ГЛАВА 1
Весна 1916 года, выдалась на удивление тёплой. Она полновластной хозяйкой завладела землёй, и наводила свои порядки. Небо очистилось от серых туч. Весеннее солнце целыми днями топило посеревший, рыхлый снег, который скопился по оврагам и в густых зарослях леса. Ручьи, рождённые от таяния снегов, наперегонки бежали к далёкой реке. Они то сливались в более широкие потоки, то опять делились, и всё пели и пели свои заливистые, говорливые песенки. На перекатах, журчание ручьёв становилось высоким и звонким, словно пение жаворонков. А жаворонки, вернувшиеся с чужбины, поднявшись в лазурную, сияющую синь, перекликались своим пением с ручейками, делились с ними радостью возвращения на родину и страстной любовью к своим подругам
На полях, снега почти не осталось. Земля, насытившись влагой, не в силах продолжать пить, млела под тёплыми лучами и вся парилась. Грунтовые дороги, пересекающие поля, ещё не совсем просохли. Редко кто отважится ехать по таким дорогам, разве нужда заставит.
Лес, обрамляющий поля, хотя и не очистился от снега, просыпался. Почки на деревьях, прогретые солнечным теплом, словно яйца под курицей, зарождали в себе новую жизнь. Листья, подобно цыплятам, ломали скорлупу почек и высовывали наружу свои острые кончики-клювики. Лес от этой мизерной зелени, словно окутывался зелёным туманом. В воздухе витал запах свежей смолы от лопнувших почек, свежей зелени, влаги и ещё чего-то волнующего, непередаваемого, что приносится только весной. Не зря говорят, что весна самое лучшее время года!
Только Полине Романовне Корякиной было не до весенних красот. Вот уже битый час она пыталась распутать проволоку, в которую въехали лошади. Ей казалось, что чем дольше она её распутывает, тем больше та запутывается. «Откуда взялась эта проволока на дне оврага? Кто её сюда притащил? » - думала Полина Романовна. Солнце, зацепившись за вершины лесных деревьев великанов, готовилось покинуть небосвод, чтобы отправиться на ночной отдых, а женщина никак не могла вырваться из ловушки, в которую попала.
На противоположной стороне оврага показалась бричка, запряжённая парой лошадей. На ней ехали трое казаков. Все трое были изрядно пьяны. Увидев женщину, которая копошилась у ног своих лошадей, они остановились и с интересом наблюдали за её действиями. А женщина, занятая своей проблемой, их не замечала.
Наконец один из казаков, толкнув своего соседа локтем, вымолвил:
- Ты погляди, кум, баба эта – никак колдует?
- Да нет же, потеряла что-то, ищет, отвечает ему кум
- А я говорю тебе, колдует! – настаивает первый казак.
- Может, поспорим? – спрашивает кум.
- Поспорим! – отвечает первый казак.
- А теперь, пойди и посмотри, что баба делает, говорит кум.
Первый казак спрыгнул с брички, покачнулся, и чтоб не упасть, схватился за борт телеги:
- Стоять! – сказал он сам себе.
- Что, от страха ноги подгибаются? – подколол его кум.
- Дурной! То самогонка меня качает. Вспомни, сколько мы выпили?! – И казак, поймав, наконец, равновесие, шатаясь, тихо пошёл к женщине. Не доходя до неё, шагов пять, он остановился и стал с интересом наблюдать за действиями незнакомки.
Женщина, согнувшись в три погибели, ползала у лошадиных ног, делая руками непонятные движения, шепча что-то при этом.
Как ни таращил казак, свои пьяные глаза, ничего под ногами коней не увидел. Это заставило его убедиться в собственной правоте – колдует! У него по спине пополз неприятный холодок, волосы на голове зашевелились, хмель моментально испарился. Он захотел поскорее отсюда убраться. Казак стал потихоньку пятиться. Но тут, под его ногой, звонко хрустнула ветка.
Вздрогнули от испуга оба: и казак, и женщина.
- Ой! – Вскрикнула незнакомка, я и не заметила, как ты подкрался.
Казак, ожидавший увидеть вместо глаз – дыры с адским огнём, а увидевший человеческий взгляд, очумело заморгал. Он был не в силах сообразить, что ответить. Наконец, произнёс с дрожью в голосе:
- Чур! Чур, меня!
- Что с тобой, мил человек, ты никак меня за нечистую силу принял?
- А разве ты, не колдунья? – вырвалось у казака.
- С чего бы это?- спрашивает незнакомка.
- Ползаешь у лошадиных ног, делаешь какие-то знаки, шепчешь ещё…
- Так ведь проволока, будь она неладна, так запутала ноги коням – никак не распутать!
- Какая такая проволока? Что ты мне голову морочишь! – удивлённо-встревоженным тоном спросил казак, одновременно пятясь от подступающей к нему женщины.
- Так ты, не видишь, какая проволока? А может это ты, бросил здесь проволоку, чтобы незаметно напасть, когда я стану её распутывать? Так ты, не на ту напал! – женщина схватила с брички ружьё и направила на казака. Ноги казака приросли к земле. От черноокого взгляда дула, он испуганно икнул, потом пробормотал:
- Ты это…, не шали! Ить стрельнёшь ненароком!
Его кум, вначале наблюдавший за всем втихомолку, решил вмешаться:
- Эй, баба, остерегись, у нас тоже оружия имеется! - И взяв с брички карабин, спрыгнул на землю и поспешил на помощь первому казаку.
Женщина увидела и бричку, и ещё двух казаков, и совсем растерялась. В голове мелькнуло: « Грабители! Почему тогда сразу не пристукнули?» - она опустила дробовик
- Вот так-то лучше! Ну, что тут у вас? – спросил новый подошедший казак – кум первого.
Первый казак, обретя, наконец, дар речи, разразился матюгами:
- … твою мать, кум, что ж ты так долго сидел? Эта баба чуть меня ни порешила!
- Не кипятись!- ответил кум. – Разобрался, колдунья баба или нет?
- Колдунья, кум, вот те крест, колдунья!
- Помилуйте, люди добрые, какая ж я колдунья? Я в беду попала. Кто-то проволоку на дороге бросил, а мои кони въехали…
- Врёт она, кум,- перебил речь женщины казак,- никакой проволоки нет, сам посмотри.
Кум казака обернулся к лошадям за спиной женщины. Никакой проволоки он действительно не увидел.
- Как же так, была, и не стало? – тихо произнесла Полина Романовна, оборачиваясь к повозке,- вот же она - проволока, никуда не делась. Смотрите, как сильно запутала она конские ноги. Вы бы, чем смеяться надо мной, лучше бы помогли бедной женщине.
- Ты, кум, держи её на прицеле, а я погляжу, что там в дрожках.- И первый казак направился к повозке Полины Романовны. Заглянув в дрожки, он увидел там лежащую девушку, укрытую до подбородка одеялом и тулупом. Казалось, она спала. Лицо девушки было болезненное, бледное, в капельках пота, дыхание было неровным, губы потрескались.
- А это кто? – спросил, рассматривая девушку, казак.
- Это – моя дочь. Она больна, и я везу её к мулле в Калиновку. Очень нужно успеть к завтрашнему утру, да вот, застряла в проволоке.
- Что с дочкой-то? – спросил кум первого казака.
- Колдун на неё порчу навёл. Говорят, что только мулла из Калиновки сможет помочь…
- Вона как… - почти в один голос, удивлённо произнесли оба казака.
- А проволоку, наверное, тот же колдун наслал,- задумчиво произнёс кум первого казака.- Ты вот что, мать, полезай-ка в свои дрожки, а я попробую перевести твоих лошадей под уздцы через этот проклятый овраг. Глядишь, что и получится.
Подождав, пока женщина сядет и разберёт вожжи, казак прихватил лошадей под уздцы и повёл на другую сторону оврага. Лошади шли спокойно, чувствуя уверенную хозяйскую хватку мужчины:
- А ведь я, кажется, прав, женщина?! Черти, с посыла того колдуна, морочили тебе, голову. Но дальше, думаю, будет всё нормально. Только будь осторожна – ночью волки шалят в лесу.
Когда лошади были на другой стороне, казак подошёл и спросил:
- А величать-то, тебя, как?
- Полина Романовна – я, Корякина.
- Да ну? Как же, слыхал! Ну, с Богом, Полина Романовна!
Женщина хлопнула вожжами по крупам лошадей, и те спокойно пошли, везя удручённую горем мать и её больную дочь.
Казак перекрестил удаляющуюся повозку, покрутил головой, хмыкнул, удивляясь приключению, и пошёл к своей телеге, на которой уже сидел его кум, и пытался растолкать третьего казака, тот громко храпел, так громко, что кони в тревоге пряли ушами:
- Едем что ли? – казак запрыгнул на своё место, взял в одну руку поводья, в другую – кнут, стегнув им лошадей, прикрикнул,- но, пошли!
