Эпилог - В Лихолесье
«Двенадцать лун на знамени моём, и панцирь твёрд, и шпага тяжела. Я рыцарь – тень…»- харадская песня, слова которой сами собой пришли на память Аэлиннэль, была родом из другой жизни. Песня принадлежала взбалмошной, дерзкой, удачливой разведчице Морхирил. Той, кем она когда-то была.
Той, кем ей снова предстояло стать.
Три года… да, три года прошло с тех пор, как назгулы привезли её, раненую, но до последнего сопротивлявшуюся, в Мордор.
Оказывается, за время добровольного уединения в Дол Гулдуре, пока она пыталась постичь своё одиночество и смириться с гибелью родителей, за месяцы вынужденных скитаний по Средиземью в поисках нового дома и новой семьи, она отвыкла от Барад Дура! Отвыкла от мягкого полумрака не знающей солнечного света крепости, от монументального размаха её башен, мостов и стен, от сдержанной роскоши внутреннего убранства.
Ещё десять шагов, и караул распахнёт перед ней тяжёлые, инкрустированные двери сауронова кабинета. Какое бессчётное количество раз она входила в них! Гордая, оттого что выполнила Его поручение… Счастливая тем, что Он захотел разделить с ней вечер… Ликующая, потому что несла Ему весть о новых успехах Его солдат… Но такой, как сейчас, – растрёпанной, с едва засохшим кровавым струпом на голове, с затравленными глазами и под конвоем – она не появлялась в Его покоях никогда.
Саурон сидел на обитом бархатом подлокотнике кресла – прекрасная хищная птица, ещё мгновение – и взлетит – и просматривал длинный иззубренный по краям свиток.
-А… Ты? – буднично проговорил он, даже не глянув в её сторону.
Аэлиннэль закусила губу и сплела пальцы за спиной. Словно в детстве.
-Чего новенького? – Майя качнул ногой, обутой в щегольской сапог из лакированной кожи. Назгулы, как один, вышли вон.
Эльфийка безмолвствовала. Делать вид, что ничего не изменилось, униженно оправдываться или разыгрывать из себя бесстрашную героиню казалось ей одинаково глупым.
-Знаешь, - Саурон отбросил, наконец, рукопись и повернулся к девушке. – А ведь раньше Мордор принадлежал тебе…
-А теперь? – выдохнула она.
-Теперь ты принадлежишь Мордору, - произнёс он, шагнул навстречу Аэлиннэль и обхватил её голову руками, вынуждая эльфийку смотреть ему прямо в глаза. Его пальцы, исполненные нечеловеческой силы, были горячими и чуточку шершавыми от ежедневного соприкосновения со струнами, мечом и кузнечным молотом. Как и прежде.
Сегодня его глаза напоминали грозовое море…
Аэль почувствовала, как её захлёстывают, накрывают с головой холодные волны, и их непривычный солоноватый привкус заполняет ей нос и рот. Она кричит, барахтается, но всё равно уходит под воду. Таинственная сиреневая глубина манит её к себе, шепчет чуть слышно: «Не сопротивляйся, и тогда наступит покой». Дышать становится всё труднее, перед глазами мелькают разноцветные круги, и…
Она позволяет Саурону завладеть всеми своими воспоминаниями.
Когда Аэлиннэль пришла в себя, она осознала, что сидит, скорчившись, возле ног Владыки.
-Ты мечтала умереть за меня? – тихо спросил он.
-Да, - прохрипела эльфийка, вытирая рукавом струящуюся из носа кровь.
-Я не хочу твой смерти. – Саурон вернулся к креслу и снова присел на подлокотник.
Со второй попытки девушка поднялась на ноги.
-Я… я предала тебя. Прости! - кто произнёс эти слова? Неужели она? Невеста лихолесского принца Леголаса? Возлюбленная защитника Ривенделла лорда Глорфиндэля? - Прости! – повторила Аэлиннэль, дочь Майвэ и Нэстэ. – Я плоть от плоти твоей, мысль от мысли. Я думала, что любовь для меня может стать выше долга. Я ошибалась.
