Старый тополь у ограды

Станислав Сахончик
         Когда  я проезжаю мимо этого здания, то всегда вижу развесистый старый тополь,  высоко вознесшийся над оградой. И память снова и снова возвращает меня к этой грустной истории.
       Наш отдел переехал в новое, не законченное здание, в котором еще шла отделка второго этажа. Здание нужно было охранять, и когда начальство предложило подработать немного сторожем, я не отказался. Работы по службе было много, и посидеть спокойно вечером за бумагами иногда было просто необходимо. Да и вообще удобно - проснулся, умылся и уже на работе …
     Все бы ничего, но осенью стали нас одолевать мыши. Меня – то они, после корабельных крыс особенно не пугали, но женщин, коих в коллективе было абсолютное большинство, они просто терроризировали - нагло бегали по комнатам и грызли бумаги.     Последнюю точку в женском терпении  положил случай, когда особо наглая мышь полезла по ноге сотрудницы, разговаривавшей по телефону. Раздался пронзительный визг  и выпавший из рук телефон вдребезги разбился о кафельный пол.
    У родителей нашей начальницы отдела, живших в собственном доме, было несколько кошек, и мы решили  привезти одну. Приехав на машине, мы вошли во двор, где  лежали и бродили штук пять самых разных котов и кошек.
    Ко мне сразу же подошел  крупный черный кот с белой «манишкой» на груди, широкой грудью,  большими лапами и пушистым хвостом. Он посмотрел снизу вверх  пытливым взглядом изумрудно - зеленых глаз и начал тереться об ноги.  Значит, сам выбрал.  Он безропотно полез в  «уазик» и спокойно продремал у меня на коленях обратную дорогу.
       Так в нашей жизни появился Василий. Кот по-хозяйски обошел помещения отдела и, поев из миски, непринужденно устроился спать на моем стуле.
   Уже вечером мы с ним устроили славную совместную охоту на мышей. Я заходил в пустые комнаты и шумел как можно громче, испуганные мыши бросались в коридор, где их уже ждал затаившийся Василий. В первую же ночь  мы с ним  «добыли» десять штук. Торжествующий кот сложил их кучкой возле дверей, и утром, сидя рядом, с важным видом принимал поздравления от приходивших сотрудников. Меня он сразу и безоговорочно признал за своего (все же вместе охотимся), и днем спал только на моем письменном столе, похожий издали на лохматую черную шапку. Кот быстро у нас освоился и, вальяжно задрав хвост, ходил по всему зданию, благосклонно принимая от женщин ласки и угощения. Он заметно потолстел, шерстка  стала  лосниться. Никому и в голову не приходило называть такого кота просто Васькой -  только полным именем.
    Мышей в здании и подвале мы с ним  благополучно извели,  и Василий принялся осваивать территорию двора - гонял чужих котов и  даже приблудных собак. Однажды я видел как он, вздыбив шерсть и превратившись в черный меховой шар с каким – то совершенно не кошачьим ревом вцепился в забежавшего бульдога и  тот, поджав хвост стремительно удрал со двора. Василий не был домашней киской, это был  действительно матерый хищник, настоящий «маленький тигр». Но в драках доставалось иногда и ему.
    Однажды он, хромая, еле пришел в отдел, жалкий, исхудавший, с ободранным боком и нагноившейся раной на голове. У него была температура,  он даже не мог мяукать и только жалобно стонал. Мы лечили его, как умели-промывали раны перекисью, перевязывали, кормили таблетками. Через неделю Василий ожил и только шрамы на голове и боку напоминали о случившемся. Не зря говорят, что у кошек девять жизней.
     Летом  кот любил  забираться на тополь и  лежать на толстом суку, забавно свесив лапы и хвост. Иногда он приводил к нам в гости  своих хвостатых подружек. Надо было видеть, с каким  достоинством он проводил их по кабинетам!
    Настала осень, потом зима, и он, озябший,  приходил ночью к стеклянным входным дверям  и скреб когтями по пластику. Я выходил открывать и заснеженный Василий с радостным мяуканьем бежал к своей миске. Поев и вылизав шерстку, заваливался на диванчик рядом со мной и, для приличия немного помурлыкав, засыпал.
      Однажды я узнал Василия с другой стороны. Как-то  ночью прихватило сердце, как назло в аптечке ничего подходящего не было, а телефон  молчал - два дня как ремонтировали кабель. Делать нечего - лежал и ждал утра. Неожиданно Василий, до этого беспокойно метавшийся по зданию, подошел ко мне и лег на грудь. Голова его лежала на моем сердце, а зеленые глаза с каким-то, совершенно человеческим выражением сочувствия, смотрели на меня. Он успокаивающе мурлыкал и боль, как-то сама по себе начала уходить и я уснул. Проснулся  под утро от  кошачьего крика – Василий просился на улицу и,  не оглядываясь,  ушел в метель. Его не было целых два дня.
    Вот так мы с котом и жили, помогая  друг другу, пока к нам не пришла беда.
    Ночью, где - то  в конце марта, услышав яростный собачий лай, я выскочил к воротам. Недалеко от них,  оставив на снегу темный след,  лежал Василий, он был еще жив и жалобно, по-человечьи стонал. Из громадной раны в боку вытекала дымящаяся кровь и быстро образовала вокруг большое темное пятно. С такими ранами уже не выживают, и я это понял совершенно точно. Помочь уже было нельзя, но отомстить было кому…
      Из-под металлических створок ворот виднелись оскаленные, злобно визжащие собачьи морды. Я запустил в них кирпичом  и, прихватив здоровенную дубину, выскочил за ворота. Разгоряченная кровью свора бродячих собак попыталась напасть и на меня, я со всей силой  лупил их по злобным мордам и спинам, пока  шавки с визгом  и воем не разбежались.
    Когда я вернулся, Василий уже остывал.  Его окровавленная мордочка еще выражала ярость, уши были прижаты, широкая лапа  так и застыла с  выпущенными для удара когтями. Он был храбрым бойцом и умер сражаясь. Из последних сил он приполз умирать туда, где его так  любили, и где был его настоящий дом. Десятой жизни ему не было дано.
    Я  положил  холодное тельце в картонную коробку и похоронил на рассвете между корнями старого тополя, на ветках которого   он  так любил  лежать. Еще не оттаявшая земля с трудом поддавалась лопате, но я справился - это было все, что я  сейчас мог для него сделать. С удивлением обнаружил, как у меня повлажнели глаза.
    Я не стал говорить нашим, что Василий погиб. Он был всеобщим любимцем, и женские слезы в коллективе были бы неизбежны. Пусть уж лучше запомнят его сильным и красивым котом, просто ушедшим от нас куда-то по своим кошачьим делам.
    Весной  между корнями, над его могилкой упрямо поднялся маленький зеленый тополек.  Он потихоньку набирал силу, между корней ему  уже было тесно  и я, придя как-то в выходной день, пересадил его поближе к ограде и ухаживал за ним.
     Вскоре наш отдел перевели в другое здание, и  я стал бывать  здесь только изредка. Потом и вовсе перешел на другую работу.
     Прошло уже много времени, но всегда, когда  проезжаю мимо этого здания , я вижу как растут рядом старый и молодой тополя. И сразу вспоминаю черного кота Василия с храбрым сердцем и почти человеческим, все понимающим взглядом зеленых глаз.