Когда их бричка миновала овраг, казак обернулся, плюнул в овраг, перекрестился и произнёс:
- Чур, меня! Чур…
Переехав с помощью казака овраг, Полина Романовна углубилась в лес. Она знала, что волчьи стаи, образующиеся зимой, весной распадаются на пары, но встреча, даже с парой волков, в тёмном лесу, не сулила ничего хорошего. И хотя она была решительной женщиной, волевой, властной, которую не столько уважали подчинённые ей работники, сколько боялись, ей вдруг сделалось страшно и за себя, и за дочь, которая лежала за её спиной. Девушка была по-прежнему без сознания.
Это из-за дочери, Полина Романовна выехала из Курска в Калиновку, не взирая на ночные страхи, больше боялась, что не довезёт дочь живой. Женщина пододвинула к себе поближе охотничье ружьё, которое ей дал граф. У этого графа она работала управляющей-экономкой. Глядя на копыта везущих повозку лошадей, Полина Романовна окунулась в воспоминания. Именно из-за возможности всё обдумать, взвесить, она отказалась от мужчины-возницы и от охраны.
Воспоминания занесли её в очень далёкое прошлое. Она вспомнила момент, когда её – пятилетнюю девочку разлучили с самым дорогим человеком на свете – с мамой. Как же плакала она тогда! Потом ей сказали, что своей мамы она не увидит никогда. Что маму продали и новый хозяин, увёз её в своё имение. Ей - ребёнку было не понятно, почему её маму продали? И она продолжала плакать, и звать маму. Слёзы скоро кончились, но тоска по любимой маме, долго не отпускала сердечко впечатлительной девочки. Маленькую Полю поселили в одной комнате с гувернанткой. Именно от неё Полина и узнала впоследствии всё, что было связано с памятью о маме: и о своём появлении на свет, и почему она осталась в этом доме.
Её маму, граф, со своей молодой женой, купили на крепостном рынке. Им понравилась деревенская девушка своей стройностью, броской красотой и в тоже время – застенчивостью. Они искали себе, горничную и, кажется, нашли.
Приведя новую крепостную в дом, они отдали её в руки управляющей. Девушку вымыли и переодели в новый наряд – горничной. Затем управляющая принялась за обучение.
Девушку учили манерам поведения в господском доме, всему, что должна была знать горничная.
Она легко усваивала все уроки и очень скоро стала выполнять работу, ради которой и была куплена на крепостном рынке.
В её обязанность входило следить за чистотой спален, постельного белья и ночных гарнитуров господ, чтобы в холодное время года, постель была согрета грелками. Иногда ей приходилось подавать чай или кофе прямо в постель, если этого требовали хозяева.
Девушка легко училась всему. Слушая уроки гувернантки, которая обучала господского отпрыска французскому языку, она вскоре понимала многие слова и целые предложения. Граф и графиня радовались своему новому приобретению, считая, что деньги были потрачены не зря.
Однажды графиня попросила мужа, чтоб он приказал принести воды. Как всегда она разговаривала с мужем на французском языке. Граф не успел перевести приказание на русский язык, а горничная уже несла воду в графине. Он изумлённо посмотрел на служанку, потом так же, по-французски, приказал подать ему фрак, штиблеты и галоши. Горничная и это приказание выполнила немедленно и точно. Теперь граф смотрел на служанку как-то иначе. Кроме интереса в его взгляде проскальзывало уважение.
Иногда, оставаясь наедине с молодой горничной, граф намеренно разговаривал с ней только по-французски. И если женщина что-то не понимала, терпеливо объяснял ей непонятное слово или оборот.
Неожиданно для себя, граф заметил, что ему приятно общество горничной, что она волнует его как женщина. Он мог бы заставить горничную удовлетворить свои мужские потребности, так как являлся её хозяином. По сути, она была его частной собственностью, почти вещью. Но он этого делать не стал. Более того, узнав, что девушка не может читать и писать, он сам принялся обучать её грамоте. Убедившись в необычайных способностях своей ученицы, он стал уважать девушку ещё больше. Граф обучал свою горничную, в тайне ото всех. Эта тайна и стала причиной их сближения.
Очень скоро у них завязался настоящий роман, с любовными посланиями, страстью и нежностью, который привёл к беременности женщины.
Граф уговаривает Анну, а именно так звали маму Полины, выйти замуж за конюха, чтобы скрыть свой грех и предотвратить возможный скандал.
Анна становится женой конюха. После её замужества, граф начинает ревновать Анну к мужу. Оставаясь наедине с женщиной, постоянно допытывается об их отношениях, а, добившись ответа, начинал ругаться и, однажды, даже ударил Анну по лицу. Ревность заставила графа разлучить молодую чету. Хотя конюх, как работник, был хорош, знал и любил лошадей, исправно выполнял все свои обязанности, граф продаёт его на крепостном рынке, и конюха увозят в соседнюю волость. Анна остаётся одна. Через несколько месяцев, на свет появилась Полина. Впервые взглянув на свою дочь, Анна сразу распознала в её личике – черты графа: «Что же теперь будет?» - подумала женщина.
На счастье влюблённых, графиня мало интересовалась домашними делами и слугами, доверившись в этом вопросе мужу. Тайная связь продолжалась. Только теперь она была со слезами, с тяжёлыми разговорами. Граф неединожды хотел продать Анну, но сознание того, что вместе с ней продаст свою незаконнорожденную дочь, так похожую на него, не давало довести решение до конца.
Но, как говорится, сколько верёвочке не виться – конец будет. Конец их отношениям положила графиня, которая последней, как это часто бывает, узнала об их романе. Разразился ужасный скандал, после которого Анну продают, а дочь остаётся в доме графа.
Полине передалась от матери поразительная способность к учёбе и к языкам. Граф стал её крёстным отцом и часто ставил Полину в пример своим сыновьям, их у него было двое
- Смотрите на мою крёстную и учитесь! Вот вам пример для подражания.
Девочке льстило такое внимание со стороны крёстного отца, и она старалась всегда быть лучшей. И всё же она никогда не была ровней законным детям графа.
Полина прошла все ступени роста, от девочки на побегушках, до нынешней должности – управляющей. Давно закончилось крепостное право, она теперь замужняя женщина – Полина Романовна Корякина. Граф выделил за ней приданое, когда выдавал замуж за бедного дворянина Антона Корякина, который влюбился в Полину с первого взгляда. Теперь у них пятеро детей, свой дом. Дочь Дуняша, лежащая за её спиной, была последним ребёнком и потому самым любимым. Полина Романовна оглянулась на дочь. Девушка по-прежнему была без сознания. Мать прикоснулась рукой ко лбу дочери, провела ладонью по щеке, и снова окунулась в воспоминания. Полина Романовна ожидала, что Дуняша будет самой счастливой. Дочь была очень похожа на своего отца, который имел благородные черты лица, уравновешенный характер, просматривалась в нём наследственность предков. Но случившееся несчастье могло перечеркнуть все ожидания матери, поставить под угрозу жизнь любимого чада.
- Как же всё случилось, нет ли её вины, как матери, в том, что произошло? Что можно сделать, чтобы исправить положение? – Эти вопросы терзали Полину Романовну.
А началось всё после того, как Дуняша, по совету её – матери, отказала своему ухажёру – Фролу, который был влюблён в девушку и хотел на ней жениться.
« Он, тебе, не пара! – сказала тогда Полина Романовна, - ухажёра этого отшей! А вот Дмитрий Такмаков вполне может стать твоим мужем".
- Да ну Вас, мама, рано мне ещё замуж!
- Думать об этом, дочь моя, никогда не рано. Ты, слушай, что тебе мать говорит. Я, тебе, плохого совета не дам!
Вскоре после разговора, Дуня отказала Фролу в женитьбе, сославшись на то, что ей ещё рано замуж. Потом было Рождество. А после Рождества, Дуня неожиданно заболела, сначала легко, а потом слегла совсем.
Что же случилось на Рождество?
Рождественское утро выдалось солнечным и морозным. Снег, укрывающий землю и крыши домов города Курска, лежащий на лапах елей и в развилках голых лиственничных деревьев, искрился, словно огромное множество драгоценных камней.
Молодёжь, собравшаяся для празднования Рождества, ночных гаданий, танцев и рождественских проказ, навеселившись, разбредалась по домам.
Что только ни вытворяли они этой ночью! Перво-наперво, вырядились ряженными, и пошли колядовать. Как известно, колядующим нельзя отказывать, нельзя на них кричать, ругаться, даже если они проказничают. За песни – колядки, их требовалось одаривать: деньгами, продуктами, всевозможными подарками.
