Разведчики ехали медленно и осторожно – ведь в телеге везли раненых. Они негромко переговаривались между собой и из этих разговоров Пьелт, следовавший за ними под укрытием густо растущих вдоль дороги деревьев и кустарников, понял, что возвращаются они домой после боя с шайкой разбойников, что поселились неподалеку от общей дороге – но в опасной близости от окраииных построек Нового крыла. Поэтому их необходимо было ликвидировать до того, как этим займутся другие. Рыскающие по округе эльфы – не самое желанное событие для Перебежчиков. Если их обнаружат – придется срочно уходить – а это будет слишком сильный удар по финансам народа. Ведь на данный момент численность жителей нового крыла превышала тысячу! Дома, конюшни, пастбища, наконец! Все это пришлось бы бросить! Поэтому и следили Перебежчики за тем, чтобы в округе все было спокойно. Нет, конечно, эльфам было известно, что где-то в этих лесах живут перебежчики – но одно дело примерно знать что они где-то в лесах есть и совсем другое – наткнутся на их поселение! И причем – настолько многочисленное! Ведь эльфы все свято уверены, что Перебежчиков осталось ну… три-четыре сотни, не больше… а тут такое! Да если они не дураки – они вмиг оценят примерное количество жителей такого поселения, и еще то, что все камни и прочие материалы для построек откуда-то привозились… значит, Проклятых, как их называли эльфы – гораздо больше! А это уже – война. Жестокая и неизбежная. Повторение кошмарных событий древности! Перебежчики, проклятые… а тогда всего лишь тысячный, элитный, отряд эльфийской армии… Отряд, который во время войны союза людей и эльфов против орков полностью перешел на сторону врага. Предатели… проклятые… это была официальная версия, которая тщательно поддерживалась эльфийскими Лордами. Однако на деле все было не совсем так – Перебежчики так же ненавидели орков, как и все остальные эльфы… и они не перешли на сторону орков, нет… они просто выступили против остальных эльфов… но… что такое тысяча эльфов – пусть даже и лучших из лучших, против всей армии эльфов?! И после того сражения на них началась самая настоящая Охота… Перебежчикам удалось, вместе со своими семьями, скрыться в лесах, но до того, их численность сократилась до пяти сотен, из которых больше половины были женщинами или детьми… Эльфы в отчаянии от того, что враги ускользают – не погнушались даже колдовством – и наняли людских магов. Впервые за всю историю мира. И маги придумали Яд. Яд, поражающий только Перебежчиков и членов их семей. Он распространялся по воздуху на десятки километров – и Перебежчики заболевали… а потом долго умирали… бывало, что и по несколько недель. И если Перебежчикам не удавалось покинуть зараженный участок как можно скорее – они погибали, пусть и не сразу, но защиты от этого яда не было. Несмотря на все меры предосторожности – с каждым месяцем их оставалось все меньше и меньше… Пораженные ядом не были заразны для остальных… и также, пока еще могли передвигаться, следовали за остальными – да и как бросить – брата, маму или дочь? Оставить их на растерзание эльфам?! Убегающие в очередной раз все глубже и глубже в лес перебежчики тащили больных за собой на руках… что, естественно, замедляло их… все это продолжалось на протяжение двух лет… всего два года – миг для истории их народа, но для Перебежчиков они стали целой эпохой. В результате их ненависть к нескольким Лордам, из-за решений которых они и подняли тогда оружие на своих собратьев, переросла в ненависть ко всем эльфам… Глядя в глаза погибающих от яда детей и любимых, каждый перебежчик знал – это ужасное сделали «эльфы». Жуткие и подлые существа, которым нет и не будет прощения. А то, что сами перебежчики – точно такие же эльфы – в голову почти никому не приходило даже тогда. Слишком ужасно было каждый раз вглядываться в лица родных и товарищей по беде – нет ли симптомов отравы? Не зацепило ли кого ненароком? А может, а может, они уже все больны, просто пока еще не знают от этом?! И вот-вот, вот-вот начнется? Тошнота, и холод в груди, легкий кашель сначала… и такое… такое чувство, что тебя изнутри разрывает на кусочки – медленно – очень медленно – вот это была еще твоя собственная рука, и ты мог делать ей разные нужные тебе вещи… Но вот движения становятся неверными, болят суставы. Все это происходит медленно и неотвратимо – и каждый раз, выныривая из забытья ,ты понимаешь, что стало еще хуже… и головы уже не поднять, и ее разрывает боль, а вот пальцами на левой ноге еще можно пошевелить… если очень постараться… И жуткий кровавый кашель, которым начиналось каждое утро и заканчивался каждый вечер… а потом они умирали, превращаясь в подобие статуй из льда… и если их не успевали похоронить – то потом их обнаруживали эльфы…
К слову сказать, после первых применений яда облавы эльфов прекратились – теперь на Перебежчиков охотились маги. За голову каждого перебежчика они получали немалую сумму золотом. Они разоряли даже могилы – если могли их найти – отрубали головы и оставляли все остальное лежать возле разрытых могил…
А потом… а потом одному из перебежчиков удалось изобрести противоядие. Основная беда перебежчиков заключалась в том, что они все были воинами – представителей мирных профессий среди них почти не было – даже врачей было только четверо – остальные погибли от яда… а жены и дети, которых они забрали с собой тоже не могли похвастаться особыми умениями или навыками… поэтому-то и не могли перебежчики сделать противоядия… сразу… но они пытались, пытались как могли и наконец у одного из них это получилось.