-Любовь… - усмехнулся Майя, и в глазах его блеснул огонь. – Ты называешь любовью то, что с тобой приключилось? Десяток жарких ночей и парочка патетических, насквозь лживых объяснений? Любовь – это не слова и даже не отдельные поступки, исполненные самоотверженности и благородства, это неприметная, обыденная, ежеминутная жизнь во имя кого-то. Да, ты опять ошиблась, как тогда, с нолдорским мальчиком, как его? Кирионом?
-Как мне заслужить твоё прощение? – голос Аэль дрожал. Мысль о том, что Саурону открылся каждый закоулок её памяти, была невыносимой. После его насмешливых, но почему-то печальных слов её обращение к Свету стало казаться ей детской, ничего не значащей игрой.
-Ты будешь работать на благо Мордора. В шахте, - помолчав, ответил он.
-Повелитель! Зачем? – видя, как уводят эльфийку, почти простонал Шестой.
-Затем, что внутри она – самородное золото! И только в горниле испытаний с неё сойдёт шелуха романтических бредней, самокопания и поисков смысла жизни. Да, огонь и кузнец – вот то, что ей сейчас нужно. Зря я тогда разрешил ей остаться в Дол Гулдуре.
-Аэлиннэль только с виду сильная, - насупился улайари, - ей не вынести рудничной жизни.
-Пару лет, - с нажимом произнёс его патрон. – Пару лет она выдержит, я эльфов знаю. Этого должно хватить, чтобы она пришла в себя. Я хочу, чтобы Аэлиннэль возглавила нашу разведку. Выведу, наконец, это подразделение из состава Чёрного легиона и избавлю её от власти Первого.
-Она была такой счастливой там, в Чёрной крепости, в последние недели перед побегом, - невпопад произнёс Шестой. – Может, её предназначение – не воевать, а детей растить?
-Вздор! – отмахнулся Саурон. – Детей растить может каждый, а полком командовать – нет. Она нужна Мордору. Она нужна мне.
«Я рыцарь – тень…», - повторила Аэлиннэль и поёжилась: пошёл дождь, из отворенного окна потянуло сыростью, но девушка всё стояла возле него и глядела на колышущееся вдалеке жёлто-зелёное море – Великий Лес. Она снова была в Дол Гулдуре.
Ещё одно, последнее доказательство её преданности – предстоящий удар по лихолессому приграничью, который она спланировала и обсудила с командирами пяти орочьих сотен, - и ей разрешат вернуться в Барад Дур, на этот раз навсегда. Не в непроглядную темень штреков, где адски грохочут грызущие землю машины, а в уют и тепло хорошо охраняемых верхних этажей. Не к бурым холщовым лохмотьям, а к добротному сукну мундира, украшенного золотыми шевронами. Не к молчаливо презиравшим её пленным эльфам, а в компанию назгулов, адъютантов и герольдов Владыки.
Аэлиннэль молилась только об одном: лишь бы на эльфийских форпостах, к которым объединённому войску Чёрной крепости предстояло подойти через четыре дня, не было Элеммира, но в глубине души она сомневалась, что Валар внемлют ей. Однажды она спросила у Саурона, попадают ли эльфы-авари после смерти к Мандосу? «Чтобы этот чистоплюй изменил своим принципам?» – скривился тот в недоброй усмешке.
Аэль вздохнула, затворила окно и устроилась на подоконнике с книгой по основам фортификации.
-Трое суток лило! – воскликнул Эсгелин, возвращаясь под навес, - и смотри же ты, распогодилось! Какие новости? – спросил он у склонившегося над коротенькими записками дозорных Леголаса. Принц встал из-за стола – широких досок, поставленных на козлы, потянулся, стряхнул с безупречно белого рукава рубашки невидимую соринку и улыбнулся другу:
-Будет бой.
-Как всегда?
-Как всегда. Судя по всему, целая орава орков движется на нас с юга.
-Такой день испортили, подлецы! – возмутился Лин, - ты посмотри, какая кругом красота!