Большинство так и поступало. Но попадались и жадобы. Таким ряженные мстили, иногда шутки были безобидные, а иногда злые. Безобидной шуткой считалось подпереть двери дома или снять ворота, или калитку и отнести их к соседям.
Особо жадных хозяев ждали более серьёзные неприятности. Иногда со двора выводили коров, лошадей, овец и прятали их опять же у соседей, но не ближайших, а таких же скупых на подарки. Ох, и ругались эти соседи утром между собой!
Этой ночью, они наколядовали около двух мешков продуктами, да ещё деньгами почти пять рублей.
Вторую половину ночи молодёжь провела в застолье, гаданиях и танцах.
Пятнадцатилетняя Дуня Корякина, тоже шла домой. Её провожали сразу два молодых человека. Они были немного старше, чем она: один из них был одет в военную форму кадета, другой – гражданский, но оба – влюблены в неё, оба желали добиться её взаимности. Их соперничество забавляло девушку. Она не допускала, чтобы соперничество переросло в откровенную вражду и не отдавала предпочтение никому из них.
В свои пятнадцать лет, Дуня была очень заметной девушкой. Всё в её облике было очаровательным: глаза – чайного цвета, чёрные брови и ресницы, её белая кожа, яркие, пухлые губки – вишнёвого цвета, длинные, роскошные волосы, доходившие ей до поясницы. Когда она их распускала, волосы, разбегались живыми волнами по плечам Дуни, касались её удивительно привлекательного лица. В такие минуты, она была похожа на русалку из пушкинских сказок. Но чаще, Дуня носила волосы, уложенные в тугой, красивый узел на затылке. Её глубокий, грудной голос был наполнен чарующими звуками, а смех звучал переливами ручейка или родника. Поэтому неудивительно, что провожающие Дуню юноши, были очарованы её красотой.
Ночью, которая кончилась, после полуночи, когда девушки, пришедшие на Рождество, занялись гаданиями. Дуня тоже подсела к гадалке. И та нагадала ей, что Дуня должна выйти замуж за военного. Девушка по-новому рассматривала лицо кадета, замечая, казалось, какие-то новые чёрточки, отражающие характер юноши: ямочка на его левой щеке, появляющаяся при улыбке, делала лицо юноши похожим на лицо девушки, хотя большие серые глаза, опушённые длинными, чёрными ресницами, смотрели по-мужски смело и в тоже время влюблено. Военная форма была юноше к лицу. Она делала его стройнее и выше. Дуня вспомнила, что и в гражданском костюме её провожатый выглядел безупречно. Чувствовалось, что он умеет одеваться и носить выбранные вещи.
Юноша был не из простолюдинов. Он был из дворянской семьи. Причём род его был таким старым и древним, что ему кроме титула ничего не досталось. Всё состояние было прожито родственниками прошлых поколений, которые не отличались, к сожалению, способностью накапливать, зато в тратах – преуспевали.
Как это часто бывает на подобных сходках, новость гадания сразу стала достоянием всех ушей. Оба юноши не являлись исключением. И теперь один из них – кадет, радовался, а другой, злился, не зная, что предпринять, чтобы гадание не сбылось. Этот второй не мог пока найти решения и был вынужден притворно улыбаться, и делать вид, что ничего не знает о предсказании. Он всё время просил Дуню, рассказать, что же ей нагадали. А та, смеясь, уходила от ответа, иногда черпая своей рукой пышный свежевыпавший снег и осыпая им своих поклонников.
За шутками и смехом, соперническими колкостями юношей, незаметно подошли к дому Корякиных. Дом был добротным, рубленным из лиственницы. Узорчатые наличники украшали его большие окна. Ставни на окнах были уже открыты, за исключением одного окна – там располагалась спальня Дуни.
- Ну, вот и пришли, спасибо, что проводили, - сказала Дуня и протянула руку для прощания, первому – кадету. Юноша снял свои перчатки и рукавичку с девичьей руки, и прижался губами к тыльной стороне ладони. Даже сквозь румянец от мороза, стало видно, как девушка зарделась, то ли от смущения, то ли от удовольствия. Осторожно забрав свою руку из рук кадета, она протянула её другому спутнику. Тот не стал целовать руки, просто пожал, но спросил:
- Вечером увидимся?
- Наверное,- был ответ.
После того как за Дуней захлопнулась дверь, кавалеры не прощаясь, разошлись в разные стороны.
Кадет шёл и улыбался своим мыслям: «Сегодня вечером, я скажу Дуняше, как сильно её люблю. Скажу обязательно!» Снег под его ногами скрипел весело, словно радовался удаче юноши. Предсказания гадалки очень часто сбывались, и именно это вселяло в кадета уверенность.
Дмитрий, а именно так звали этого юношу, учился в военном училище третий год и через год должен стать офицером. Конечно война, продолжавшаяся с Кайзером, могла внести свои коррективы в жизнь кадета, его могли призвать на фронт, но об этом не хотелось пока думать. Он надеялся, что успеет до окончания училища жениться и даже дождаться рождения сына или дочери. Этим он очень не походил на своих пращуров. Он так же не любил офицерских разгулов с водкой и женщинами, был каким-то домашним, хотя и не был лишён честолюбия. Именно честолюбие заставило его поступить в военное училище. Он мечтал о карьере военного и даже о подвиге, с виду нежный и «пушистый», на службе мог быть требовательным и даже жёстким, как по отношении к подчинённым, так и к себе. Во всяком случае, такой отзыв стоял в его характеристике с места прохождения практики.
Второй юноша – Фрол, как и Дмитрий высок ростом, широк в плечах, только не из дворян, а из ремесленников. Имея специальность скорняка, выделывал шкуры животных, которые шли на изготовление сапог, кожаной одежды, обивки мебели и другие нужды, поэтому от него исходил неистребимый, специфический запах, въевшийся в одежду и даже кожу лица и тела. Фрол не замечал этого запаха, так как свыкся с ним, а никто другой не осмеливался сказать ему о запахе, так как знали его вспыльчивый характер и умение драться. Среди девушек он пользовался вниманием. А вот с Дуней, всё шло не так, как он привык и хотел. В эту девчонку он влюбился с первого взгляда. Кстати, что касается взгляда – он был у Фрола прожигающим, дерзким, наглым. Нежностью во взгляде не пахло даже при общении с девушками. Глаза юноши были глубоко посаженными, небольшими, чёрными, будто самая тёмная ночь. Брови были угловаты и как ресницы – чёрные. Прямой, хрящеватый нос, с небольшой горбинкой посередине, имел чувственные крылья ноздрей, которые раздувались во время раздражения или волнения, как сейчас. Рот был широковат и при улыбке открывал почти все наличные во рту зубы, что делало улыбку – хищной. Сами зубы были крепкими и белыми. Скулы лица были острыми, щёки слегка провалены, что делало его похожим на лицо аскета. Фигура же особой худобой не отличалась.
Фрол думал о Дуне, мысленно угрожая ей: «Ну, погоди! Ты, ещё не знаешь, кого хочешь отвергнуть, - хотя девушка его ещё не отвергала, а просто сказала, что замуж ей рано,- сегодня вечером, ты узнаешь, как страшно я могу мстить!» Он увлекался «Чёрной магией», но не просто читал эту книгу, а постигал её всей душой, отчего душа становилась такой же чёрной, как содержание книги. Говоря о своей мести, он имел в виду то, что знал, как навести порчу, проклятие, мог сделать заклятие на смерть и был уверен, что всё это исполнится. Кое-кто из его друзей знал об этом увлечении « Чёрной магией» и не одобрял это занятие, но ему было наплевать на их мнение.
Книга у него была старинной и досталась от бабки по наследству. Пока бабка была жива, она воспитывала своего внука-сироту.
Отец, тогда ещё маленького Фролушки, ушёл на заработки в Москву, да так и не вернулся.
Мать долго, болела по-женски, около двух лет, так от болезни и умерла. Бабка обучила внука грамоте и счёту, а когда он научился бегло читать, начала второе обучение - учила пользоваться « Чёрной магией». И даже после смерти бабки Фрол продолжал изучать эту книгу. А силу своих способностей он опробовал на хозяйке квартиры, которую снимал в Курске. Когда хозяйка квартиры несколько раз предупредила его, что выселит за неуплату, он навёл на неё порчу. Женщина стала заговариваться, потеряла память и выглядела настоящей сумасшедшей. Надобность платить за жильё отпала.
-« С помощью этой книги я займу подобающее мне место в жизни. Ну и что, если при этом буду опираться на чёрные силы,- думал Фрол,- главное, что эти силы мне подчиняются». Хотя кто и кому подчинялся в этой связи, было не понятно.