У Эриниэля это была уже двенадцатая попытка создать спасительное средство. Прошлые одиннадцать были неудачными, более того, казалось, они причиняли больным еще большие муки, и Эриниэль, которому уже точно казалось – что на этот раз средство верное – два года изучения и экспериментов не прошли для него даром – отчаянно боялся, что в случае неудачи – если концентрация или состав лекарства окажется неверными – больной испытает такую боль, что ни один мастер пыток не сможет вызвать. Средство было готово, оно уже почти две недели лежало в склянке у него за пазухой, но он все никак не мог заставить себя пересилить свой страх и подойти к любому, умирающему от яда собрату и дать ему выпить содержимое склянки. Он смотрел на этих больных – которые всего несколько дней назад шагали рядом с ним, и делили с ним пищу – и думал – смогу ли я обречь его на эту боль, если средство вновь неверно?! И снова и снова у него не хватало силы духа.
А потом случилось чудо. По крайней мере Эриниэль отнесся к этому именно как к чуду и знаку богов. Однажды, проснувшись среди ночи после очередной облавы и долгого бега, он понял, что тоже заболел. И это першение в горле, и головная боль – пока еще не особо сильная – и этот холод в груди – все говорило о том, что он отравлен. Помнится, он тогда поймал на себе взгляд своей матери – полный ужасного предчувствия – и улыбнулся.
- Сынооок… - с отчаяньем в голосе завыла мать.
- Все хорошо, мам! Это лучшее, что могло случиться! Теперь я смогу, смогу, понимаешь?! Да не плачь ты! Все будет хорошо! Не плачь, кому говорю!
Но, казалось, она его не слышала… и тогда он убежал от нее, чтобы не видеть КАК она на него смотрит. И, забившись в укромный уголок, он откупорил склянку и выпил лекарство. Несколько минут ничего не происходило, а потом пришла боль…
- Какое счастье, что я так и не решился попробовать его на ком-то другом… - успел подумать он прежде, чем потерял сознание от боли…
В бреду перед ним мелькали кошмарные картины и лил с неба огненный дождь, и выползали из-под земли мерзкие трехногие лошади с кабаньими клыками и хвостами змеи… а потом кошмар перешел в обычный сон…
А потом он открыл глаза. Судя по всему, все еще было утро, только вот он отчетливо помнил, все небо было ярко-ярко синим, а сейчас же моросил мелкий, подобный водяной пыли в воздухе дождь и на небе не было ни клочка синевы – было полное ощущение того, что тучи заполонили небо давно и долго еще будут «радовать» тех, кто посмотрит ввысь сплошной бесконечной серостью.
Эриниэль понял, что просто жутко замерз. Он попробовал встать – перед глазами мутилось, он почти ничего не видел – и дрожали руки и ноги. Обхватив себя руками и пошатываясь, он направился к лагерю. По мере того, как он приближался к лагерю, он чувствовал себя все лучше и лучше. Заметив ручеек, он нагнулся умылся и зачерпнул холодной воды в ладони, чтобы утолить жажду. Вода , как обычно, отразила его лицо… Несколько минут Эриниэль, позабыв обо всем на свете, разглядывал и ощупывал свое лицо, ноги, руки… Внешность его изменилась просто разительно! Прежде светлые длинные волосы, предмет его особой гордости, посеклись и выпадали, даже если просто провести по ним рукой… Цвет коже его приобрел бледный грязно-синий оттенок, где-то насыщеннее, где-то слабее распространившийся по всему телу… и поменяли цвет глаза. Вместо зеленоглазого блондина с бледной белой кожей на него из воды смотрело встрепанное нечто, с ярко-синей радужкой и голубыми белками глаз… Грязно-синей кожей и диким выражением лица…
Его чуть не пристрелили, когда он вернулся в лагерь – приняли за шпиона. Он попытался объяснить им, что он свой, что он – Эриниэль – объяснить чужим, ломким голосом. Он называл всех по именам, рассказывал истории, которые с ними приключались… и наконец беглецы поверили, что он – это он и опустили луки.
