6.
От дождя перрон был мокрый и скользкий. Такой же мокрый и скользкий, как страх,
который, словно бумеранг, вернулся к Спиридонову. Он опять полностью завладел
бухгалтером, переполз, противный аспид, из бездыханной Колокольниковой и поселился где-
то внизу живота.
От дождя перрон был мокрый и скользкий. Спиридонову все казалось, что он поскользнется и
упадет на рельсы. Причем именно в тот момент, когда к перрону подойдет проходящий
московский поезд. Поезд, который должен доставить Спиридонова с Минькой в Крым, к
Черному морю. Но поезд все не появлялся и не появлялся, хотя до отправления оставалось
каких-то двадцать минут.
Ожидание было очень томительным и причиняло Спиридонову страшные мучения. Ведь на
вокзале было полным полно милиционеров, и бухгалтеру казалось, что его обязательно
узнают, спросят документы, и тогда все, конец...
Он не находил себе места. Когда же прибудет проклятый поезд! Как медленно бегут минуты!
Каждая секунда словно каменная, не хочет двигаться с места! Нет никаких сил, ждать!
«Может, что-то перепутали? Да нет. На табло надпись «N-ск – Симферополь, отправление в
17 часов 30 минут», – подумал Спиридонов, и посмотрел на круглые вокзальные часы. Они
показывали 17 часов 5 минут. – «А может, что-то случилось с поездом в дороге? Может,
поломка! Тогда почему ничего не сообщают по трансляции?» Поинтересоваться у отъезжающих
Спиридонов опасался – как бы не вызвать подозрения. Он только сильней сжимал руку
маленького Миньки. А тот все задавал глупые вопросы: куда едим, да зачем, да где мама.
От всех этих вопросов у Спиридонова последние волосы на плешивой голове становились
дыбом. Удав-страх шипел на бедного Миньку, чтобы он замолчал. Спиридонов в сотый, в
тысячный раз проклинал себя, что взял с собой ребенка.
«Он меня погубит! Как я не подумал, что маленькие дети так болтливы? О, ужас!» –
крутилось в лысой голове бухгалтера.
Дождь между тем усиливался, и люди стали прятаться под козырек вокзала. Спиридонов с
Минькой тоже смешались с толпой отъезжающих отпускников. И, оказавшись в людской толчее,
бухгалтер почувствовал некоторое облегчение. Он как бы растворился в толпе, стал ее
частью.
«Это как у рыб. Защитное значение стаи. Ведь рыбы в стае лучше защищены от хищника», –
подумал аквариумист со стажем.
– Дождь в дорогу к удаче! – сказал кто-то из отъезжающих.
«Хорошо бы», – подумал несколько успокоившийся Спиридонов. И тут ему в голову пришла
другая избитая фраза, название нашумевшего детективного фильма – «И дождь смывает все
следы». – «И это тоже было бы совсем неплохо».
В тут к платформе на полных парах подкатил долгожданный скорый. Стоянка была всего пять
минут, поэтому люди засуетились и, схватив багаж, ринулись к вагонам. Спиридонову с
Минькой повезло. Их вагон № 9 остановился почти напротив них. Прошло всего несколько
минут, и они уже сидели в купе и как из партера смотрели через окно на платформу-сцену,
по которой словно заводные человечки сновали суетящиеся потенциальные курортники. И
сверху, из вагона, их суета казалась бессмысленной и никчемной. Словно плохие актеры играли бездарную пьесу.
В поезде Спиридонов почувствовал себя значительно увереннее. Пусть далеко не весь удав-
страх, но кончик его хвоста, как у ящерицы, отвалился и остался лежать на мокром
асфальте перрона.
И вот поезд икнул железным нутром раз, другой, сдвинулся с места и стал набирать
скорость. Путешествие к морю началось!
Спиридонов, чтобы поменьше общаться с попутчиками, раскошелился и приобрел билеты в СВ.
Благо деньги у него были. Молодой человек в плаще не взял себе ни копейки, все отдал
Спиридонову. И то, что было в квартире Колокольниковой, и то, что они нашли в тайнике на
даче. В тайнике денег оказалось так много (Спиридонов никогда в жизни не видел такой
кучи денег), что Вадим даже не стал их считать. Сказал, что это никчемное занятие, мол,
сколько есть, столько есть, и набил банкнотами две большие спортивные сумки. С этими
сумками, доверху полными денег, и ехал Спиридонов в Крым. Не успел он спрятать их под
сиденье, как дверь в купе открылась и появился проводник с изношенной и вылинявшей от
долгого употребления, но хитрющей физиономией.