И вот наступил вечер, которого ждали много молодых людей, включая и героев нашей повести, потому что рождественские праздники только начались, и каждый новый вечер обещал что-то интересное.
Юноши встретились возле дома Корякиных, придя за Дуней. Но близко друг к другу не подходили, и даже не здоровались, делая вид, что не видят один одного.
Наконец Дуня выпорхнула на крыльцо и помахала рукой сразу обоим, приглашая жестом поддержать её при сходе со ступенек. Парни подскочили с двух сторон, подставив свои локти. Подхватив своих кавалеров под руки, и поглядывая то на одного, то на другого, девушка спросила:
- А что вы, какие-то не такие?
- Мы – такие,- ответили они почти хором.
- Тогда почему молчите?
Тут Дмитрий стал рассказывать смешные истории из армейской жизни. Фрол иногда вставлял злые реплики.
Скоро они пришли к дому, где собиралась молодёжь.
Дом принадлежал отставному полковнику, который любил присутствовать, когда молодёжь отдыхает, веселится. Ведь своих детей, у них с женой не было. А он и его жена очень любили детей. Поэтому они и привечали у себя молодёжь, даже топлива не жалели для них. А дом был большой и требовал много топлива для обогрева.
Раздевшись, молодые люди прошли в зал, где горели свечи и камин. Девушки сбились в стайку в своём углу, юноши собирались в своей компании. Обсуждались последние новости города, при этом, девушки и юноши, как бы невзначай, поглядывали друг на друга.
Наконец принесли граммофон. Накрутив пружину, поставили первую пластинку, и полились волшебные звуки вальса.
Дмитрий успел первым пригласить Дуняшу на танец, он, шепнул ей:
- Я люблю, Вас!
Дуня вскинула на него свои глаза, улыбнувшись, спросила:
- Ну и что?
Дмитрий даже растерялся. Он ожидал чего угодно, только не этого вопроса. Улыбка, цветущая на его губах, после произнесённого признания, мгновенно сбежала с его лица. Он даже остановился. Следовавшая за ними пара, налетела на них, началась небольшая неразбериха, потом смех. Кто-то предложил поставить пластинку сначала. Дуня, подхватив Дмитрия под руку. Отошла с ним к стене, где их разговор и продолжился:
- Вы, обиделись? – спросила девушка.
- Не знаю,- ответил Дмитрий,- я ждал другой ответ.
- Ну конечно обиделся! Только зря. Вы, очень хороший! И мне приятно было слышать Ваше признание, а слова, что я произнесла, они просто вырвались, не знаю почему.
Фрол, увидев стоящих у стены Дуню и Дмитрия, стал пробираться к ним, желая пригласить девушку на танец.
Дуня, отгадав намерения Фрола, и не желая прерывать разговор с Дмитрием, потащила последнего в круг танцующих пар.
« Значит, так ты решила?! – зло подумал Фрол, - ты, сама толкаешь меня на это…». Он присел, на один из свободных, стул, и стал ожидать окончания танца, продолжая мысленно готовить Дуне кару, за её поступок.
Танец закончился. Дмитрий проводил свою даму в девичий угол, и вышел покурить.
Дуняша присоединилась к стайке девушек, которые щебетали наперебой, делясь своими тайнами с ближайшими подружками.
Сегодня, Дуня была с распушенными по плечам волосами, которые рассыпались чёрными, блестящими волнами. Видела бы мама – отругала!
Одна из подружек Дуняши, прихватила её за локоток, и зашептала:
- Посмотри на Фрола. Как он злится! Когда ты, танцевала с Дмитрием, глаза Фрола почти огнём горели. Смотри, он всякое может сделать.
- Да ну его! Матушка приказала не встречаться с ним, очень он ей не нравится.
- А как ты, ему об этом скажешь?
- Не знаю. Скажу, что Дмитрий позвал замуж, и родители дали своё согласие на наш союз.
- А это правда? – спросила подруга.
- Он мне сегодня сказал, что любит меня.
- Ой, Дуня, какая ты счастливая!
Фролу, для выполнения его злобного замысла, нужна была прядь Дуниных волос. Для того чтобы отрезать эту прядь, он даже ножницы прихватил из дома, взяв их в комнате своей сумасшедшей хозяйки. Когда он заходил в комнату хозяйки, та шарахнулась от него, как от дьявола, забилась в угол, скулила, как собака, и с ужасом взирала оттуда, пока он находился в её комнате. Фрол же, по-хозяйски рылся в комоде женщины, найдя ножницы, направился на выход. Перед дверью он остановился, обернулся к несчастной, приложил указательный палец к своим губам, отняв его от губ, погрозил ей.
Женщина, понятливо и подобострастно закивала головой, радуясь, что её сегодня не били.
Опять заиграл граммофон. Дмитрий, докуривая папиросу, немного задерживался. Фрол успел к Дуняше раньше его:
- Разрешите?
Дуня приняла приглашение, решив соврать Фролу, что Дмитрий говорил об их помолвке с её родителями, и те дали своё согласие.
Её сообщение, Фрол воспринял внешне спокойно. Хотя внутри бушевало бешенство. Несколько минут они танцевали молча. Затем Фрол произнёс:
- Ну что ж, насильно мил не будешь! Я тоже предлагал Вам руку и сердце, но Вы, выбрали моего соперника, увы! Подарите мне на память хотя бы прядь своих волос?
Дуня не успела ничего ответить, а Фрол уже отхватил, появившимися в его руках ножницами, прядь волос, больно ущипнув при отрезании за кожу шеи:
- Что Вы делаете? Как Вы посмели? – Возмущению Дуни, не было предела. Она тут же прекратила танец и стала пробираться в девичий угол.
Фрол, получив заветную прядь, решил немедленно исчезнуть, не дожидаясь объяснений с Дмитрием. Да и Иван – брат Дуни был здесь, а вдвоём они наверняка забрали бы его трофей. Выбравшись в коридор, Фрол отыскал свой полушубок и вышел. Он спешил теперь домой, чтоб привести в исполнение свой замысел.
Дуню встретила та же подружка:
- Ну что, сказала?
- Да. Посмотри, Фрол выстриг прядь волос. Сильно заметно? – И Дуня повернулась к подружке спиной.
- В каком месте выстриг? – Обеспокоено спросила подружка.
- Слева, возле шеи, посмотри?
- Ничего не заметно. Но зачем ты разрешила это сделать?
- Я ничего не разрешала. Он сам…
- Ты знаешь, Дуня, прядь нужно забрать. Про Фрола много говорят нехорошего: что он магией занимается, что – колдун…
- Перестань меня пугать!- Попросила Дуня.
- Да я не пугаю. Смотри сама. Но прядь лучше бы забрать!
- Ладно. Завтра брату скажу, он заберёт. Не лишать же брата и Дмитрия вечера. В конце концов, что Фрол может сделать с прядью за ночь?
- Смотри, подружка, я бы не стала ждать.
А в это время, Фрол без задержек спешил в свою конуру, злорадно улыбаясь своим мыслям, в предвкушении того, что он сейчас сделает с этой девчонкой: « Нет, ты не станешь сумасшедшей, как моя хозяйка, ты – умрёшь! Это лучшее, что я могу для тебя сделать, потому что только мёртвая, ты освободишь моё сердце от этой проклятой любви!"
Едва переступив порог своей квартиры, он сбросил свой полушубок и запер дверь. Из тайника достал «Чёрную магию», открыл в месте, где лежала закладка, и стал читать. Дочитав до абзаца, достал из кармана брюк завёрнутую в носовой платок – прядь Дуниных волос, и принялся сплетать волосы в косичку. Сплетённую косичку он переплёл в некое подобие кастета. Волосы были длинные, это его радовало. Сплетение получалось идеально похожим на то, что было описано в « Чёрной магии». Закончив плести, он стал читать над своим изделием – заклятие, чертить какие-то схемы. Затем, достав бритву, порезал себе палец и сделал под схемами что-то вроде подписи. Его лоб покрылся испариной, глаза горели дьявольской радостью: « Да, я сделал это! Теперь моё сердце очистится от проклятой, безответной любви, а предмет моего обожания исчезнет раз и навсегда, сгниёт в земле. Завтра нужно будет исчезнуть из города». – С этой мыслью он встал, завязал порезанный палец, затем, не раздеваясь, упал в койку.
После разговора с подружкой, настроение Дуни резко испортилось. Это сразу заметил Дмитрий. Он видел, как Дуня танцевала с Фролом, как неожиданно прервала танец, как Фрол быстро ушёл, но из чувства такта, не стал ни о чём расспрашивать Дуню. Но, видя, что девушку что-то гнетёт, решился задать вопрос:
-Что с Вами? Вы расстроены уходом Фрола?
