Там прошло детство Иисуса. – В Тель-авив без Лины. – "Русскме" в Израиле. – Солдаты помогают. – Лучше перебдеть. – Однажды на учениях. – Пакет не опечатан. – Лысый полковник. – Почему не опечатан? – "Красная шапочка". – Все будет нормально. – Как будто не узнал. – Проспал коров. – Креститься в Иордане. – Храм монахов-францисканцев, а потом магазин. – Рубахи для крещения. – Едем креститься. - Сначала нужно заплатить. – Вода священной реки. – Прозрачные рубахи. – Место другое, река та же. – Озеро Кинерет. – Рыба Святого Петра. – Ресторан. – Разглядеть рыбу. – Рассердил палестинца. – Обратно к началу маршрута. – Вы же ничего не понимаете. – Переселенка из Казахстана. – Утешить нечем. – Бывший гонщик. – Ночью без паспортов. – Быстро ехали.
Через день намечена была экскурсия по местам, где провел свое детство Иисус Христос, где он крестился, где люди слушали его проповеди. Это город Назарет, окрестности озера Кинерет, река Иордан.
Начиналась эта экскурсия в Тель-Авиве. Соломону как раз нужно было съездить по делам в Хайфу и он решил по дороге подвезти нас к месту отправления нашего экскурсионного автобус.
Лина на сей раз с нами не поехала. Однако от этого Соломон не стал увереннее перемещаться по улицам Тель-Авива. Он точно так же путался, поворачивал не туда, потом останавливался и спрашивал у прохожих, куда он попал.
Судя по выражениям лиц этих прохожих и по тому, что они часто его переспрашивали, можно было сделать вывод, что говорит он на иврите плохо, с сильным русским акцентом. Таких евреев в Израиле называют "русскими". И относятся к ним все остальные евреи почти так же, как к мусульманам. И никого в Израиле не удивляет, что зарплата у "русских", в среднем, в полтора раза меньше, чем у всех остальных.
То ли Соломон не очень понятно изъяснялся, то ли не мог понять то, что говорили ему прохожие, но он никак не мог разобраться, куда же нам всё-таки нужно ехать.
— А вот, я сейчас у солдат спрошу! — вдруг обрадованно сказал он, остановился у обочины, вылез из машины и направился к двум солдатам, которые охраняли небольшие ворота, перекрывавшие какой-то неприметный проулок. Солдаты отнеслись к Соломону с уважением, отвечали на его вопросы, несмотря на то, что он, очевидным образом, мешал им. К воротам время от времени подъезжали дорогие легковые автомобили. Я обратил внимание, что во всех этих машинах сидели коротко постриженные, аккуратно выбритые мужчины в штатском. Почти во всех этих машинах на вешалках над задним сиденьем висели еще какие-то костюмы. Почти все эти костюмы были в чехлах. Но не все. В некоторых автомобилях костюмы висели без чехлов, и хоть они и были задвинуты подальше вглубь автомобиля, всё равно видно было, что это военные мундиры. И поэтому каждый, кто имеет хоть какое-то отношение к военной службе, сразу догадался бы, что сидящий за рулем человек в штатском — вовсе не штатский.
Постовые у некоторых из подъежавших проверяли документы, а некоторых пропускали без проверки, отдавая честь. Внешним видом постовые эти весьма отличались от тех разгильдяев, которых мы могли наблюдать на блокпостах Западного Берега и пляжах Мёртвого моря. Чем-то даже они напоминали мне наших солдат, дежуривших на проходной штаба воздушной армии, в которой я когда-то служил.
Стало очевидным, что за этими воротами находится армейский штаб достаточно высокого уровня или какая-нибудь другая засекреченная военная организация. Странно было, что на нас, иностранцев, сидящих в Соломоновом пепелаце поблизости от проходной, никто не обращает внимания. У нас такое невозможно. Помнится случай, когда были арестованы иностранцы, несколько раз объехавшие на своём автомобиле квартал, внутри которого находится несколько институтов Академии наук. И оказалось, что арестовали их не зря. У них в автомобиле была установлена аппаратура, регистрирующая электромагнитное излучение, исходящее от этих академических институтов.