– Здравствуйте, товарищ пассажир! – заявил хозяин вагона, обшаривая купе пристальным
взглядом крысиных глазенок. – Вы, я так понимаю, вдвоем с мальчиком в купе поедете?!
– Да, вот наши билеты, – стал нервно рыться по карманам Спиридонов. – Где же они
запропастились? А, вот нашел, прошу!
Проводник мельком посмотрел на билеты, и одобрительно кивнув головой, сказал:
– Тут, товарищ, такое дело получается. К нам в самый последний момент в вагон прибыл сам
товарищ Лыткин Сергей Трофимыч. Так сказать, лично, собственной персоной. Ему срочно
требуется по государственному делу на поезде переместиться. Поэтому рекомендую вам
добровольно пойти этому уважаемому товарищу навстречу и уступить ему одно спальное место
в занимаемом вами купе.
– Как это уступить спальное место? – сразу и не понял Спиридонов. – Позвольте, ведь нас
двое! Как же мы вдвоем обустроимся на одном месте? Конечно, мальчик еще мал, но ему
непременно требуется отдельное место.
– Да вы, товарищ, не волнуйтеся! Мы все устроим в наилучшем варианте. Если вам с
детёнком на одном койко-месте несподручно, так я его могу у себя на ночь пристроить.
– Но позвольте, любезнейший! Почему собственно я должен уступать место? С какой стати? –
возмутился Спиридонов, который по вполне понятным причинам не хотел ни с кем общаться.
– Вы, товарищ, видно меня не поняли. Я вам русским языком доношу информацию – место
требуется для проезда в пункт назначения самому товарищу Лыткину. Что ж тут непонятного,
– удивляясь бестолковости пассажира сказал проводник. – Насчет денежных средств не
извольте беспокоиться. Получите компенсацию в ценовом эквиваленте в соответствии с
уплоченными вами денежными средства.
– Да поймите вы! Деньги тут совершенно ни причем!
– В чем же еще может быть причина? – изумился проводник.
– Как это вам объяснить... Понимаете... Э-э... – замялся бухгалтер. – Ну, в общем, я
желаю ехать вмести с Митей. За ним необходим постоянный присмотр, он еще маленький. Вот
и все! – не найдя другой аргументации наконец выдал он.
– Ну, это какой-то буржуйский каприз! Вмести, видите ли, он ехать желает! Мало ли кто,
что вмести желает! Я может, тоже желаю с Пугачевой в бане вмести помыться! Так что с
того? Вы меня, товарищ, извините за прямоту, просто удивляете! Вы что, не член
социалистического общества? Простых вещей не понимаете! Я информирую вас еще раз – это
нужно товарищу Лыткину! Вы что, не знаете кто такой товарищ Лыткин? Ведь он замзавотдела
N-ского обкома партии! И использует поезд как транспортное средство непосредственно для
выполнения партийного задания! Вы что, партийное задание сорвать хотите? – возмущенно
выпалил проводник.
Реплика произвела на Спиридонова должное впечатление. До него, наконец, дошло, что
глупое нежелание пойти навстречу ответственному товарищу может иметь далеко идущие
последствия. Таким поведением он, несомненно, привлечет к своей персоне ненужное
внимание, чего он как раз и не хотел. И бухгалтер почувствовал, что страх слизкой гадиной опять стал вползать ему под рубашку.
– Что вы, товарищ проводник! Вы меня не так поняли! Конечно, если необходимо, я готов
пойти навстречу товарищу Лыткину. И никаких денежных компенсаций не надо! Я всегда рад
оказать посильную помощь нашей коммунистической партии! – пошел на попятную бухгалтер,
заискивающе поглядывая на проводника.
– Давно бы так, товарищ! А то я засомневался, наш ли вы человек! Партии препятствии
чинить! Виданное ли дело! Хорошо, пойду, позову товарища Лыткина. Он, верно, притомился,
ожидаючи!
Через несколько минут дверь резко открылась, и в купе ввалился товарищ плотного
телосложения в ультрамариновом костюме. Это, несомненно, был сам товарищ Лыткин. К его
потной маслянистой физиономии с мясистым носом и лягушечьими глазенками прилипло
надменное недовольство всем и всеми.