Дуня подняла на Дмитрия грустные глаза:
- Фрол, без моего разрешения, отрезал у меня прядь волос. Моя подружка, считает, что сделано это неспроста. Поэтому я и расстроена.
Надо отдать Дмитрию должное, он не стал смеяться, потешаясь над суеверностью девушки, а отнёсся ко всему серьёзно, с пониманием. Кое-что и он слышал о Фроле:
- Ты, Дуня, иди к девчонкам, а я отыщу Ивана, и мы вместе пойдём к твоему обидчику и заберём прядь.
Узнав адрес Фрола у одного из парней, Дмитрий с Иваном поспешили к нему на квартиру. Спустя какое-то время, отыскав квартиру, они стучались в дверь, Фрол, сделав уже своё чёрное дело, спал. Ему снились черти, ад и всё такое. Проснулся он от грохота, когда ребята стали долбить каблуками в его дверь. Фрол не сразу даже понял, где он находится. В комнате было темно. Наконец, стряхнув остатки ужасного сна, он сообразил, что стучат к нему в квартиру:
- Кто там? – Спросил Фрол, зажигая керосиновую лампу, и направляясь к двери. За дверью продолжали стучать и не отзывались. Фрол подумал, что нужно взять со стола нож, но не успел. Дверь не выдержала ударов и, тяжести навалившихся на неё тел, распахнулась, отбросив при этом хозяина квартиры в угол. Фрол упал, высоко задрав ноги. Ворвавшись в комнату, Иван и Дмитрий не дали ему залёживаться, подхватили под руки, после, усадив на табурет, в один голос выпалили:
- Где она?
- Кто? – Спросил Фрол.
- Не кто, а что. Где прядь волос, сволочь,- спросил Иван.
- Я её сжёг.
- Покажи пепел,- потребовал Дмитрий.
Фрол замялся. Удар Ивана был неожиданным и сильным! Из рассечённой губы Фрола поползла по подбородку тёплая капля крови. Видя, что парни не просто решительны, но и агрессивны, он струхнул. В его голове мелькнуло: «Не успел! Нужно было уходить сразу. Заклятие до конца не довёл, не сжёг волосы. Теперь выкрутиться бы!»
Второй удар, теперь бил Дмитрий, заставил Фрола вспомнить, куда он спрятал волосы.
Возвращая сплетённую прядь, колдун боялся, что его забьют до смерти.
Увидев, что колдун сделал с прядью его сестры, Иван рассвирепел:
- Что это ты сделал с волосами Дуни, отвечай, мразь, иначе сдохнешь прямо сейчас!
- Ничего страшного, просто я собирался всегда носить её волосы на своей руке, - соврал колдун.
- Ну, смотри гад, если с Дуней что-нибудь случится, я тебя, из-под земли достану, чтоб поджарить, как чёрта на сковороде,- предупредил Дмитрий.
После их ухода, Фрол решил бежать немедленно. Достав из тайника свою реликвию – «Чёрную магию», он завернул книгу в отрез материи, купленной для шитья рубашки, положил её в мешок. Бросил туда же – хлеб, шмат сала и пару луковиц, завязал мешок, забросил его за спину, и оглядел своё жилище. В голове мелькнула мысль: «Нужно сжечь всё, пусть подумают, что я тоже сгорел с квартирой заживо, и полез, было в карман за спичками, но следующая мысль остановила его,- нельзя делать пожар, будут искать трупы, а, найдя только труп хозяйки, обвинят его в убийстве, станут искать его. Нет, нужно просто сбежать!»
И он сбежал. Удрал из Курска в Москву. Там можно было затеряться. С работой, при его специальности, проблем не было.
Вернувшись в дом отставного полковника, Иван и Дмитрий отыскали Дуню:
- Вот, смотри, что сделал с твоими волосами этот колдун, - с этими словами, брат протянул сплетение Дуняше.
- Что же теперь делать? – Спросила она.
- Гадалка ещё здесь? – Поинтересовался Дмитрий,- пусть подскажет, что делать.
- Хорошо, я к ней сейчас подойду. – И Дуня пошла в соседнюю комнату, где сидела гадалка, нагадавшая ей военного жениха. Та гадала очередной девушке и как раз заканчивала своё предсказание, когда расстроенная Дуня, подошла к ней.
- Ну, что случилось с нашей красавицей,- увидев лицо девушки, спросила гадалка.
- Вот, Дуня протянула к гадалке ладонь, на которой лежало сплетение. Женщина, взглянув на предмет, лежавший на ладони девушки, побледнела:
- Это твои волосы?
- Да. – Ответила сквозь подступившие слёзы Дуня, заметив, как сильно испугалась при виде сплетения гадалка.
- И кто это сделал? – Задала свой следующий вопрос женщина.
- Фрол.
- К сожалению, я тебе, ничем помочь не могу. Но ты не отчаивайся раньше времени. У меня есть подруга, вот к ней обратись. Она единственная в нашем городке, кто в состоянии тебе помочь. Её зовут – Федорой, она глуховата, рассказывая ей свою историю, говори громче. Запоминай адрес, и гадалка наизусть назвала улицу и дом, где жила её подруга. Запомнила? – Спросила она Дуню. Девушка молча кивнула головой.
Дуня вышла к Ивану с Дмитрием и передала им весь разговор с гадалкой.
- Ну что ж, завтра утром, точнее сегодня утром, пойдём к этой Федоре. Ты пойдёшь с нами? – Спросил Иван Дмитрия.
- Да, конечно!
- А теперь, идём домой, нужно хотя бы часик вздремнуть. И трое молодых людей направились к вешалке, чтобы одеться.
Старый полковник вышел их проводить. Он не знал, что случилось, но увидев
озабоченные лица троицы, понял – у них какие-то неприятности:
- Моя помощь вам не требуется?
- Нет. Спасибо. У нас небольшая проблема, но Вас, пусть она не тревожит, это не связано с вашим гостеприимством.
Несколько часов спустя, они были возле дома Федоры. Постучавшись, обнаружили, что дверь не заперта, вошли.
Федора уже не спала, она оказалась сгорбленной старухой, с корявыми пальцами, из-за чего её руки больше походили на когтистые лапы хищной птицы. Нос старухи – крючковатый, как у совы. Глаза, не смотря на возраст, имели зоркий, пронизывающий взгляд. Одета она была неряшливо: видавший виды, потёртый жакет, непонятного цвета, то ли от старости, то ли от грязи, латанный на локтях, длинная до пят, чёрная юбка, из-под которой выглядывали разбитые долгой ноской галоши. На голове была повязана, когда-то цветная, косынка. Узел косынки находился на теменной части головы, и концы платка торчали в разные стороны, точно рога чёрта.
Вошедшая троица, нерешительно остановилась у порога.
- Ну, что встали? – Проскрипела, как несмазанная телега, старуха. – Ты, молодка, проходи сюда, а вы парни, выйдите покурить на улицу. Да сразу после курения не входите, продышитесь, страх не люблю вашего табачного дыма.
Когда Иван и Дмитрий вышли, Дуня с опаской подошла к столу, за которым умащивалась страшная старуха. На столе перед бабкой лежала какая-то книга, обёрнутая бумагой и карты. Девушка и рта не успела открыть, как бабка вновь проскрипела:
- Прядь принесла?
Дуня утвердительно кивнула головой, поразившись осведомлённости старухи: «Наверное, гадалка приходила и всё старухе рассказала».- Подумала девушка.
- А мне ничего и не нужно рассказывать, сама всё знаю,- окончательно напугала девушку ведьма.
По-другому и не назовёшь, если она мысли даже читать умеет.
- Да ты не боись, я хотя и ведьма, но белая. А тот, кто на тебя порчу навёл – чёрный ведьмак, разницу нужно чувствовать.
Дуне было очень страшно, но она опять кивнула, подтвердив, что чувствует разницу, и протянула сплетение из своих волос, передавая в когтистую лапу ведьмы.
Бабка крякнула, как будто ворона каркнула, и, пододвинувшись к окошку, принялась рассматривать сплетение:
- Не хочу пугать тебя, детка, но тот – чёрный колдун, делал всё, для твоей смерти. Не знаю, что помешало ему довести задуманное до конца? Может тебя спас твой Ангел хранитель? Счастье твоё, что он не сделал задуманного.
Прядь эту нужно захоронить ночью, во время полной луны, на перекрёстке дорог, которые, пересекаясь, образуют крест. Зароешь глубоко, чтобы проезжающие повозки и конские копыта не выбили сплетение.