- Что с тобой случилось, Эриниэль? Неужели люди пробуют какое-то новое колдовство, как будто им мало Яда! - и ужас сковал лица перебежчиков. Каждый из них с ужасом смотрел на изменившегося до неузнаваемости собрата и думал о том, что же с ним будет происходить дальше?! Что за новую беду стоило ожидать им в самое ближайшее время?! Как будто мало ненавистным эльфам Яда!
- Это… какое-то новое колдовство, да? – дрожащим голосом спросила его мать.
- Нет, мама, нет… это я сам с собой сотворил.. – поспешил заверить он ее.
- Но зачем?! – ахнули все.
- Я не говорил никому, но я предпринял еще одну попытку сделать лекарство от Яда… а тут как раз я сам заболел… ну, и попробовал на себе… и вот, посинел… - развел руками он.
- Ясно. – кивнули остальные. Это было понятно. Просто еще одна неудавшаяся попытка спасти отряд от гибели…
- Как ты? Немеют руки и кашель, да? – поинтересовался их Лидер.
- Нет, с чего бы кашель? Он только через несколько дней появляется, а я только сегодня с утра понял, что болен…
- Сегодня с утра? Но, Эриниэль, прошло двое суток с того момента, так ты пропал!
- Скооолько?!
- Двое!
- Но я тогда должен уже кровью кашлять, а я ничего такого не чувствую! Только горло першит немного… хотя… даже и не першит! И очень хочется есть! – заключил он.
Отсутствие аппетита было одним из признаков отравления. Заболевшие до самой своей смерти отказывались принимать пищу. Поэтому-то все, раскрыв рты, следили за тем, как Эриниэль в охотку подкрепляется фруктами.
- Как ты сам думаешь, ты здоров? – спросили у него.
- Не знаю. Неизвестно, что случится – в любой момент может наступить ухудшение… надо ждать.
И они ждали. День, другой… а Эриниэль, на третий день окончательно распрощавшись со своими волосами – просто выпали и все – чуствовал себя хорошо – и никаких признаков отравления не было заметно. К вечеру четвертого дня к нему подошла Шерлиль - она из эльфиек, отправившихся с ними вместе мужем. И она принесла и положила перед ним свою умирающую от яда трехлетнюю дочь.
- Дай и ей это лекарство – сухим бесцветным голосом попросила она.
- Но Шерлиль! Я очень хочу помочь – но пойми – ведь может случится такое, что мне станет гораздо хуже! А если я дам лекарство твоей дочери – тоже самое может случится и с ней. Смерть от яда мучительна, но она ничто по сравнению с тем, что может случится, если я дам ей лекарство! Я уже двенадцать раз, двенадцать! пробовал создать противоядие – и иногда даже казалось, что оно помогает, а потом хоронил друзей… нужно подождать еще хотя бы пару дней – чтобы стало ясно – чего ждать!
- Она не проживет столько! – крикнула Шерлиль.
- Я… я не могу… я не смогу…
- Дай тогда мне лекарство! Я все сделаю сама!
- Шерлиль, я понимаю, тебе плохо, но…
- Эриниэль, у тебя нет детей! Ты меня НЕ понимаешь! Дай мне лекарство! – и она требовательно протянула руку.
- Но… его еще нужно приготовить…
- Долго? – отрезала она.
- Час… чуть больше…
- Мы подождем. – ответила она, снов взяла ребенка на руки и взглянула на него ТАК, что он, не говоря больше не слова, начал готовить лекарство-противоядие…
- Вот, готово. Но только учти, это… больно… даже для меня было очень больно…
- Да, но ты сейчас живой, хоть и синий, а она умирает! Дай сюда! - она выхватила лекарство из его рук. – сколько? Каплю? Две? Все целиком?
- Она совсем маленькая… я думаю надо всего пять капель… но, Шершиль… я только-только заболевал, а твоя дочь уже…
- Вирса. Ее зовут Вирса.
- Но… но ведь она совсем малышка… и она не могла выбрать себе имени…
- А мне плевать! Плевать, слышишь?! Я сама дала ей имя! Я не допущу, чтобы она погибла безымянной!
- Хорошо, хорошо, не кричи… а… почему такое странное имя? Совсем не… - он запнулся.