А тут налицо абсолютное равнодушие к продолжительному присутствию возле военной организации автомобиля с иностранцами, которых привез сюда человек с сильным русским акцентом и, оставив их в автомобиле рядом с проходной, пошёл беседовать с часовыми.
Мне приходилось иметь дело с секретностью, и поэтому я прекрасно знаю, что в нашей стране такое возможно только в случае, если люди, сидящие в машине возле проходной, находятся под колпаком у спецслужб.
Однажды, во времена моей офицерской юности, в процессе широкомасштабных учений, я был прикомандирован к штабу армии в качестве начальника пункта фельдсвязи. Пункт фельдсвязи обеспечивает доставку документов высшего уровня секретности, которые запрещено пересылать любым другим способом, включая даже электронные средства связи, обеспечивающие кодирование информации. Это, конечно, не имеет никакого отношения к автоматизации, но в тот момент в распоряжении командующего не оказалось другого офицера, имеющего допуск к работе с документами нужного уровня секретности.
Штаб армии был, на время учений, расположен в лесу на территории одного из полигонов. Работы было много. Мои фельдъегери едва успевали доставлять документы — на самолетах, вертолетах, автомобилях с красными флажками на капоте и вооруженным автоматчиком на заднем сиденье.
И вот, в один прекрасный момент, когда все фельдъегери были в разгоне, поступил приказ срочно доставить в Штаб руководства учениями пакет. Пришлось отправляться мне самому.
Когда я зашел за пакетом в КУНГ, где находилась в тот момент секретная часть штаба, оказалось, что пакет представляет собой длинный рулон. К моему удивлению, рулон этот не был даже опечатан. В ответ на мой вопрос, почему документ не опечатан, начальник секретной части заявил, что поскольку на рулоне отсутствует гриф секретности, то и опечатывать его не надо.
Я внимательно осмотрел рулон. Грифа на нем действительно не было.
Рулон этот был настолько длинным, что даже не помещался в штабном УАЗике. Мне пришлось открыть кузов сзади и всё время, пока мы ехали по лесной дороге к вертолетной площадке, удерживать рулон, стараясь, чтобы он не выпал и не задел где-нибудь на повороте за ветви деревьев.
Мне повезло. За мной прислали вертолёт командующего — большой, с двумя рядами мягких кресел, в проходе между которыми как раз и поместился мой рулон.
Секретная часть, куда я должен был сдать документ, находилась в одноэтажном здании на углу аэродрома, неподалёку от которого приземлился вертолёт. Я аккуратно вытащил рулон из салона и, поскольку доставить его нужно было срочно, почти бегом, так быстро, как только позволяли его размеры, направился к этому зданию.
Крыльцо было изогнуто под прямым углом и для того, чтобы втащить рулон в дверь, мне пришлось зайти сбоку и перекинуть его через перила. На крыльце стоял какой-то лысый полковник и молча смотрел на мои ухищрения. Он мешал мне, но даже и не подумал подвинуться. Я всё-таки протиснулся в дверь, но, при этом задел его рулоном по лысине. Однако, в помещение секретной части лысый полковник вошел сразу же следом за мной. Там он предъявил мне удостоверение офицера особого отдела Генерального штаба.
Особые отделы в то время были во всех воинских частях и являлись армейскими подразделениями КГБ. Их сотрудники следили, кроме всего прочего, и за тем. чтобы офицеры свято блюлю военную и государственную тайну. А за нарушение режима секретности грозило очень строгое наказание, вплоть до тюремного заключения.
Первым делом он потребовал, чтобы я предъявил своё офицерское удостоверение и долго изучал его, медленно перелистывая страницы.
— Почему пакет не опечатан? — спросил он у меня, продолжая держать моё удостоверение в руках.
— Потому что на нём грифа секретности нет, — ответил я, — посмотрите сами.