Утреннее солнце превратило мириады дождевых капель на листьях в крошечные алмазы. Лёгкий, прозрачный туман заполнял едва просохший лес. Пахло прелыми листьями, грибами и дымом дальнего костра. Несколько эльфов, смеясь, прошли мимо Леголаса, чтобы присоединиться к товарищам, чистившим возле ручья только что выловленную рыбу. Двое пограничников спустились с талана и тут же, у подножия дерева, принялись затачивать мечи. Временами раздавалось знакомое пение стрелы – это новички тренировались в соседнем овраге.
-Эй, завтрак пропустишь! – хлопнул задумавшегося принца по плечу Эсгелин. – Пойдём? – и, не дожидаясь ответа, зашагал по направлению к хозяйственным постройкам.
Лас в три шага догнал его.
-Никак не привыкну к твоей новой причёске, - пошутил приятель, искоса глядя на Леголаса. Тот смущённо улыбнулся, коснулся рукой забранных в конский хвост волос и пробормотал:
-Пустяки!
Через полчаса лихолесские пограничники были в полной боевой готовности. Принц, объявивший о скором нападении, был краток:
-Мы снова в меньшинстве, - произнёс он, - но нам не привыкать. Я отправил гонцов с вестью об орках ещё до рассвета, так что все, кто сумеет, придут нам на помощь.
-О чём думаешь? – стараясь развеять гнетущее ожидание, поинтересовался Эсгелин у Леголаса, когда они уже затаились на талане вместе с другими лучниками.
-Вспоминаю свою поездку в Имладрис, - нехотя признался эльф.
-Опять? – с деланным удивлением подтрунил тот, но, поняв, что Лас настроен весьма меланхолично, осторожно спросил, - ты по-прежнему думаешь, что Аэль вернулась в Мордор?
-Да, я привык верить своим глазам. Мы с Элрохиром разыскали то место, где она встретилась с назгулами, я же рассказывал тебе.
-Но, может…
-Не может! Мы осмотрели на Амон Сул каждую кочку, каждую травинку, всё пытались разобраться, что же там произошло, – неизжитая боль в голосе Леголаса заставила его друга сокрушённо вздохнуть. – Она не сопротивлялась им, понимаешь, не сопротивлялась!
Яркая картина, которую он всячески пытался припорошить серым пеплом будней, всё ещё стояла перед его внутренним взором. Лас видел себя, кричащего, не замечающего ползущих по щекам жгучих слезинок, и младшего Элрондиони, который, набычившись, стоял напротив него и только упрямо мотал головой в ответ на все его аргументы.
-Здесь сели драконы! Рядом отпечатки сапог четверых кольценосцев! – доказывал Леголас, а в душе теплилась надежда на чудо: вот сейчас Элрохир скажет то, что заставит его признать собственную неправоту.
-Но, судя по следам, вон там её окружили! Значит, её взяли в плен! – возражал тот.
-Она полетела с ними по доброй воле!
-Она не могла… не могла! Смотри, камень какой-то, весь в крови!
-Какой камень? Что это меняет? Всё было обговорено заранее! Выбрали забытое всеми место в глуши, хоть пять дней скачи, никого не встретишь… Разыграли нападение... Ты ещё вокруг поищи, может, письмо есть какое, жалостливое, она на них мастерица!
-Не смей! Или я за себя не ручаюсь! Маэль… Аэлиннэль не могла так поступить со всеми нами!
-Мы были для неё очередным заданием, Эло, - обречённо проговорил Лас, - вот и всё.
-Вот и всё, - мужчина не заметил, как сказал это вслух. – Как там Амрунтэль? Как Эльданор? Ты же вчера письмо получил! – вымученно улыбнулся он.
Эсгелин при упоминании о жене и сыне пустился в описание нехитрых радостей семейной жизни, которые из-за бесконечной войны выпадали на его долю всё реже и реже. Условный сигнал прервал его на полуслове. Эльфы, как по команде, выглянули из своего укрытия и увидели чёрную лавину, обтекающую их пост со всех сторон, как порожистая река – строптивый камень.
