногами было не достать. И если бы не взвод солдат, проходивших мимо бассейна, то не досчитались бы родители дюжины пацанов.
Взрослые солдаты, прыгнув в бассейн, и сами-то не могли выбраться из этой ловушки, соскальзывая по замшелому бетонному склону. Слава богу, что их оказалось достаточно много для того, чтобы, проявив солдатскую смекалку, встать цепочкой и, взявшись за руки, вытянуть по одному и себя, и мальчишек из бассейна.
Кстати, и в этот грустный осенний день, дежурным по части был Жоркин отец. Со всеми вытекающими последствиями для Жорки...

А почему не выставили надежного оцепления вокруг полуразрушенной в бомбежку казармы, которую собирались взрывать?
Весь городок знал, что на месте развалин, торчавших на краю городка, будет построен крытый спортзал. Но прежде остатки стен на развалинах необходимо было взорвать «точечными взрывами» и вывезти. Саперы в назначенный день, ранним утром, грамотно развалины заминировали. Обнесли на безопасном расстоянии веревкой с красными флажками. Этим ограничившись,  они начали подготовку к взрыву.
Толпа любопытных, состоящая из свободных от службы военных, цивильных взрослых и вездесущих детей, на значительном расстоянии, указанном саперами, терпеливо ожидала взрыва. Все тихо переговаривались, строя прогнозы: - Упадет сразу все? А если рухнет, да не все сразу, то что тоггда...?
 И только одна девочка тянула маму за руку, шумно требуя подойти ближе. Она возмущенной скороговоркой объясняла маме, что Жорка с мальчишками уже с утра, заняв лучшие места, сидят там, внутри развалин.  И что им там, изнутри, вообще будет лучше всех видно эти самые «точечные взрывы», о которых накануне рассуждал весь городок.
Можно понять состояние девочкиной мамы, когда до нее дошел смысл дочкиных требований.
До взрыва оставалось несколько минут!
 Испуганная женщина бросилась к командиру команды саперов. Он, поглядывая на часы, уже присоединял провода к индуктору.
Затаившихся в развалинах мальчишек нашли не сразу. Возмущенных пацанов, подталкивая в спину, вывели из зоны «точечных взрывов» и сдали под охрану дежурному по части. Вот так, завистливая девочка с белым бантом, стала ангелом-хранителем для этих пятилетних оболтусов.
Сейчас Георгий Иванович и имени то ее не вспомнит. Зато последовавшее от отца наказание, в виде очередной порки страховочным ремешком, помнит до сих пор.
Закончилась служба Ивана Григорьевича в группе войск. Он с семьей возвращался на родину, увозя Жорку в неведомый ему мир.
Командир части, прощаясь с Иваном Григорьевичем, не скрывал радости по поводу отъезда главного «ЧП-шника». При этом, с улыбкой, вспоминал истории с кортиком, с водителем ЗиСа, с костром в бензохранилище и многие другие, чудом закончившиеся для этого Близнеца, благополучно.

- Конечно, во всем взрослые виноваты, - произнес вслух Георгий Иванович, и добавил, адресуя вопрос к себе:
- Ну что помешало моей дочери уделить пару минут Борьке, и объяснить ему причину, по которой радиаторы за ночь остыли? Глядишь, и не стал бы он клапан откручивать. А зятю моему любезному, имея дома такого сорванца, сумку с инструментом прятать надо было лучше!  Куплю-ка я внуку большой конструктор и игрушечную железную дорогу.
- Деда, а я уже проснулся, - громко, за спиной деда, объявил внук радостную новость.
- Вот и чудненько, - сказал дед, обернувшись к внуку, - иди ко мне на руки!
 
Беря внука на руки, как самую большую драгоценность, добавил:
- Какое счастье, Борька, что живем мы с тобой не в гарнизоне!
- А что такое «галнизон»? – спросил внук, проглатывая букву «р».
- Потом, как-нибудь, расскажу.
Дед крепко прижал мальчика к себе.
Вместе, долго и заворожено, они смотрели в окно на догорающее в осеннем закате солнце...