4. Пионерское лето моё

Николай Куракин
                ПИОНЕРСКОЕ  ЛЕТО  МОЁ

     О, как высоки, пахучи и ярки цветущие июнем травы детства! Поднебесно как необозримы дали голубеющих льном полей. Как выпукло большеглазы и бирюзово праздничны планирующие у виска стрекозы. Непроходимо густы как и замшелы зовущие в себя вековые еловые чащи. Как сладкозвучно тающи во рту только что срезанные среди мхов тонкие хвощовые дудочки. А рядом – молодо красива и заботливо нежна – приезжающая по выходным твоя, и только твоя – мама!
      Память детства неотступна. И потому, видимо, до сих пор больше люблю полевые цветы, во всей их непритязательности, в незатейливой, но величаво-простой естественности.

                Полевые цветы
                России:
                Луг ромашковый,
                Белый-белый,
                Васильковые вспыхи
                Сини
                Средь колосьев
                Ржи загорелой.
                Неухоженные,
                Простые,
                Но гляжу –
                И не наглядеться.
                Полевые цветы
                России -
                Запах родины,
                Запах детства.

      Это оттуда, из многоцветного красноборовского детства пришли стихи, давшие название моей второй книге: «Соло для счастья».
И теперь во взрослых, отяжелённых повседневностью снах, возвращаемся мы туда, чтобы ещё и ещё раз выдуть чуточку счастья из зелёной хвощовой дудочки:

                Какой медовый запах детства!
                И девочки в веночках
                Из жёлтых одуванчиков.
                И никуда не деться –
                Опять всё тот же
                Мальчик я:
                Беспечный,
                озорной,
                вихрастый.
                И мама –
                С молодой улыбкою.
                Как мало надо,
                Чтобы счастье
                Звучало соло,
                Первой скрипкою.
                Всё ещё будет!
                За спиною
                Торчком лопатки,
                Будто крылышки.
                Всё ещё будет.
                Мы с тобою,
                Что огуречные пупырышки…
                И небо
                Чисто-голубое,
                И не задымлено годами…
                «Всё будет» –
                Поросло травою
                И только снится
                Временами.


         Да, только сны имеют свойство повторяться в звенящих доподлинностью деталях и подробностях. К сожалению, только сны…

         А голос моего детства аукает, как звоночек доносится из дальнего далека: будит, будоражит душу, откликается переливчатой трелью, то и дело напоминая о родном и не дающем покоя. Переотражается в строках поэзии и прозы, в мечтах и снах о былом, таком далёком и прекрасном.
         И снова снится мне смоленское лагерное лето. Лето, пришедшее после окончания второго класса средней школы № 1 Смоленска. Я уже – пионер, мне целых девять лет! (Октябрятского звания, как такового, тогда ещё не придумали, как упразднено оно оказалось и в новые, теперешние времена). Я не просто один из многих в нашем ребячьем отряде, а пионерское начальство – звеньевой первого звена! На каждодневной (кроме выходных) утренней отрядной линейке я, совсем не по росту, стою вторым, по левую руку от взрослого и рослого (ему уже почти 12 лет) председателя совета отряда. Красный отутюженный шёлковый галстук, не какой-то там “хэбэшный” со свивающимися в трубочку концами, гордо трепещется на моей не в меру выпяченной груди.
      Мы здесь уже старожилы, а значит, облазали все окрестности нашего летнего становища под именем «Красный бор». И чего только не было в послевоенных смоленских лесах: поросшие травой и присыпанные перепревшими листьями окопы и человеческие останки, пробитые пулями и замятые осколками каски, как наши, так и чужие, немецкие. Тронутые ржавчиной части оружия и, целым арсеналом – грузные тупорылые снаряды, так и оставшиеся на позициях не отстрелянными с тех “сороковых роковых”. Находкам не удивлялись – в недавнем фронтовой край. Дело “спасения утопающих” было поставлено на поток. Воспитатели наши срочно вызывали сапёров (чего-чего, а работы им тогда хватало!). Военные чаще всего подрывали боеприпасы здесь же, на месте обнаружения. Грохот тех взрывов то и дело нарушал покой буйно цветущих окрестных мест, и все были к нему привычны, как привыкают к досадливой неизбежности.
        С городскими было проще, как никак мы были под присмотром. Другое – с пацанвой местной. Эх, что за фейерверки устраивались деревенской ребятнёй в угоду напускной мальчишеской смелости! Сколько их, мальчишек конца сороковых – начала пятидесятых, поплатились в своём неосторожном любопытстве жизнями! Сколько ещё осталось калеками… Взрослые беспрестанно талдычили нам об этом, увещевали, прибегали к более крутым мерам, но… мы и “сами с усами”, и не прочь были со всей серьёзностью поиграть в войну. Только опять же предавали девчонки, эти “ябеды-корябеды” и “прилипалы”. Ах, девочки вы наши подружки, более развитый в вас инстинкт самосохранения мы заносчиво принимали тогда за предательство, а вы, как я понимаю теперь, просто оберегали наши жизни.



На фото: пионерское лагерное лето в Красном бору под Смоленском.
Задористый такой, в кепчоночке - звеньевой 1 звена Коля Куракин, 1955 год.