Он уверенным движением поднял рулон и немного развернул его. На внутренней стороне, в самом верху, жирным шрифтом было написано: "Совершенно секретно". Сначала я буквально оторопел. Потом посмотрел внимательнее. Но нет, всё было как полагается. Присутствовали и подпись начальника секретной части и соответствующая печать.
— Но я ведь не должен был заглядывать внутрь рулона, — начал оправдываться я, — более того, я даже не имею на это права!
Однако этот лысый особист не хотел меня слушать. Он достал из внутреннего кармана записную книжку и начал меня допрашивать, делая при этом какие-то пометки. Он выведал у меня всю мою подноготную, достал до самых печенок. Надо отдать ему должное — он умел допрашивать. Искусно вывел меня из равновесия, заставил волноваться, сбиваться и путаться. И это при том, что все экстрасенсы, с которыми, случайно или по необходимости, мне приходилось иметь дело, отмечали мою устойчивость к гипнотическому воздействию.
Как ни крути, выходило, что я, стремясь узнать военную тайну, сорвал печать с засекреченного документа и ознакомился с его содержанием.
Это сейчас всё произошедшее кажется несерьёзным, а тогда мне было не до шуток. То, в чем он обвинял меня, грозило трибуналом. Видно было, что полковник этот получал удовольствие даже от самого процесса допроса. Закончив, этот лысый аккуратно закрыл свою записную книжку, положил ее обратно во внутренний карман и приказал мне срочно вернуться и доложить обо всём начальнику особого отдела армии.
Когда я ехал с вертолётной площадки обратно в расположение штаба, то увидел на полянке, неподалеку от лесной дороги, начальника особого отдела армии, собирающего землянику. Его можно было безошибочно узнать издали. Это был, я думаю, единственный офицер во всей воздушной армии, который носил форму с красными просветами и фуражку с красным, пехотным, околышем. Поскольку особистам можно было носить форму любого рода войск, он выбрал ту, которая была ему роднее. Это сейчас красный цвет соответствует пехоте , а когда-то …
Я остановил машину и, подойдя к особисту, начал:
— Товарищ полковник! Разрешите доложить…
Он посмотрел на меня с улыбкой, и мне показалось, что он уже обо всём знает. Однако он сказал:
— Ну-ну, докладывай. — И терпеливо выслушал всё, что я хотел ему рассказать.
— Ладно, не расстраивайся, всё будет нормально. — добродушно сказал он мне, когда я завершил свой рассказ.
И действительно, всё было нормально. Больше мне об этой истории никто никогда не напоминал.
Как ни странно, Соломону удалось найти, всё-таки, место, откуда отправлялась экскурсия. Это была площадь возле городского железнодорожного вокзала. Соломон с видимым облегчением высадил нас там и, довольный, уехал.
Экскурсанты уже начали собираться. Отсюда отправлялось сразу несколько экскурсий. Сергей, экскурсовод предыдущей нашей экскурсии, тоже был там. Он узнал меня и, даже, почему-то, обрадовался нашей встрече. Однако, мне очень не понравилось то, как высокомерно он вел себя в иерусалимских магазине и ресторане, и я сделал вид, что его не узнал, чем, похоже, его обидел.
На сей раз экскурсоводом нашим была молодая женщина по имени Марина. Она пересчитала нас, сверилась со списком, и мы тронулись в путь. Автобус наш, после того, как мы выехали за пределы Тель-Авива, первым делом подъехал к большому загородному ресторану. Многим пришлось вставать рано, чтобы вовремя добраться до Тель-Авива, и они успели проголодаться. Прием пищи проходил организованно, чувствовалось, что контакт у Марины с рестораторами налажен. Однако она, в отличие от Сергея, старалась вести себя так, чтобы это не бросалось в глаза окружающим.