Аэлиннэль Леголас узнал сразу.
-Ты куда? Стой! – завопил Лин, когда Лас отбросил в сторону лук и буквально скатился вниз по ступенькам, доставая на ходу кинжалы. Ему удалось пробраться через ошалевших, не успевших среагировать орков к тому месту, где минуту назад стояла девушка. Он застонал от досады, полоснул одного противника, отшвырнул другого и в отчаянии завертел головой по сторонам. Наконец, разглядев в зарослях орешника её стремительно удаляющийся силуэт, эльф без раздумий бросился за ней. Они неслись по лесу, перелетая через канавы, поваленные деревья, вывороченные корни и непросохшие лужи. Даже если бы за их спинами разыгрывалась Великая битва Добра и Зла, они не повернули бы назад.
Аэлиннэль, опознавшая Леголаса в смертоносном смерче, который, будто с неба, обрушился на долгулдурцев, понимала, что борется с очевидностью – рано или поздно им придётся выступить друг против друга с оружием в руках. Но она продолжала бежать, не разбирая дороги. Лас же хотел только одного – догнать её, схватить за плечи и, глядя ей в глаза, задать вопрос, стоивший ему сотни бессонных ночей: «Почему?!»
Конец безумной гонке положил заросший седым мхом пенёк, которого эльфийка не заметила. Споткнувшись, она перекувыркнулась в воздухе, мягко спружинила на согнутых ногах и повернулась к мужчине. В её руках блестел меч.
В ладони Леголаса сами собой скользнули кинжалы.
Они застыли в нескольких шагах друг от друга, настороженные, бледные, не верящие в реальность происходящего.
Одетая в простую чёрную одежду, с забранными в косу волосами, Аэль походила на юную беззащитную девушку, если бы не клинок. Лас силился разглядеть в её лице хотя бы намёк на холодную ненависть. Тогда он с чистой совестью мог бы считать её врагом. Но мужчина видел только безмерную усталость и покорность обстоятельствам.
…-Вот бы попробовать сразиться с тобой, Лас! Мне не приходилось вставать с мечом против кинжалов…
-Что, прямо сейчас? - удивился эльф.
-Нет, конечно! - рассмеялась Аэль. - Но как-нибудь в другой раз обязательно!...
-Убей меня, - произнесла вдруг Аэлиннэль, бросила меч наземь и ударом каблука втоптала его в грязь. – Я служу Мордору.
Леголас остался недвижим.
-Не медли! – воскликнула она гневно. - Я привела с собой пять сотен орков, которые в этот самый миг режут твоих братьев. Я передала Саурону все сведения об укреплениях Лихолесья, Лориена и Имладриса. И в войне, которая вот-вот начнётся, я буду на его стороне… Если я умру, зла в мире станет меньше. Ты ведь этого жаждешь, к этому стремишься?!
-Нет, я просто защищаю свой дом, - отозвался Леголас после долгого молчания. – Подойди ко мне, - позвал он, и серебристые лезвия мягко перекочевали обратно в ножны.
Медленно, словно во сне, девушка приблизилась к мужчине.
Эльф взял её за руку, через миг - за другую.
-Эру, что это!? – выдохнул он, вглядываясь в не зажившие до конца кровавые пузыри на её ладонях.
-Я два с половиной года добывала серебро в мордорском руднике, - безучастно ответила она.
-Как же тогда… Отчего же ты… Аэлиннэль! – его неистовый вопль совпал с её негромким вздохом.
Наклонив голову, эльфийка удивлённо рассматривала чёрный наконечник орочей стрелы, что торчал у неё из груди.
Гомтаг удовлетворённо ухмыльнулся и, стараясь не шуметь, пополз обратно к своим – он выполнил поручение Крылатого Ужаса, всё оказалось даже проще, чем он думал. Теперь его ждёт награда – великий бессмертный слуга Повелителя, чьё имя не смеет произнести ни один орк, заберёт его с собой, в Минас Моргул!