При его появлении Спиридонов мгновенно вскочил на ноги и сдернул с сиденья Миньку.
– Это ТУТ ты мне предлагаешь ехать? – надменно посмотрел Лыткин на лебезящего перед ним
проводника. – В одном купе с ребенком? Нет, вы тут совсем охренели! Ты что, не
понимаешь? Я еду на ответственную встречу и должён нормально отдохнуть!
– Не извольте беспокоиться! Мальчонка переночует у меня! Он вам мешать не будет! –
зачастил проводник, по-лакейски заглядывая снизу вверх Лыткину в рот. Спиридонов,
стоящий во фронт, тоже преданно ел ответственного товарища глазами.
Окинув проводника и бухгалтера барским взором, Лыткин решил сменить гнев на милость и,
по-крестьянски бережливо пристроив портфель на полку, изрек:
– Ладно! Что с вами делать! Уговорили! Остаюсь здесь! – усаживаясь, пропыхтел он,
вытирая пот со лба. – Вот жарища! Слушай, дружок, сгоняй в вагон-ресторан да организуй,
что следует! Ну, закусить что получше. И минералочки холодненькой не забудь!
– Сей момент! Организуем! Осмелюсь доложить, в буфете отличнейший коньячок имеется.
Армянский. «Юбилейный». Не изволите?
– Пес с тобой! Тащи и коньяк! Не скиснет! – позволил себя уговорить Лыткин. – Только
мухой – туда и обратно!
Проводник, захлопнув дверь, удалился и Лыткин, наконец, соблаговолил обратить внимание
на Спиридонова:
– Садись! Вольно! – пошутил функционер, обнажая мелкие судачьи зубы.
– Спасибо... – промямлил бухгалтер и с облегчением опустил широкий зад на сиденье.
– На здоровье! Ты откуда будешь? Тоже из N-ска? В отпуск с внуком собрался?
– Да, из N-ска... Мы с Миней едем в Крым, – еле живой от страха пролепетал Спиридонов.
Он абсолютно не подготовился к подобным расспросам. А врать он совсем не умел. Но это
было еще полбеды. Минька мог выдать его с головой в любой момент. Слава богу, тот пока
помалкивал.
– А где трудишься? – продолжал допытываться товарищ Лыткин.
– Старшим бухгалтером на трикотажной фабрике.
– На трикотажной фабрике, бухгалтером? – оживился Лыткин. – Так это вашего главбуха
вчера ухайдокали!
– Как это ухайдокали? Я ничего не знаю... – с величайшим трудом промямлил Спиридонов.
Его сухой язык стал шершавый, словно наждачка, и ни в какую не желал шевелиться. – Я в
отпуске уже неделю, – побелев как ватман, наконец выдохнул он.
Лыткин посчитал, что прискорбное известие о кончине начальницы так сильно повлияло на
робкого бухгалтера, и потому не удивился его бурной реакции.
– Пока ты отдыхаешь, ее и грохнули! Прямо на квартире! Весь город только об этом и
говорит! Как же ты не слышал? – поразился Лыткин.
Вконец испуганный Спиридонов был на грани провала, но на его бухгалтерское счастье в
купе вошел проводник с закусками и напитками. И Лыткин переключил внимание на более
интересные объекты, чем трясущийся от страха Спиридонов. Потерев руки он, налил
полстакана коньяка, затем громко крякнул, и натренированным движением опрокинул
содержимое стакана. Затем смахнул со лба пот, ослабил узел галстука и принялся методично
опустошать тарелки с едой. В этот момент Лыткин никого и ничего не замечал, процесс
поглощения пищи завладел им целиком и полностью. Прямо скажем, что уж тут таить –
пожрать и выпить Лыткин был большой охотник.
Спиридонов отлично воспользовался представленной ему паузой и принялся спешно кормить
Миньку припасенными бутербродами. После чего отправил мальчишку с глаз долой к
проводнику, чтоб тот не сболтнул чего-нибудь лишнего.
Когда бухгалтер вернулся обратно в купе, то к своему величайшему удивлению увидел, что
напротив Лыткина сидит никто иной, как молодой человек в плаще. И откуда только он опять
взялся? Ведь они распрощались с ним на вокзале. И, тем не менее, между Лыткиным и
молодым человеком в плаще шла оживленная беседа.