Двинулись дальше. День выдался пасмурный, нежаркий. На сытый желудок хорошо дремалось. Так хорошо, что я даже не заметил пасущихся недалеко от дороги коров. Хоть я их и не видел, но со слов тех, кто видел, знаю, что в Израиле коровы совсем не такие, как у нас. Они низкие,белые, квадратные. Похожи, говорят, на вымя с рогами. Марина рассказывала по дороге что-то интересное, но я, по своей плохой привычке, быстро забыл всё, что она рассказывала. Помню только, что она пообещала нам посещение того места на реке Иордан, где был крещён Иисус Христос. И сказала, что те, кто пожелает, может совершить в этом месте крещение, но для этого надо будет обязательно приобрести специальную крестильную рубаху, потому что в трусах туда не пускают.
В Назарете, прежде чем пойти в магазин, мы посетили христианский храм. Хозяевами храма были монахи-францисканцы. Внутрь храма они нас не пустили, поэтому Марина долго водила нашу группу по двору этого храма и опять рассказывала что-то интересное.
От храма до магазина — этой, похоже, неотъемлемой составляющей каждой экскурсии для гостей из бывшего СССР — было недалеко и мы прошли этот отрезок пешком. В основном, ассортимент товаров был здесь тем же, что и в иерусалимском магазине. И цены, так же как и там, были в шекелях, а нас убеждали, что это в долларах. Здесь нас тоже уверяли, что продают нам товар за полцены, а на деле выходило, что в два раза дороже Но, кроме всего, что лежало на прилавках там, здесь был еще и большой выбор крестильных рубах. И все мы, помня слова Марины-экскурсовода о том, что нас отвезут, во время этой экскурсии, к месту крещения Иисуса, бросились покупать себе эти рубахи. Но, покупая крестильные рубахи, мы не знали ещё, что рубахи эти — с сюрпризом.
Марина убеждала нас покупать крестильные рубахи, рассказывала о чудесных свойствах, которые обретет такая рубаха после того, как мы, облачившись в нее, погрузимся в волшебные воды реки Иордан — там, где крестил Иисуса святой Иоанн Креститель. Она была весьма убедительна, и мы ей поверили.
После магазина, обзаведясь рубахами, поехали креститься на реку Иордан. Крестильная выглядела весьма цивилизованно. Большое одноэтажное здание современной архитектуры, просторная автостоянка, ресторан, комфортный душевой павильон и купальня. Однако ничего похожего на христианский храм или хотя бы часовню, которые естественно выглядели бы в таком месте, не было.
Переодеться в крестильную рубаху для того, чтобы войти в купальню, сооруженную тут же, на берегу реки Иордан, можно было только в душевом павильоне. Билеты для посещения этого павильона были на удивление дорогими, но не было никакой другой возможности совершить омовение в святых водах. Обслуживающий персонал строго следил за соблюдением порядка. Двое мальчишек, лет 12-14, которые попытались переодеться, спрятавшись за углом здания, были с позором выдворены за пределы огороженной высоким металлическим забором территории.
Приняв душ и переодевшись, я спустился по бетонным ступенькам к реке. Течение было довольно-таки быстрым, но с ног не сбивало. Река оказалась прохладной, однако не холодной, мутной, почти совсем не прозрачной. И это было очень кстати, потому что рубаха, едва только я вошел в воду, стала подниматься кверху. Вода совсем не была солёной, но, тем не менее, была на удивление плотной, выталкивала вверх, не давая окунуться в нее с головой. Чтобы погрузиться, необходимо было сделать гребок руками снизу вверх, однако при этом рубаха опять же поднималась кверху. Я, кое-как ,сумел, наконец, погрузиться с головой и направился к ведущим из воды ступеням. И вдруг увидел. что рубаха на выходящей из реки впереди меня женщине стала прозрачной, облепила ее фигуру. Она шла как будто голая.
Перевел взгляд на другую выходящую из реки женщину — с ней происходило то же самое. Я осмотрелся — моя рубаха тоже прилипла к телу и стала прозрачной. Я, сконфузившись, быстро обдернул её, чтобы не так сильно прилипала к телу, и поспешил в душевую.