- Не эльфийское?! Даа, ты прав! – в глазах ее появилась легкая примесь сумасшествия. - я не желаю, чтобы ее имя было похоже на имена тех, кто обрек ее на это. – и она вытянула на своих руках погибающую девочку…
- Я… извини меня… ты права… ты во всем права… пять капель. И все. Ни в коем случае не больше – она еще слишком мала. Да помогут тебе Боги. – прошептал он, развернулся и бросился прочь из лагеря. Ему было слишком страшно даже смотреть на Шершиль.
Вернуться он осмелился только к обеду следующего дня… когда он вошел в лагерь, все побросали свои дела и сбежались к нему.
Стояли и молчали. И смотрели на него серьезно-серьезно.
- Она погибла в муках – решил он и почувствовал, как земля уходит из-под ног.
Деривель, их Лидер, успел подхватить его и молча потащил куда-то. Как понял Эриниэль – на женскую половину лагеря.
- Нет, Деривель. Нет… - прошептал он.
- Тихо. Меня за это утро женщины чуть было не растерзали – требовали тебя из-под земли достать. Они… словно с ума посходили… и я их, если честно, понимаю. – Деривель повернул голову к Эриниэлю – и сказал – тихо-тихо – готовься, парень.
- Может, не надо? Я … я не хочу… не могу…
- Надо.
- Вот он! Живой, здоровый, и весь ваш! – сказал Деривель, затаскивая вяло сопротивляющегося Эриниэля в большой шалаш, который построили специально для женщин и детей.
Несколько десятков пар глаз пронзили его насквозь. С каким-то хищным переглядыванием женщины стали приближаться к нему.
Если бы Деривель не поддержал – Эриниэль точно бы упал, потеряв сознание от ужаса.
-дай!
-Дай!
-Дай! – протянулись к нему сразу несколько рук.
- Что давать? – спросил он.
- Лекарство! Дочери Шершиль ты лекарство дал, а нам?! И нашим детям?!
- Но я же…
- Молчи! – пошли, пошли – и женщины потянули их к выходу из шалаша – и оттуда к ручью.
- Вот. Смотри! - указали они Эриниэлю.
На берегу ручья, в тени под деревом сидела Шершиль и с улыбкой счастливой хищницы на губах наблюдала за тем, как играется у ручья ее дочка, Вирса. На голове ребенка был повязан платочек, а лицо и руки,не закрытые платьем, заметно отливали синевой.
- мама, мама… куфать хотю! – звонко крикнула девочка своей матери.
- Иди сюда, малышка, мама тебя накормит…
Эта маленькая картинка счастья выбила у Эриниэля почву из-под ног. Богииии… как… как давно, сколько столетий… он не видел улыбок на лицах своих собратьев. Неужели… неужели прошло всего два года?!!! Прошла целая жизнь… и не одна…
- Теперь ты понял, о чем я? - спросил у него Деривель на грани слышимости, так, чтобы никто из женщин не услышал . – а ведь ее девочка не должна была дожить до утра. Когда они проснулись и услышали страшный безумный хохот Шершиль, они подумали, что та тронулась с ума от горя и кинулись ее успокаивать. Они были уверены, что дитя, которое так отчаянно она прижимает к себе – мертво. Но Шершиль выпустила девочку из объятий и та встала и пошла! А ведь у нас еще двое больных детей… у Пириэлли и Сербилли… у Сербилли еще и муж болен…
- Но, Деривель – так же тихо ответил он – а если потом им всем станет только хуже? Как тогда?
- Лучше хоть такая надежда, чем никакой. Посмотри на Шершиль. Посмотри, как она счастлива! А ведь все мы неосознанно уже давно похоронили себя, заранее, понимаешь?!
- Понимаю… ты прав… но если.. если потом им станет хуже – убей меня. За то, что я дал им отраву…
- Нет, Эриниэль, это ты убей меня. За то что я заставил тебя это сделать.
- И жили они, жили, и умерли в один день…
- А давай, а давай устроим праздник… так праздника хочется, а? – попросил у него Деривель.
- А и давай! – помирать, так с музыкой!
А потом был праздник… и всем-всем детям в тот день дали новые имена… и в тот день и во все последующие никто больше от Яда не умер…
После того, как Яд перестал на них действовать им удалось прорваться в безопасные земли и осесть там, постепенно налаживая хозяйство… и было их, вырвавшихся и выживших – сто семнадцать эль… нет, уже не эльфов, а перебежчиков.
А волосы у тех, кто пил лекарство, потом отрасли. И они тоже были синими – посветлее или потемнее, но однозначно синими. Густыми и шелковистыми. Ничуть не хуже, чем прежде.
И у детей этих детей тоже были синие волосы… и синеватая кожа… и постепенно все перебежчики стали синекожими и синеволосыми…