До полнолуния ещё целая неделя. Тебе, может сделаться худо, но ты не пужайся, это пройдёт, как прядь захоронишь. Хоронить должна одна, никто не должон знать, где будет захоронка. Меток никаких не ставь! А вот ямку придётся рыть голыми руками, без приспособлений. А теперь ступай, и благодари Бога, что всё не так страшно, могло бы быть хуже. - С этими словами, ведьма вернула сплетение Дуне, и указала кривым пальцем своей когтистой руки на дверь.- Я всё сказала.
Дуня попятилась к двери, потом развернулась и чуть ли ни бегом, вылетела из дома.
Парни, ожидавшие за дверью, уже замёрзли, ожидая её:
- Ну? – Спросил Иван.
- Пошли домой. Бабка сказала, чтоб молились и всё будет в порядке.
Никаких ухудшений здоровья, о которых говорила старуха, не последовало. Дуня чувствовала себя прекрасно. Настроение девушки поднималось с каждым днём. В конце концов, она решила, что всё происшедшее – бред сивой кобылы. За день до полнолуния, когда она была дома одна, Дуня достала из своей шкатулки сплетение, и принялась рассматривать. И тут на неё, будто нашло что-то, она решительно подошла к топившейся печке, и бросила сплетение в огонь. Волосы сначала спеклись, потом вспыхнули, запахло жжёной шерстью, это отрезвило девушку. Она потянулась рукой, чтобы выхватить сплетение. Но было поздно что-то сделать, на его месте, тлела небольшая кучка пепла – всё, что осталось.
Уже на следующий день, Дуне стало очень плохо! Она стала неожиданно терять сознание, сон пропал, мучила тошнота…
Мать обеспокоено спросила девушку:
- Ты, часом не беременна? Очень уж приметы схожи.
- Дуня покраснела и отрицательно замотала головой.
С каждым днём девушке становилось хуже и хуже. Дуня рассказала о своём поступке брату Ивану. Тот обозвал её дурочкой, но тут же пожалел и успокоил, сказав, что всё будет нормально. В тот же день он рассказал о поступке сестры – матери. Таиться не имело смысла, нужно было спасать Дуню.
Полина Романовна ходила к бабке Федоре вместе с Иваном, рассказала ей всё. Старуха, обозвала Дуню сумасшедшей, и призналась в своей беспомощности как-то помочь. Когда расстроенная мать, взялась за ручку двери, собираясь выйти, колдунья, что-то вспомнив, окликнула её:
- Вот что, я вспомнила, в Калиновке – это под Курском, живёт мулла. Если сможешь его уговорить, он единственный кто сможет помочь твоей дочери, после всего, что она натворила.
Откладывать поездку не стали, потому что Дуня впала в бессознательное состояние, как сказал врач, присланный графом – кому.
Вот какое несчастье погнало Полину Романовну в столь рискованную поездку, не взирая на весеннюю распутицу и другие страхи.
За воспоминаниями, время летело незаметно. Лошади уверенно нащупывали копытами дорогу и тащили поскрипывающую повозку. Иногда лошади начинали прядать ушами, прислушиваясь к ночным звукам леса, всхрапывали, пугаясь, вывернутого корня или большого валуна, которые в темноте казались то медведем, то волком.
Полина Романовна, хлопнула вожжами по крупам лошадей, подгоняя их неспешный шаг, и огляделась. Она и не заметила, как ночь, набросив своё чёрное покрывало, зажгла ночной каганец – луну, рассыпав при этом искры звёзд от своего кресала. Проехав несколько вёрст, опять выехали в поля. Лошади пошли уверенней и веселей. Полностью доверившись их чутью, отпустив поводья, мать повернулась к дочери. Она не знала, слышит ли её дочь, но выливала в словах всю свою любовь к девушке, уговаривала потерпеть. Слёзы текли по щекам этой суровой с виду женщины. Материнское сердце не хотело мириться с несчастьем, постигшим родное чадо.
Дорога снова нырнула в лес. Надеясь, что все несчастья, которые наслал в дорогу колдун, закончились у оврага, Полина Романовна, на всякий случай, придвинула к себе ружьё. Скоро небо стало сереть. Приближался рассвет. Вот несмело чиликнула одна пичуга, ей ответила другая. И вот уже со всех сторон слышны посвистывания, попискивания, иногда целые коленца свадебных песен самцов-ухажёров из птичьих стай.
Поднявшись на очередной увал, Полина Романовна, увидела, наконец, деревушку:
-Слава тебе, Господи, доехали!
Перекрестив свой высокий лоб, обернувшись к больной, сказала:
- Приехали, доченька, - как будто та могла её услышать, и поправила одеяло.
Дом муллы, описанный старухой, она отыскала без труда. Рядом с домом находилась башенка, с которой тот вёл свои проповеди. Полина Романовна забыла, как называется эта башенка, но предназначение помнила. Подъехав к дому, она остановила лошадей, сошла с дрожек на землю. После долгого сидения, ноги затекли, и женщина передвигалась с трудом. В доме, похоже, ещё спали:
- Что ж, распрягу пока лошадей, заговорила Полина Романовна с собой, и принялась ослаблять супонь хомута у первой, стоящей ближе к ней, лошади. Освободив постромки, выпрягла лошадь и подвела к задку дрожек, там лежала большая охапка сена. Привязав первую лошадь, чтоб она могла поесть после трудного пути, она взялась за вторую лошадь. Управившись и убедившись, что лошади усердно принялись за еду, она ещё раз посмотрела на окна дома мулы. Ей показалось, что кто-то в доме уже ходит. И действительно, скоро скрипнула входная дверь, выпуская на улицу почтенного возраста старца: «Наверное, это и есть – мулла»,- подумала Полина Романовна, с интересом присматриваясь к пожилому мужчине. Ведь именно от него зависела сейчас жизнь дочери.
Мулла, а это был он, увидел женщину возле дрожек, стоящих у его дома, и направился к ней. Подойдя, обратился с приветствием:
- Салям алейкум, ханум.
- И Вам, тоже доброго здоровья,- ответила Полина Романовна. – Я, к Вам, со своим горем, уважаемый, дочь сильно болеет. Вы – последняя надежда. Слёзы женщины, прорвав плотину век, уже катились по щекам к подбородку, откуда капали прямо на землю.
- Успокойся, женщина, если я что-то смогу сделать, сделаю обязательно! Проходи в дом, пожалуйста, а дочь твою сейчас занесут.
- Эй, Дамир,- крикнул мула в сторону дома,- занесите девочку.
Из дома вышли мужчина и юноша, и направились к дрожкам. Они принесли с собой какое-то подобие носилок, переложили на них Дуню. Она так и не приходила в сознание, и понесли в дом. Занеся девушку, они переложили её на топчан. Полина Романовна, стояла, не зная, куда можно сесть.
- Да ты, женщина, садись рядом с дочкой, вот хотя бы у неё в ногах, и рассказывай, что за беда приключилась с твоей девочкой,- обратился к ней мулла.
И Полина Романовна, рассказала всё, что знала, без всякой утайки.
Мулла, слушал молча, не перебивая, время, от времени бросая взгляд на говорившую, теребя при этом свою бородку. Когда женщина умолкала, чтоб вспомнить что-то, он терпеливо ждал, не задавая вопросов и давая женщине возможность собраться с мыслями. Наконец Полина Романовна замолкла надолго. Мулла, так же молча, встал и вышел из дома.
Очень скоро он вернулся, неся в руках несколько куриных яиц. Внимательно осмотрев яйца, он выбрал одно из них, подойдя к топчану, на котором лежала Дуня, принялся катать это яйцо по лицу девушки, что-то шепча при этом на своём языке. Дуня застонала, лицо исказила гримаса боли, как будто не яйцо катали по её лицу, а били чем-то тяжёлым. Она даже сделала бессознательную попытку защититься руками, но сил на это у неё не хватило, руки безвольно упали. А мула всё катал яйцо по лицу и катал. На его лице сначала появились капельки пота, затем пот заструился целыми ручьями, словно он тащил на себе непосильную ношу. Но вот он выпрямился, подошёл к столу и взял другое яйцо:
- Женщина, - обратился он к Полине Романовне, раздень свою дочь донага, и я продолжу лечение.
Мать быстро раздела дочь и ужаснулась её худобе. А ведь совсем недавно Дуняша была в меру упитанной.
Мулла подошёл к девушке и принялся катать куриное яйцо по её телу, так же шепча то ли молитвы, то ли заклинания. Вконец измождённый, завершив сеанс, он подошёл к столу, взял блюдце и разбил над ним оба яйца, которыми выкатывал болезнь.
Полина Романовна, в ужасе, прикрыла свой рот рукой, чтоб не вскрикнуть. В блюдце вытекла чёрная непонятная масса. Только присмотревшись, женщина смогла рассмотреть, что желток был пронизан чёрными жилками, а белок был полностью чёрным. Содержимое второго яйца было точно таким же.