Аэлиннэль, привалившись к растущей рядом берёзе, стала медленно оседать. На губах её выступила розовая пена, она закашлялась, застонала и потеряла сознание. Леголас подхватил ослабшее тело и, стараясь не задеть торчащего из спины древка, крепко обнял девушку. Он баюкал Аэль в объятьях и, прижимаясь щекой к щеке, тихонько напевал древнее заклинание, которому научил его отец. «Милосердный Вала Манвэ! Король небес, Владыка ветра, первый среди избранных! - пел эльф. - Ты единственный, кто слышит Сущего и кого слышит Сущий! Внемли моему призыву – упроси Творца не обрывать жизнь той, кто в этом мире носит имя Дева Озера!» Его голос звенел, слова сами шли на язык. В пении сплелись и отчаянная мольба, и безграничное смирение, и настойчивая просьба. «Лас, ты мой сын… в тебе должны быть зачатки целительского дара», - так сказал однажды Трандуил, а, значит, он сумеет, прорвётся сквозь вековую тишину, достучится до запертых дверей!
-Твои волосы пахнут мятой, - неужели ему не почудилось? Неужели она вправду произнесла это?
Потрясённый, он взглянул ей в лицо и едва не зажмурился от света, что исходил от неё.
Аэлиннэль улыбалась, ясно, чисто, безмятежно. Попыталась поднять руку, потянулась к нему. Леголас, угадывая её желание, рванул стягивающую волосы ленту, и она кончиками пальцев коснулась высвободившихся золотых прядей. Потом веки её медленно закрылись, она прерывисто вздохнула, и через мгновение худенькая кисть девушки упала на её неподвижную грудь.
Когда лихолесские эльфы разыскали своего принца, они молча сгрудились в отдалении, не решаясь подойти к нему.
-Лас, нам пора домой, - севшим голосом наконец проговорил Эсгелин.
-Аэль, нам пора домой, - прошептал Леголас, вставая на ноги и ещё крепче прижимая к себе свою невесту.
Голос Саурона, носивший когда-то имя Белегорн, приехал на место встречи минута в минуту.
Он видел, как ворота Минас Моргула, похожие на огромную пасть с блестящими зубами, распахнулись, и крепость выпустила наружу конный отряд – первую каплю бесконечного дождя, каковым обещало стать шествие Тёмного воинства. Никогда ещё со времён Исилдура не выходила из Мордора столь многочисленная армия, никогда ещё столь грозные силы не двигались к мостам Андуина. Голос Саурона тронул поводья коня и направился навстречу Ангмарскому королю, для которого у него было сообщение. Первый назгул выслушал приказ Владыки, коротко кивнул головой, увенчанной короной, и снова встал впереди войска. Сделавший своё дело герольд, вместо того, чтобы отправиться обратно, стал с интересом вглядываться в едущих мимо конников, благо, время у него было. Сплошь одетые в чёрное, мрачные, как ночь, они двигались быстро и беззвучно, бесконечным потоком. На фоне бледно светящихся стен крепости и мерцающей дороги эльф хорошо видел каждого из них.
Когда его взгляд случайно упал на девушку, что, крайней в ряду ехала ему навстречу, его лоб покрылся испариной.
Это не может быть она! Нет, тысяча балрогов, нет! Он же сам, рискуя жизнью, пробрался сквозь лихолесские кордоны и разыскал Глухое озеро, на берегу которого была её могила…
Голос Саурона дождался, когда они поравняются, и поехал рядом с эльфийкой. Она бросила на незнакомца надменный взгляд, но смягчилась, разглядев его знаки отличия. Внезапный порыв ветра отбросил капюшон с её головы, и эльф с неосознанным облегчением увидел, что волосы у неё белокурые и волнистые. Совсем не как у Аэлиннэль, но откуда это поразительное сходство!?
-Как твоё имя? – не выдержав, спросил он.
Девушка кокетливо прищурилась, блеснула изумрудными глазами и произнесла:
-Амарт.