– Ведь что у нас за народ! Безынициативный! Всем все до лампочки! Только у нас, у
коммунистов, обо всем душа болит! Мы должны думать, как накормить... – Лыткин стал
загибать пальцы и хотел дальше сказать «напоить», но подумал, что это прозвучит
двусмысленно, и сказал – Одеть и... – после чего хотел продолжить «обуть», но и это
слово оратору показалось не очень подходящим. И всегда уверенно вещающий на любую тему
Лыткин, что называется, забуксовал на ровном месте.
«Что за чертовщина! Раньше я за собой не замечал, чтобы после двести коньяка
аргументация путалась. Неужели старею?» – растерянно подумал Лыткин и с неприязнью
взглянул на вальяжно сидящего напротив молодого человека в плаще.
– Да, вам всем на все наплевать! Главное, шары залить, а там хоть трава не расти! –
попытался взять привычный поучительный тон Лыткин. И чтобы окончательно обрести
непонятно по каким причинам утраченную уверенность, налил в стакан коньяка и поспешно
его опрокинул.
– Совершенно с вами согласен, Сергей Трофимович! – кивнул головой молодой человек в
плаще, закуривая «Маrlboro». – Вокруг одни лентяи и пьяницы! С такой публикой коммунизм
не построить!
– Это хорошо, что ты это понимаешь! Молодец! – запивая коньяк минералкой, одобрил Лыткин
и икнул.
– Что ж тут непонятного! Как с таким народом коммунизм построить? – и Вадим небрежно
указал дымящейся сигаретой на опять икнувшего Лыткина. – Ясное дело, полнейший абсурд!
– Не понял?! Ты на кого намекаешь! – от удивления лягушечьи глаза партийца полезли на
лоб.
– Какие тут намеки! Воистину нужно иметь куриные мозги, чтобы пить коньяк и одновременно
осуждать пьянство! Что-что, а в демагогии вы, коммунисты, действительно, «впереди
планеты всей»!
– Да как ты смеешь! Да я тебя! – с перекошенным от праведного гнева лицом Лыткин вскочил
на ноги и замахнулся на ухмыляющегося молодого человека в плаще.
– Ну что вы меня? – поднялся ему на встречу Вадим Петрович и посмотрел на ответственного
товарища пронзительным студеным взглядом. Посмотрел всего несколько секунд, но этого
хватило, чтобы всегда уверенный в себе Лыткин обмяк, словно перед ним стоял Генеральный
секретарь ЦК КПСС. Руки и ноги Лыткина сделались как соломенные и не желали слушаться
хозяина. Молодой человек опять ухмыльнулся уголком рта и толкнул коммуниста плечом. От
этого, казалось бы, легонького толчка Лыткин как мешок шмякнулся на сиденье и испуганно
посмотрел на молодого человека снизу вверх. Посмотрел таким же заискивающим взглядом,
каким смотрел на него самого полчаса назад на этом же самом месте лебезящий проводник.
– Так что вы меня? – повторил вопрос Вадим Петрович. – Пожалуйста, если можно,
поподробнее. Мне, право, очень интересно! – усаживая рядом с Лыткиным, спросил молодой
человек.
– Ничего... Это я так... С языка сорвалось... – залепетал Сергей Трофимович, вытирая пот
со лба.
– Ну ничего, так ничего! – улыбнулся молодой человек в плаще, и по-приятельски обнимая
испуганного Лыткина за плечи, достал нож с блестящим широким лезвием. В лезвии как в
зеркале отразились лучи заката, ослепляя и без того растерянного слугу народа.
– Вы лучше посмотрите, какая за окном кра-со-та! – дружески закончил Вадим Петрович.
И действительно, за окном вагона было чем полюбоваться. Словно кто-то гигантским ножом
чиркнул над верхушками черных деревьев, и кровавая рана заката разрезала ультрамариновый
костюм неба на две половины. На вчера и на завтра.
Но летящий на всех порах в завтра поезд еще завяз в «СЕГОДНЯ». И, к величайшему
огорчению, не всех пассажиров поезд был в состоянии доставить в ЗАВТРА. В частности
замзавотдела N-ского обкома партии товарищ Лыткин Сергей Трофимович в завтра был уже не ездок.