Лишь значительно позже, уже вернувшись из Израиля домой, мы узнали, что Иисус крестился, на самом деле, совсем в другом месте. Нам осталось утешаться тем, что река была всё-таки той же самой. Это был Иордан.
После омовения в священной реке наш автобус направился к озеру Кинерет. Марина объяснила нам, что в том месте, где апостол Петр, который, как известно, был рыбаком, ловил свою рыбу, которая и сейчас водится в озере Кинерет, и называется она Рыбой Святого Петра, сейчас стоит ресторан, в котором нас накормят этой знаменитой рыбой. А также будут предлагаться разнообразные салаты, которые, сколько бы мы их ни съели, обойдутся нам всего лишь в тридцать пять шекелей.
Ресторан нам понравился. Чистенький туалет, обходительный персонал, просторный зал, белые скатерти, прилавок с набором салатов, которые мы сами накладывали себе в тарелки. Однако второе блюдо было только одно. Это блюдо называлось "рыба". Первых блюд не было совсем.
В ожидании второго мы начали есть салаты. Они оказались непривычно острыми. Тем временем официанты начали уже разносить свою рыбу. Жена приглядевшись к тому, что лежало на тарелках, сказала мне:
— Ты знаешь, что-то совсем неаппетитно выглядит эта Рыба Святого Петра. Да она у них и на себя-то непохожа. Я видела как-то ее в интернете.
— Ладно, — сказал я, — сделаю вид, что пошёл в туалет, а сам пройду рядом со столами и попытаюсь разглядеть, как следует, эту рыбу.
— Иди, — посоветовала она, — постарайся пройти ближе к тому краю, с которого официанты начали её разносить.
К ресторану, один за другим, подошли еще два автобуса и зал начал наполняться людьми. Я подождал, пока поток вновь прибывших стал иссякать, и двинулся к выходу предписанным маршрутом. Знаменитая рыба и в самом деле выглядела неказисто.
Зайдя в туалет, был потрясён произошедшей там метаморфозой. В помещении стоял неприятный резкий запах, унитазы были запачканы фекалиями, кругом валялись грязные обрывки бумаги. Захотелось помыть руки, но воды в кранах уже не было. Вода в Израиле стоит достаточно дорого, её экономят, и поэтому, видимо, когда прибыло сразу несколько автобусов с экскурсантами, эта экономия полезла наружу обилием грязи.
Вернувшись из своего разведывательного рейда, я сказал жене, что рыбу брать не стоит. Когда мы сообщили об этом своём решении подошедшему к нам официанту-палестинцу, который, как и остальные официанты в этом ресторане, знал по-русски только три слова — "салат", "рыба" и "да", тот посмотрел на нас свысока и с нескрываемым презрением бросил на стол немного денег, что должно было означать сдачу.
Я, рассердившись на него за такое поведение, решил потребовать, чтобы он вернул мне сдачу полностью. Указал ему на брошенные им на стол деньги, потом на тарелку с салатом и, глядя ему в глаза, твёрдо сказал:
— Тирти файф!
Он разозлился и, не скрывая этой злости, добавил немного денег. Мы не стали ещё раз пересчитывать сдачу.
Обратно в Тель-Авив мы вернулись уже затемно. Марина вышла где-то посередине пути — ей нужно было возвращаться в поселение на Западном берегу, где она жила постоянно. А нам предстояло еще добираться от Тель-Авива до городка посреди холмов Западного Берега, где должен был встретить нас на своём автомобиле Соломон. Водитель нашего автобуса наотрез отказался подвезти нас по дороге в такое место, откуда нам добираться было бы удобнее. Он тоже был выходцем из нашего бывшего СССР, причём относился к той части этих выходцев, довольно многочисленной, кстати, которая культивирует в своей душе злобу по отношению к бывшим согражданам, словно считая их виноватыми в том, что не всё удалось в жизни.