- Если бы ты, женщина, не приехала сегодня, я ничего не смог бы сделать для твоей девочки. Твоё счастье, что ты успела. Видишь, желток не лопнул ни в одном яйце? Теперь я постараюсь вернуть тебе дочь с того света. Правда будет это не так быстро, как тебе хотелось бы. Я – старый и слабый, а заклятье, наложенное на твою дочь, имеет большую силу. Забирая проклятие на себя, я лечу девушку, но мне нужно очищаться от того зла, которое входит в меня при лечении. Поэтому следующий сеанс будет не раньше, чем через неделю. Теперь же, поезжайте домой. Мои помощники отнесут девочку в дрожки, запрягут ваших лошадей, езжайте с Аллахом. Дочь твоя будет долго спать, может сутки, может больше, не будите её, она сама проснётся. Когда она проснётся и попросит кушать, дайте ей всё, что она захочет, кроме мяса. Запомни это хорошо, женщина! Мясо для твоей дочери, пока она будет лечиться – смерть! И молись, мать, молись своему Богу, а я буду молиться Аллаху. Думаю, мы сможем победить это заклятие.
Одевая дочь, Полина Романовна с тревогой в голосе спросила муллу:
- Она, правда, спит? Что-то она, совсем, как неживая.
- Спит, спит, не волнуйся, я стар, чтоб тебя обманывать. И не забудь, не раньше, чем через неделю, я вас буду ждать.
Едва закрылась дверь за Полиной Романовной, мулла опустился на табурет в полном изнеможении. При женщине он ещё как-то держался, не показывал своей слабости, а сейчас расслабился:
- Кто же этот ирод, который замахнулся на юную жизнь? Взглянуть бы ему в глаза. Однако нужно пойти помолиться.
Мулла с трудом встал на ноги и пошёл делать омовение. Только потом он вошёл в комнату для общения с Аллахом. Опустившись на колени, он обратился к Аллаху с просьбой дать ему силы для борьбы со злом:
– Аллах, я должен выиграть эту битву, цена которой – жизнь девочки!
И вот Полина Романовна снова едет по безлюдной дороге. Настроение её заметно улучшилось. Она тоже молится Богу и целует икону Божьей Матери, которую брала с собой в дорогу. Помолившись, она уложила икону в изголовье к Дуняше, поправила на ней одеяло, и повернулась к лошадям, которые шли, не сбавляя шага, как будто понимали, что теперь нужно быстрее добраться домой. Хорошее настроение хозяйки передалось им, как по волшебству. Стоило Полине Романовне хлопнуть по их спинам вожжами, как кони пошли резвой рысью, кивая при этом своими головами, словно говоря: «Мы понимаем, и тоже рады».
Засмотревшись, на мелькавшие копыта лошадей, женщина опять, как в начале пути, предалась воспоминаниям. И снова мысли унесли её далеко-далеко, в юность. Вот она – ещё девушка, статная, красивая, причесанная по тогдашней моде – гладко и на пробор, коса уложена тугим узлом на затылке, в розовых, от собственного созерцания, ушках, поблескивают дорогие серёжки – подарок графа ко дню рождения. Ей тогда исполнилось - шестнадцать лет, как сейчас Дуняше. Глаза у Полины – карие, большие. Брови, как и волосы – иссиня-чёрные. Кожа лица – белая, чистая и бархатистая. Именно на своём дне рождения, она познакомилась с Антоном. Антон дружил с сыном графа и приглянулся ей с первого взгляда. По ответным взглядам юноши, Полина поняла, что может рассчитывать на взаимность.
Граф же, наблюдая за их переглядыванием, только посмеивался. Он, наверное, уже вынашивал план – отдать Полю за Антона, так как всячески поощрял их отношения. А однажды, пригласив Антона к себе в кабинет, прямо предложил – жениться на его крёстной.
Антон вначале смутился, ответив, что ему рано ещё думать о женитьбе. Однако, выслушав предложение графа до конца, согласился на то, что граф поговорит с его отцом относительно этого вопроса. Матери, у Антона, к тому времени не было, она умерла в одночасье от удара, не дожив до этого разговора пару лет.
Вот так Полина стала дворянкой. Она и Дуню мечтала выдать за представителя дворян. Дмитрий в этом отношении был идеальной парой для дочери.
Полина Романовна, оглянулась на Дуню. Дочь во сне порозовела, видно сон был действительно лечебный. И тут впервые, с души матери, ушёл страх за дочь. Оглядевшись по сторонам, женщина увидела, наконец, весеннюю красоту природы, услышала пение птиц, журчание ручейков, почувствовала волшебный запах воздуха. Вдохнув всей грудью этого пьянящего воздуха, она улыбнулась, окончательно поверив, что всё будет хорошо. Закрепив вожжи, Полина Романовна перебралась ближе к дочери, поправила ещё раз одеяло, прижавшись к щеке дочери, неожиданно заплакала. Но слёзы были лёгкими, радостными, и прекратились так же быстро, как начались.
Женщина лежала на спине и смотрела в небо. Где-то там находится Бог. Она ни капельки не сомневалась, что только благодаря Богу, дочь будет жить, и мысленно слала в небо свою благодарность. Так незаметно и уснула. А лошади всё бежали, спеша, довезти домой свою ношу. На одной из колдобин, Полина Романовна проснулась и сев, огляделась. Убедившись, что лошади не сбились с пути, заняв своё место кучера, подхлестнула коней окриком:
- Эй, родимые, живей, живей! Радость домой везём!
А вот и овраг показался. На этот раз обошлось без задержки. Облегчённо вздохнув, женщина ослабила поводья, и кони слегка сбавили бег. Хотя времени на обратный путь было потрачено столько же - как и в Калиновку, дорога домой показалась много короче.
Когда солнце, цепляясь за колокольню церкви, тихо опускалось к горизонту, Полина Романовна подъезжала к дому, который встречал хозяйку, сияя, отражённым светом заходящего солнца, в промытых окнах. Дом был старинным, но не ветхим.
Домочадцы давно ожидали возвращения Полины Романовны и Дуни. Поэтому высыпали из дома все сразу: муж Антон Владимирович, сыновья – Иван и Николай, Дочери – Анна и Мария и мать Полины Романовны, которую Полина Романовна отыскала сразу после своего замужества.
Антон Владимирович, с первого взгляда на Полину Романовну, понял, всё должно быть хорошо. Лицо жены, такое напряжённое последние дни, отмякло, просветлело, в глазах зажегся свет надежды.
- Ну что стоите? Принимайте. С радостью вернулись! Заносите Дуню в её горницу, только осторожно. Мулла сказал, что спать она будет долго, возможно несколько суток. Завязывая вожжи, крикнула Полина Романовна.
Братья осторожно переложили Дуняшу на тулуп, прикрыв сестру одеялом, понесли в дом.
Остальные пошли следом.
- А лошадей, кто будет распрягать, – возмутилась Полина Романовна, - может мне это делать?
Антон Владимирович, бросился к лошадям. Но жена остановила его окриком:
- Что, в доме работников нет?
Из конюшни выбежал конюх, извинившись за промедление, принялся выпрягать уставших за дорогу коней.
После ужина, Полина Романовна рассказывала о своей поездке. Не забыла рассказать и о проволоке в овраге, о казаках. Наконец рассказ дошёл до места, когда мула выливает разбитые куриные яйца в блюдце. При описании содержимого яиц, каким ужасно чёрным оно оказалось, у всех слушателей, поползли по коже мурашки. И только заключение рассказа, в котором мула говорит, что надежда на выздоровление есть, вызвало у слушателей облегчение.
После рассказа матери, Иван оповестил присутствующих, что Фрол исчез из города неизвестно куда. Что поиски полиции пока безрезультатны.
- Если Фрол мне попадется, убью! – Закончил Иван свое сообщение.
- Только без глупостей! – Строго взглянула на него мать, без глупостей, понял! Я сама схожу к приставу, поговорю. А теперь, все пошли спать! Я устала с дороги, сил нет.
Кроме конюха, в доме Корякиных было ещё двое работников: кухарка Лукерья и горничная Маня. Пока хозяева ужинали, Маня готовила постели ко сну. Услышав последние слова хозяйки, доложила:
- Можно идти отдыхать, я постелила всем.
Дуня действительно спала долго, целых тридцать девять часов. И все оставшиеся дни, перед поездкой на второе лечение, она проводила в постели, потому что была слаба. Но сознание больше не теряла. Кушала немного. О запрете на мясо не жалела, так как мяса ей не хотелось. Жизнь потихоньку возвращалась в неё.
Её радовали внимание и любовь, с которой к ней относились братья и сёстры, мама и отец. Она ни на минуту не чувствовала себя покинутой. Обязательно кто-то был возле её койки, и выполнялось любое пожелание.