Таким образом, нам пришлось ехать до конца маршрута, который находился там же, где и начинался утром — на площади около железнодорожного вокзала. Там, осмотревшись, мы направились к находящейся неподалёку остановке городского автобуса. Там уже находилась одна из экскурсанток нашей группы. Мы попытались узнать у неё, как нам добраться до городского автовокзала. Однако, она не могла нам помочь, поскольку ничего не знала сама.
Неподалёку от остановки стоял автобус, в кабине которого водитель готовился к отправлению в рейс.
— Знаете что, — предложила наша собеседница, — иврита я, конечно, не знаю, но неплохо владею английским. Давайте я у этого водителя по-английски спрошу, как вам проехать, он ответит мне тоже на английском языке, а я вам потом переведу его ответ на русский.
Так и поступили. Водитель долго пытался понять, чего же от него хотят. Потом, наконец, понял и на чистом русском языке сказал:
— Садитесь в мой автобус. Он, конечно, идет медленно и будет много раз поворачивать в разные стороны, но в конце концов привезёт вас к городскому автовокзалу. А иначе не доберётесь. Вы же совсем ничего не понимаете…
И действительно ехали долго, более сорока минут, много раз куда-то поворачивали, иногда начинало казаться, что вообще ездим по кругу. Но всё-таки, в конце концов, приехали к городскому автовокзалу. Прямо ко входу.
Мы успели только к последнему рейсу в нужную сторону. На перроне народу почти не было. Услышав, что мы разговариваем по-русски, и угадав в нас туристов, к нам подошла невысокая стройная женщина, тоже ожидающая автобус. Разговорились. Она рассказала, что приехала в Израиль несколько лет назад, из Казахстана. Следом за ней переехали сюда и её родители. По образованию учительница, но в Израиле работу ей найти невозможно, приходится подрабатывать сиделкой - присматривать за престарелой женщиной. Ездит каждый день в Тель-Авив и обратно. Очень хотела бы уехать отсюда, но не может оставить стариков - родителей.
Чувствовалось, что ей плохо в Израиле, что она одинока и несчастлива. Было жалко ее, но слов для утешения не было.
Автобус отправился полупустым. Еще пока ехали по Тель-Авиву, автобус останавливался на всех остановках городского транспорта, пассажиры входили и выходили. Но, выехав на шоссе, машина стала набирать скорость. Водитель — крупный, стриженый наголо, мужчина лет сорока — был, похоже, гонщиком в прошлом. Особенно заметно это стало позже, когда мы свернули с широкого, прямого шоссе на дорогу, петляющую среди холмов. Водитель не только не сбросил скорость, а даже увеличил её. И лихо рулил только одной рукой, а во второй держал большое яблоко, которое интенсивно грыз. При этом он громко обсуждал что-то, часто оборачиваясь, со своим знакомым, сидящим позади него на пассажирском сиденье. Иной раз, на крутых поворотах, у нас прямо-таки перехватывало дух.
Но нам всё же удалось благополучно добраться до конца маршрута. Вновь набирая скорость, автобус скрылся за поворотом, а мы остались ждать Соломона, который, почему-то задерживался. По дороге мы позвонили ему по старенькому "пелефону", как в Израиле называют мобильники. Когда ехали в Израиль, собирались купить сим-карту, но оказалось, что пелефоны работают по другому стандарту и сим-карт не имеют. Соломон выручил нас в этой ситуации, выделив в наше распоряжение один из своих старых пелефонов.
Улицы были пустынны, света в окнах не было. Неподалёку находился блокпост, перекрывающий въезд в городок. Солдаты несколько раз лениво обернулись в нашу сторону и потом потеряли к нам всякий интерес. Только тут мы обнаружили, что, уезжая утром на экскурсию, забыли взять с собой паспорта.
Однако, всё обошлось. Появился Соломон на своём "пепелаце" и забрал нас.
— Что-то вы сегодня добрались быстрей, чем обычно, — сказал он, — дороги, наверное, пустые?
— Да, — ответил я ему, усмехнувшись, — и водитель опытный попался. Очень быстро ехал.