- Вы меня совсем разбалуете,- сетовала Дуня.
Хотя в душе была очень благодарна всем своим родственникам и это их внимание, трогало её до слёз.
И вот наступил день поездки для второго сеанса лечения. В это раз в числе сопровождающих были: конюх Игнат, Полина Романовна и брат Дуни – Николай. Отдаться воспоминаниям, как в прошлую поездку Полине Романовне не удалось, зато дорога показалась в два раза короче.
Подъехав к уже знакомому дому, Полина Романовна, приказав всем оставаться рядом с лошадьми, пошла к мулле. Её поразило, что возле дома никого нет. Когда она уезжала от дома муллы в прошлый раз, обратила внимание, сколько людей желало попасть к нему на приём.
- Уж не случилось чего с муллой? – Подумала она, берясь за ручку двери.
Войдя в дом, опять же никого не нашла:
– Эй, кто живой есть?- Спросила она пустоту. Её вопрос заметался эхом из угла в угол, заглядывая во все доступные места, но никого не находя.
Наконец из комнаты, в которую вела приоткрытая дверь, донеслось:
- Уже иду.
Несколько минут спустя, в дверях показался мулла. Выглядел он – неважно:
- Вы, не заболели? – Спросила его Полина Романовна. – Может мы зря приехали?
- Действительно, чувствую себя нехорошо. Но коль вы приехали и привезли девочку, введите её.
Я в окно видел, что вы не одна. А то своего помощника я отпустил, думал никого не принимать из-за болезни.
- А не связана Ваша болезнь, с лечением моей дочери?
- Может и так ханум, только девочку Вашу, лечить я буду всё равно. Так что не волнуйтесь!
Николай помог Дуне дойти до дома. Лечение проходило точно так же, как и в прошлый раз. Опять мулла выкатывал болезнь куриным яйцом, катая им по лицу и телу девушки, и шепча при этом молитвы-заклинания.
Находясь в сознании, Дуня старалась скрыть свои страдания, которые приносило катание куриным яйцом. Её казалось, что все кости внутри тела дробятся на мелки части. Девушка, лежала, сцепив свои зубы, чтобы не застонать. Боль была настолько сильной, что к концу сеанса, она всё же не выдержала и потеряла сознание.
Разбив поочерёдно яйца над блюдцем, мулла, удовлетворённо крякнул. В этот раз белок был прозрачным, а желток яиц – в кроваво-красных прожилках.
Полина Романовна вопросительно смотрела на муллу, ожидая, что он скажет. Хотя ей было понятно – лечение проходит хорошо.
Мулла, вытирая с лица пот – большим клетчатым платком, молчал. Он смотрел на вылитые в блюдце яйца, и о чём-то сосредоточенно думал. По нему было видно, что лечение даётся ему – отнюдь не легко, потому что он еле стоял на своих старческих ногах. Держался, как говорится, на самолюбии. И всё же Полина Романовна дождалась, когда мулла произнёс:
- Ну вот, видите, лечение продвигается. Черноты не осталось. Что касается красных прожилок, то я Вам сразу сказал – необходимо три сеанса. Но уже с сегодняшнего дня, Ваша девочка, будет чувствовать себя почти нормально. - Мулла, сделал паузу… - Простите, я присяду.
Присев на табурет, он продолжил:
- Одного боюсь, что за неделю не смогу восстановиться. Приезжайте-ка, Вы, через две недели.- Но спустя какое-то время, поправил сам себя, - нет, лучше через три недели приезжайте, раньше не буду готов принять Вас. Простите ещё раз, ханум, пойду я, прилягу. Что-то мне совсем плохо!
Мулла попытался встать на ноги, но те не повиновались ему. – Боюсь, без Вашей помощи, мне не добраться к постели.
Полина Романовна, позвала в дом Николая и конюха, и они на руках отнесли муллу в постель, прикрыли его тулупом, который висел на гвозде, вбитом в стену, и вышли в комнату, где находились мать с дочерью:
- Мама, мулла - совсем плох. Как бы беды не случилось. Не ровён час, помереть может.
- Вы, идите к дрожкам, а я пойду с муллой поговорю. И Полина Романовна, вошла в комнату к старику:
- Уважаемый мулла, начала она издалека, в прошлый раз, Вы не взяли денег за лечение, сказали, что нельзя, иначе молитвы Ваши не помогут моей дочери. Так может теперь, возьмёте?
- Я и сегодня, скажу Вам, то же самое.
Старик умолк, собираясь с силами. Глаза его были закрыты, и, казалось, что он уснул, забыв закончить разговор. Дыхание его было прерывистым, воздух – из лёгких, выходил со свистом.
Полина Романовна стояла, глядя на этого почтенного старца с благоговением: «Какой же бескорыстный человек. А ведь без его лечения, дочь обязательно умерла бы! Как же помочь ему?» Она опустила руку в свой карман, нащупав пачку ассигнаций, вынула деньги, и не заметно положила под подушку старика, делая вид, что поправляет.
Старик открыл глаза, и прошептал:
- Ханум, я же просил…
- Но Вы, столько сил отдали на лечение моей девочки, что сами, заболели.
- Ничего, это должно пройти. А если Вы, хотите меня отблагодарить, то молитесь за меня и за свою дочь. Лучшей благодарности – мне не нужно.
- Спаси, Вас, Господь! За Вашу доброту и бескорыстие. – Полина Романовна низко поклонилась в пояс, затем, поцеловала старцу руку.
Раз уж вы отказываетесь от денег, не откажитесь от скромных подарков. Я привезла вам кое-что из продуктов: курочку, яичек, картошки и немного пшеницы и муки. Всё это сейчас принесут с телеги сюда.
Вернувшись в комнату, где лежала Дуня, мать попыталась привести дочь в сознание, похлопав девушку по щекам. Это похлопывание вернуло дочь из забытья. Полина Романовна помогла дочери одеться, придерживая её, повела на улицу.
Выйдя из дома, она осенила крестом жилище святого человека, потом осенила крестом самую себя, повернувшись, медленно пошла к дрожкам.
Дуня последовала примеру матери, перекрестившись, поклонилась низко дому и только после этого пошла к дрожкам.
- Николай, отнесите в дом подарки, кратко приказала Полина Романовна сыну.
Когда её приказание было выполнено, усевшись рядом с Дуней, Полина Романовна приказала конюху:
- Трогай потихоньку. Потом, обращаясь ко всем, произнесла,- молиться будем все, за муллу, чтобы жил!
Мулла, после ухода из комнаты Полины Романовны, Мысленно обратился с молитвой-речью к Аллаху: « Прости меня, Аллах, за то, что помог неверным. Но я не мог поступить по-другому. Ты знаешь, у меня нет своих детей. Не знаю за что, но ты, наказал меня, лишив, счастья видеть продолжателей моего рода? Эта русская девушка, должна жить. Если плата за её жизнь – жизнь моя, я не стану возражать, потому что достаточно пожил. Сохрани, Аллах, жизнь этой девочке».
После окончания своего мысленного диалога с Аллахом, мулла, тяжело вздохнув, провалился в сон.
После второго сеанса лечения, Здоровье Дуни быстро пошло на поправку. К ней вернулись: весёлость, непоседливость, озорство, аппетит. Это была прежняя егоза, шутки и проделки которой, доставали всех. Но никто на неё никогда не обижался. На неё нельзя было обидеться. Стоило взглянуть на её лицо, в эти сияющие глаза, как обида тут же забывалась. И тот, кто только что хотел на неё обидеться, начинал хохотать над собой вместе с шутницей. Иногда, кто-нибудь грозил ей при этом пальцем и говорил:
- Ох, дождёшься когда-нибудь …
Спустя три недели, Полина Романовна в третий раз повезла дочь к мулле на лечение. С ней, как и в пошлый раз, поехали: Николай и конюх, ну и конечно Дуня. Приехав в Калиновку, они узнали, что спустя три дня, после второго сеанса, мулла умер. Все вместе приехавшие сходили на кладбище, постояли у могилки святого старца.
- Как знать, может и жил бы старик дольше, не возьмись он за лечение Дуни.- Произнесла свою мысль вслух – Полина Романовна.
Положив на могилку цветы, они вернулись к дрожкам, и отправились домой. Помня последние слова муллы, что нужно провести три сеанса лечения, Полина Романовна принялась за новые поиски лекарей. Но так и не смогла найти никого, кто взялся бы продолжить лечение муллы.
Так и осталась Дуня недолеченной! Забегая вперёд, скажу, что отклики болезни, отпечатки заговора, будут влиять на судьбу Дуни до самой смерти, хотя и доживёт она до восьмидесяти двух лет.